покачивая бедрами и четко печатая шаг на своих шпильках. Глядя на нее сзади, Анна окончательно уверилась, что видела ее тогда в парке.
Минуту спустя она вошла в холл, стягивая шерстяную шапочку. Голову обдало прохладой. Лилианы не было, и Анна направилась к лифту. Наверху встретила двух медсестер, они поздоровались. Свернув в коридор, увидела старшую медсестру.
– Добрый день, синьора Бернабеи! – приветствовала ее та.
– Здравствуйте, Патриция, как ваши дела?
– Все хорошо, спасибо.
– Вы моего мужа не видели?
– Нет, к сожалению.
– А детей?
– Тоже нет.
Она пошла дальше, к кабинету Гвидо. Полы сияли, отражая льющийся в окна солнечный свет.
– Можно? – Она постучала и, не дожидаясь ответа, нажала на ручку двери.
Мария Соле, закинув ногу на ногу, сидела на диванчике темно-синего бархата, стоявшего когда-то в спальне матери Анны. Гвидо был за столом. На стене за ним висел незнакомый гобелен с симметричным узором. Было жарко, как в жилой комнате, – не похоже на кабинет врача.
Мария Соле вскочила с дивана:
– Добрый день, синьора.
– Анна, – подсказала Анна.
– Да, конечно, Анна. Как поживаете?
Анна повернулась к мужу, изучая его лицо.
– Где дети? – спросила она.
– На полдник пошли. С Лилианой.
– С вашего позволения. – Мария Соле, заложив волосы за уши, обогнула Анну и выскользнула из комнаты.
– Как ты? – спросил Гвидо.
– Хорошо, а что?
– Так, просто спросил.
– Чем дети занимались?
– Да ничем особенным, все как обычно. Были то с Лилианой, то с медсестрами.
– А отец?
– Не приходил сегодня. Кстати, наверное, надо ему позвонить.
– В субботу нужно будет обязательно поехать к нему на ужин. Тем более в прошлый раз пропустили. Я не хочу. В общем, пока лучше продолжить делать вид, что все по-прежнему.
– Конечно, согласен. – Гвидо привычным жестом ткнул ручкой в стол. – А еще я хотел тебе сообщить, что со следующей недели мне тут выделяют номер-студию с кухонным уголком. Габриеле может спать на раскладном диване, а Наталия со мной.
– Лучше класть их вместе, так им будет спокойнее. – Анна блуждала взглядом по комнате, словно отыскивая что-то. Что именно – она сама не знала.
Гвидо взял телефонную трубку:
– Лилиана, приведете мне сюда детей?
– Я бы и сама за ними спустилась, – вставила Анна.
– Да не важно. Ну что, как дела?
– Хорошо, я же сказала.
– Да, выглядишь ты хорошо, только видно, что…
– Что?
– Похудела.
– Я килограмма три-четыре сбросила.
– Ну это немало. – Он опустил взгляд. – Ты ничего не принимаешь?
– В каком смысле?
– Ну там метамфетамин или какую-нибудь дрянь для похудения?
– Конечно, нет.
– И не надо, потому что там ужасные побочные эффекты.
– А, у тебя есть такие знакомые? – она многозначительно улыбнулась.
– Нет, – насупился он. – Да и кто бы это мог быть?
В дверь постучали.
– Войдите! – отозвался Гвидо.
Зашла Наталия, потом Габриеле. Лилиана только заглянула с улыбкой и ушла.
– Мама! – воскликнул сын и уцепился за ногу Анны. Она погладила его по голове.
– Бум! – крикнула Наталия.
– Бум, – повторила Анна, не сомневаясь, что этот «бум» относится к ожерелью.
Наталия – решительная, целеустремленная – всегда вступала в разговор с матерью, ее не смущало незнание слов. Совсем на нее не похожа, в который уже раз заметила Анна. Габриеле вдруг заревел.
– Что такое? – спросила Анна.
– Хочу домой.
– Что-то случилось?
– Эй, чемпион, что с тобой? – наклонился к нему Гвидо.
– Хочу домой. – Мальчик еще крепче прижался к ногам матери: это и был его дом.
Анна продолжала гладить его по голове, сдерживая раздражение. Сын так остро нуждался в ее присутствии, а она в последнее время все стремилась сбежать, улетучиться. Гвидо поцеловал детей, бережно и с такой любовью, какой Анна за ним не знала, и она вдруг ощутила глухое страдание, настолько мучительно осязаемое, что выплеснула его наружу вместе с кашлем. Она увидела заботу, которой вроде бы не было. Увидела распавшуюся семью.
– Пойдемте, дети, – сказала Анна, застегнув на Габриеле пальто.
– Увидимся в пятницу, ребята! О’кей? – спросил Гвидо.
Анна подняла на него глаза. После разговора в машине им ни разу не случалось взглянуть друг другу в лицо. За эти десять дней Гвидо часто заезжал навестить детей, но она либо уходила из дома, либо сидела в своей комнате. Не хотела с ним сталкиваться. Неопределенность служила ей щитом против боли, которая почему-то еще не вышла на поверхность. Она не думала о настоящем, стараясь сохранить какое-то подобие контроля над ситуацией. Прогоняла страдание, отвлекала себя множеством разных мелочей, которые помогали ей поддерживать внутреннее равновесие. Гвидо оставил в квартире большую часть своих вещей, и расставаться они будут постепенно, это ясно, хотя ни он, ни она не говорили об этом прямо.
Гвидо подошел поцеловать ее, Анна автоматически подставила щеку и вдруг увидела на полу рядом с письменным столом жемчужное ожерелье. Ей стало нехорошо. Она закрыла глаза, потом снова кашлянула, на этот раз выталкивая боль уже из сердца.
7
Хавьер ни разу не упомянул о той встрече Анны с Майей, и она тоже. Их любовные свидания не слишком разбавлялись разговорами. Поначалу слова шли вперемешку с сексом, и только теперь одно стало постепенно отделяться от другого.
Несколько раз беседовали о детях. Хавьер рассказал, что Гали родилась преждевременно и у нее, вероятно, есть задержка в развитии либо легкая форма аутизма. Больше всего его беспокоило, что дочь выглядит рассеянной, погруженной в себя, не способной к общению. К удивлению Анны, рассуждал он об этом без всякой нервозности. Был в нем какой-то необыкновенный покой, живой взгляд лучился безмятежностью. Подыскивая подходящие слова, он водил своими бирюзовыми глазами по сторонам и одновременно целовал ее скулы, дыхание с ароматом аниса щекотало ей шею. Он мог часами подниматься к высшей точке наслаждения. «Mi pequeña manzana[8] – так он ее называл. Или pajaro[9]. Даже когда времени не оставалось и нужно было спешить за детьми, он одевался не торопясь, длинными гибкими руками подбирая с пола брюки.
В прошлый раз Анна опередила его всего на пять минут. Габриеле вышел с хныканьем, а Гали побежала навстречу объятьям отца. Хавьер подхватил дочь, прижал ее к себе и обернулся к Габриеле:
– Que pasa?[10]
Тот пожал плечами. Из садика они в итоге вышли все вместе. День был ясный, солнце стояло высоко в окаймленном слепяще-белыми облаками небе.
– Пикник? – непринужденно предложил Хавьер, и Анна улыбнулась.
Двинулись вдоль дороги – Хавьер с дочкой впереди, Анна с сыном позади. Она глядела, как он идет своей танцующей походкой: одна рука в кармане, другая обвивает плечи дочери. В какой-то момент он вдруг, ни с кем не советуясь, нырнул