Читать интересную книгу Криппен - Джойн Бойн

— Возможно, именно это Он и делает, — возразил юноша. — Призывает меня служить больным — лечить их. Возможно, Он хочет, чтобы я стал врачом. Ведь это такая благородная профессия.

— Господь считает медицину языческим искусством, и ты это знаешь. Иначе зачем бы Он насылал болезни на малых детей, если бы люди могли от них запросто исцелять? Лучше оставить все как есть. И да исполнится воля Господня.

Хоули вздохнул. Недавно он отрастил усы и теперь в минуты напряжения легонько их поглаживал. Он старался держать себя в руках, а не то его шансы на успех уменьшатся.

— Мама, прошу вас, — тихо сказал он. — Неужели вы не понимаете, как для меня это важно?

— Сколько тебе нужно? — спросил Сэмюэл, не смея поднять глаза на жену, хоть и чувствовал, как ее ядовитый взгляд пронзает его, подобно тысяче копий, и знал, что позже за это поплатится.

— Курс обучения обойдется в пятьсот долларов в год…

— Пятьсот долларов? — изумленно воскликнула Джезебел. — И речи быть не может.

— Дорого, но учеба того стоит, — возразил Хоули. — Если я найду ночную работу, то, возможно, смогу зарабатывать сто долларов в год. Конечно, трудно будет днем учиться, а ночью работать, но я готов принести эту жертву, — добавил он, взывая к материнской жажде мученичества.

— Значит, тебе понадобится четыреста долларов в год в течение четырех лет, — уточнил Сэмюэл.

— Да.

— Тысяча шестьсот долларов.

— Совершенно верно.

— Это абсолютно невозможно, — твердо заявила Джезебел.

— Думаю, мы могли бы перезаложить лавку, — сказал отец, раздумывая над этим и поглаживая лицо, как бы подражая сыну. — Банк мог бы это разрешить, но нет никаких гарантий, что там…

— Никто не будет перезакладывать лавку, — воскликнула Джезебел. — Сэмюэл, мы трудились все эти годы и наконец получили ее в свою полную собственность. Я не собираюсь теперь влезать в долги лишь затем, чтобы Хоули выкроил для себя угол в дьявольских угодьях.

— Ах, мама! — вскрикнул он в отчаянии. — Вы ничего не видите дальше собственного носа.

— Извини, Хоули, — сказала Джезебел. — Я знаю, как ты разочарован, но тебе известно мое мнение, и ты не заставишь меня изменить его. Я просто не представляю, как мой собственный сын может посвятить себя подобной профессии. Если ты чувствуешь призвание помогать людям — стань учителем. Стране требуются молодые учителя, и ты идеально подошел бы для такой профессии. Или, может, церковнослужителем?

— Но я не хочу никого учить, — закричал он. — И тем более не желаю читать проповеди. Я хочу быть врачом! Заниматься медициной! Неужели так трудно понять?

Джезебел закрыла глаза и принялась раскачиваться в кресле, тихо напевая под нос «О, Благодать!».[11] Так она обычно давала понять, что разговор окончен.

Хоули взглянул на отца — последнюю линию своей обороны, но Сэмюэл лишь пожал плечами и покосился на жену, словно говоря, что последнее слово за ней и он здесь бессилен. Обезумевшему от горя Хоули осталось лишь написать в университет и сообщить, что, несмотря на свое желание стать студентом, он не в состоянии платить за учебу. В глубине души молодой человек надеялся, что ему предложат стипендию, но приемная комиссия мгновенно согласилась с его решением и поблагодарила за проявленный интерес — в письме не было и намека на сочувствие.

Таким образом, Хоули пришлось навсегда распрощаться с мечтой об официальной врачебной практике. Впрочем, имелись и другие курсы — подешевле, на которых он мог удовлетворить свою жажду знаний; Хоули решил разведать о них подробнее и, пытаясь заглушить разочарование, остановился на них за неимением лучшего. В одном из выпусков «Двухмесячного обозрения практикующего врача» он прочитал, что Медицинский колледж Филадельфии предлагает заочный курс общей терапии, рассчитанный на двенадцать месяцев: по его окончании выдавался диплом. Обучение стоило шестьдесят долларов — сумма равнялась его годовому доходу, но Хоули подумал, что это недорого, послал заявление и вскоре был принят на учебу.

Чтобы скопить денег на диплом, Хоули отправился на поиски ночной работы, и ему предложили место на бойне Маккинли-Росса, где три раза в неделю, с девяти вечера до шести утра, он получал туши овец или коров, которые требовалось свежевать, потрошить и резать на куски.

Хотя Джезебел и Сэмюэл были в ужасе, в начале учебы эта работа казалась Хоули вполне естественной. Долгими ночами водил он пальцем по различным частям человеческого тела, изображенным в «Анатомии Грея»,[12] изучая их названия и функции и понимая, как легко все они ломаются или изнашиваются. Он знал расположение слабых точек в связках и сухожилиях — и хотя еще ни разу не разрезал ножом труп, мечтал об этом и уже выяснил, с помощью каких надрезов его проще всего вскрыть. Работа на бойне была далека от идеала, но юноша с удовольствием предвкушал, как ему принесут свежезабитое животное, поручив отделить кости от мышц, а кожу — от органов, собрать отдельно кровь и разрубить тушу на отбивные для обеденного стола. Возможно, кому-то это внушило бы отвращение, но, думая о предстоящем, Хоули Харви Криппен непроизвольно облизывал губы.

В первый вечер ему дали в напарники шестидесятидвухлетнего ветерана бойни Маккинли-Росса по имени Стэнли Прайс, который, как сообщили юноше, и обучит его ремеслу. Это был тощий старик со слегка сутулой спиной и грязно-седыми волосами В первую очередь Хоули обратил внимание на то, что руки учителя покрыты красными линиями, — тридцать семь лет разрубал он туши мертвых животных, и в поры так глубоко въелась кровь, что на коже старика как бы остались отпечатки миллионов внутренностей.

— Никакой водой не смоешь, — с гордостью сказал ему Прайс. — На моих руках больше крови, чем у любого душегуба из тюряги. И я намного лучше орудую ножом. Когда-нибудь разделывал тушу?

— Нет, — признался Хоули со смехом — вопрос был нелепым. Можно подумать, что во времена своей мичиганской юности он долгими, истомными летними днями, сидя на крыльце, вспарывал брюхо приблудным собакам и кошкам.

— А хочется?

— Да. Я учусь на врача в Медицинском колледже Филадельфии. — Это было невинной ложью: владельцы диплома МКФ по общей терапии не имели права называть себя врачами, хотя, конечно, получали определенное медицинское образование. Хоули решил, что ничего не потеряет, если немного набьет цену, и даже вызовет к себе уважение.

— Но если ты учишься в Филли — какого черта делаешь в Мичигане?

— Это заочные курсы, — объяснил юноша.

— Заочные докторские курсы? — скептически переспросил старик.

Хоули кивнул, решив твердо стоять на своем.

Они пристально посмотрели друг другу в глаза — это продолжалось несколько минут, — затем Прайс тяжело вздохнул, втянув носом воздух, и, покачав головой, отвернулся.

— Когда захвораю, не вздумай меня лечить. Врач-заочник, — пробормотал он про себя. — И куда катится этот мир?

— Сколько туш мы должны разделывать за ночь? — спросил Хоули, желая сменить тему и вернуться к предстоящей работе. Он пытался говорить как можно степеннее, чтобы не показаться кровожадным.

— Если повезет, лично я могу управиться за ночь с пятью коровами и, возможно, двумя-тремя овцами — для разнообразия. Разделать полностью — от цельной туши до кусков для мясного фарша. Ну а ты… — Он окинул парня взглядом с головы до ног, словно бы никогда не видел столь малоподходящего кандидата. — Первые месяцы в лучшем случае — одна туша за ночь без чужой помощи. Дело не в количестве, Криппен. Запомни это. Каждую тушу нужно разделывать искусно, и если ты будешь выполнять в пять раз меньше работы, чем кто-нибудь другой, — ничего страшного. Главное — не торопиться, чтобы поскорее перейти к следующей. Иначе испортишь мясо.

— Ладно, — произнес Хоули, переминаясь с ноги на ногу и чувствуя, как от волнения к голове приливает кровь. — Ну и когда начнем?

— Волнуешься? — спросил Прайс. — Не переживай, скоро. Как только раздастся звонок. — Он кивнул на часы на стене — короткая стрелка приближалась в девяти. Дневная смена работников бойни заканчивалась в семь вечера, после чего приходили уборщицы, которые мыли полы и дезинфицировали рабочие столы перед началом ночной смены. Маккинли-Росс никогда не закрывалась. Скот там забивали и разделывали непрерывно.

Наконец, прозвенел звонок, и двери открылись: сорок рабочих ночной смены направились по длинному коридору, вдоль которого висели в ряд чистые белые куртки, — наверное, ученые надевали такие же в лабораториях.

— Все одинакового размера — впору любому, — сказал Прайс. — Так что бери первую попавшуюся и пошли работать. Даже не знаю, зачем над ними так хлопотать. Ведь к концу смены все равно будут в крови.