— Потому что на минуту вы попытались руководствоваться не только личными интересами, но и интересами других людей.
— Не личными, а интересами радиостанции.
Минуту или две он молчал, стараясь переварить услышанное, потом снова ринулся в бой.
— А вы никогда не допускали мысли о том, что ваши профессиональные интересы могут пойти вразрез с понятиями морали и этики?
— В данном случае в моем поведении нет ничего аморального или неэтичного, — запротестовала Шалис.
— Да, кроме того, что вы дали мне надежду на то, что я могу не бояться за своих близких.
Шалис улыбнулась.
— Вы знаете, мне кажется, что эти страхи абсолютно беспочвенны. Если мать Кела не хочет, чтобы он работал на радио, и если вы этого не хотите, то разбирайтесь с самим Келом. Вы должны решить свою проблему втроем, не впутывая в это других и не перекладывая часть ответственности за ваши семейные невзгоды на меня. Я, слава богу, не являюсь членом вашей семьи!
— Ну конечно, — презрительно бросил Ричард. — Вы тут ни при чем. Никто ни при чем. Или это в ваших правилах — предавать поверивших вам людей? А я уже был почти готов признать, что вы другая…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Шалис сглотнула комок, подступивший к горлу. Опять эта обезоруживающая искренность. Как ей отстаивать собственные позиции, когда Ричард своей откровенностью всякий раз сражает ее наповал?
В нем больше не было злости, но она не чувствовала себя победительницей. Теперь он ее презирает. Достаточно посмотреть на изгиб его чувственных губ, на выражение его янтарных глаз.
— Ричард, простите… — неожиданно для себя произнесла она, будучи еще минуту назад готовой бороться до конца. — Может быть, вы действительно делаете все это из лучших побуждений, но, честно говоря, реакция вашей сестры на то, что Кел будет у нас работать, немного истерична.
Она слегка улыбнулась, давая ему понять, что ей не очень приятно вторгаться в чужую жизнь да еще выносить какие-то суждения.
— Знаете, — она сделала паузу, — все это выглядит как обычная реакция истеричной матери, пытающейся диктовать своему чаду, как ему жить, и прибегающей к эмоциональному шантажу, когда он старается принимать решения сам. Но она должна понять, что ее малыш уже вырос и имеет кое-какие права в этой жизни.
Она увидела, как лицо Ричарда принимает враждебное выражение, но отнеслась к этому спокойно.
— Вам не кажется, что сейчас как раз подходящий момент, чтобы заставить ее трезво взглянуть на реальную жизнь?
— Взглянуть? Ей слишком часто приходилось сталкиваться с реальностью, — хмуро прокомментировал он.
— А вы всякий раз оказывались рядом и делали все, чтобы оградить ее от этой реальности? — насмешливо спросила она. — И вообще я не понимаю, почему вы думаете, что она и Кел находятся под вашей опекой, что вы имеете право вмешиваться в их жизнь таким образом. Она его мать, она взрослый человек, кроме того, она старше вас, как я понимаю.
— Но когда я двадцать лет назад не вмешался, когда я держался в стороне и не сказал ни слова, она впуталась в самый мучительный брак на свете. Брак, распавшийся совсем недавно, хотя этот ублюдок и исчез пять лет назад, когда она наконец нашла в себе силы отказать ему в финансировании его эгоистических вывертов. — В голосе Ричарда звучало раскаяние. — Вы слишком молоды и, должно быть, не помните Хая Шеридана. Актер, не добившийся успеха в профессии и, так как все остальное у него получалось еще хуже, вынужденный подрабатывать, исполняя роли в радиотеатре. Он знал, что Лусинда была богатой наследницей, и, когда наши родители погибли, решил, что ее деньги придутся ему как раз кстати. Для скрепления союза он быстренько сделал ее беременной. К сожалению, я в то время еще не мог контролировать ситуацию, мне было всего лишь тринадцать. Я не мог еще направлять ее по жизни. Да она тогда и не послушалась бы моих советов. Она вообще никого не слушала. Ни опекунов, ни адвокатов. Вы верно заметили, она старше меня. И именно эта разница в четыре года сыграла тогда роковую роль. Но я знал ее. Я знал, что ей нужна размеренная, упорядоченная жизнь, без потрясений и театральных сцен. А с Хаем это было невозможно. Так и получилось, к сожалению. Свои профессиональные неудачи он топил в бутылке, а утешения искал у других женщин. Несколько раз он надолго исчезал, но это все-таки было лучше, чем его присутствие, во время которого он физически и эмоционально измывался над ней. И когда я сейчас смотрю на нее, на то, во что она превратилась из-за этого человека, я очень жалею, что тогда оставался в стороне. И когда я вижу ужас в ее глазах при мысли о том, что Кел пойдет по стопам отца… Я бы не стал препятствовать племяннику в совершении собственных ошибок, но его мать этого не переживет.
У Шалис сжалось сердце. Она вдруг живо представила гнев и беспомощность, которые он испытывал, будучи подростком, спешащим взвалить на свои плечи ответственность взрослого.
— Ричард… — она не знала, что сказать.
— Все в порядке, — он посмотрел на нее, понимая, о чем она думает, — вы ведь не знали.
— Да…
— Но теперь знаете, — его голос снова стал твердым.
— Да, и все это мне очень знакомо. В моей семье тоже было много проблем, хотя отец и пил только в компании, и никогда не позволял себе издеваться над матерью. Но он джазовый музыкант, и к тому же тоже немного работал на радио, а мама — бухгалтер.
— И вы больше похожи на отца, чем на мать, — констатировал Ричард.
Шалис кивнула.
«По этой-то причине нам с тобой и не быть вместе, — подумала она. — Даже если между нами и возникнет взаимное притяжение, наши отношения всегда будут перепевами все той же старой мелодии, только в новом исполнении».
Она пожала плечами.
— Быть диджеем не значит быть негодяем. Может быть, мы и не очень вписываемся в рамки жизни обычных людей, но все-таки мы не такие подлецы, как ваш зять. И я не думаю, что Кел станет на него похож.
— Попробуйте убедить в этом Лусинду.
— Могу попробовать, если вы думаете, что это поможет.
— Нет, только не это. Даже и не думайте. Если она узнает, что Кел общается с людьми вроде вас, это еще больше напугает ее.
— Спасибо, — саркастически улыбнулась она, но потом уже серьезнее добавила: — Он будет работать на «Саундз ФМ», а это солидная радиостанция.
— Но именно вы привлекаете его.
— Ничего не могу с этим поделать, к сожалению.
— Ради бога, — он схватил ее за запястье, — вы думаете, мне все это нравится? Преследовать вас и рассказывать все наши семейные неурядицы? Мне это противно, тем более что я понимаю и вас, и Кела, но она моя сестра!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});