Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понял? Оружие, конечно, важное дело, а главное — надо уметь владеть им...
Тут все увидели, что бежавший по дороге «газик» неожиданно остановился напротив поворота в лес. Из машины, опираясь на толстую палку, вышел генерал в папахе и в бекеше с серым каракулевым воротником. Вслед за ним вышли еще двое: один, незнакомый Подовинникову, в добротном черном полушубке, и командир полка Густомесов. Генерал со своими спутниками поднялся на холм неподалеку от дороги и стал что-то говорить им, указывая вокруг рукою.
Шофер ожидал около машины, опершись ногою в щегольском хромовом сапоге на подножку и засунув руки в карманы короткой меховой куртки. Подовинников поднялся, поправил шапку и послал Аспанова к шоферу узнать, кто приехал.
— Хозяин... Не знаешь разве? — после долгой паузы снисходительным тоном ответил Аспанову шофер и равнодушно сплюнул в снег.
— А-а-а, — протянул Аспанов, обескураженный ответом, не зная, что еще спросить.
Вдруг генерал повернулся и пошел прямо на костер, прихрамывая и тяжело опираясь на палку. Солдаты вскочили и замерли, напряженно вытянувшись. Подовинников на секунду растерялся: «Командиру полка докладывать или генералу? Ну, конечно же, генералу!» — тут же решил он и выбежал на дорогу.
Подовинников отрапортовал, глядя в глаза генералу. Он так волновался, что не видел его лица, а только одни глаза — серые, узкие, в рамке глубоких старческих морщин, они спокойно, понимающе, неожиданно ласково глядели на Подовинникова из-под седых клочковатых бровей.
Генерал подошел к солдатам и ткнул палкой в костер:
— А костры все-таки жжете — ведь не полагается, а?
Только сейчас узнал Подовинников генерала — это был командующий армией, он видел его в прошлом году под Москвой.
«Ну, пропал, сейчас разнесет...» — подумал он и вслед за тем услышал спокойный голос Береснёва.
— Мы, товарищ генерал, дымим помаленьку, чтобы прикурить только — спички бережем...
Густомесов одобрительно улыбнулся Береснёву из-за спины генерала, а тот, прищурив глаза, сказал просто:
— Ну, глядите, чтоб немцы пока и духу вашего не чуяли! — Тут генерал добавил неприличную шутку, и его прищуренные серые глаза задорно заблестели под косматыми бровями. Все увидели, что это старый добрый человек и его не надо бояться; напряжение спало, солдаты облегченно вздохнули и заулыбались, переглядываясь друг с другом. Увидев генерала, стали подходить со всех сторон и солдаты других взводов и вскоре плотной толпою окружили костер.
Лицо генерала стало серьезным, он поднял руку, — До вас еще не успели дойти сегодняшние газеты — в них опубликовано экстренное сообщение Совинформбюро. — Голос его усилился и стал тверже: — Началось наступление наших войск в районе Сталинграда!
Дрогнула, задвигалась толпа.
Вот уже много месяцев вся страна напряженно следила за битвой на Волге: на волжских берегах бронированные орды немцев столкнулись с неколебимой стойкостью советских людей — и были остановлены. Все понимали, что там, в заснеженных степях, решалась судьба войны, и ждали, ждали, стиснув зубы, дня, когда немцев погонят от Волги.
И вот свершилось!
Это было такое великое событие, что сразу люди не могли осознать происшедшее и только удивленно переглядывались и переспрашивали друг друга, не ослышались ли они.
А генерал рассказывал:
— За три дня наши войска продвинулись на шестьдесят — семьдесят километров, заняли город Калач, захватили тринадцать тысяч пленных.
Густомесов весело добавил:
— Наступление наших войск продолжается!
Солдаты разом зашумели, заговорили, вверх полетели шапки. Кто-то молодым, восторженным голосом крикнул «ура», и все дружно подхватили крик. Потом посыпались вопросы; отвечали сразу и генерал, и Густомесов. Люди окружили их. Генерал снова поднял руку — шум стал затихать — и обвел глазами солдат:
— Я полагаю, и мы должны помочь сталинградцам! Как вы думаете, а?
Солдаты одобрительно зашумели:
— Поможем!
— Засиделись мы тут!
— Под Москвой полк хорошо держался, — сказал генерал Густомесову я выжидающе посмотрел на солдат. — Кто из вас был под Москвой?
Многие солдаты участвовали в сражении под Москвой, но никто не хотел сказаться первым, как бы выставить напоказ свою заслугу. Наступило замешательство: один подталкивал другого, время шло, но все молчали. Тогда Ромадин, набравшись решимости, хотя от волнения у него захватило дыхание, сказал громко и твердо, словно рапортуя:
— Я был, товарищ командующий... и другие тоже... Под. Клином немцев тогда окружили!
— Выходи вперед! Помнишь, как мы танки генерала Хюпнера крошили? Видел, как фашисты отступали? Вот и расскажи всем, как мы их гнали, а то ведь есть еще и такие, которые не верят, что немцы отступать могут. Ведь есть, а?
Солдаты отвечали нестройным хором:
— Нет... Таких нот... Теперь не сорок первый год...
— Правильно. Теперь не сорок первый год. Под Москвой фашистов гнали, под Сталинградом гоним — и здесь, под Ржевом, погоним! Запомните: теперь уже мы будем наступать, а не гитлеровцы! — твердо сказал командующий и так надавил на палку, что она на четверть вошла в снег. — Задачу свою в наступлении знаете?
— Так точно, товарищ генерал! — ответил Ромадин, уже оправившись от смущения.
— Задача наша известная, товарищ генерал, — добавил Береснёв, — бить фашистов, спуску им не давать, пока всех не прогоним с нашей земли!
Командующий улыбнулся словам Береснёва:
— Как твоя фамилия? Береснёв? Правильно, товарищ Береснёв, — будем бить и гнать их, пока всю нашу землю не очистим от захватчиков!..
Командующий помолчал немного, испытывающе оглядывая солдат, и добавил негромко, словно в раздумье:
— Народ, познавший свободу, нельзя покорить, нельзя... — Возвысив голос, он сказал: — Так я на вас надеюсь, ребята…
В это мгновение в нескольких десятках шагов разорвался снаряд, и крупные осколки с грозным шуртаньём пронеслись над головами. От неожиданности люди пригнулись, только Подовинников стоял неподвижно, расширенными глазами глядя на командующего, который неторопливо повернулся в сторону разрыва и спокойно закончил:
...Не подведите меня, не посрамите мои седые волосы...
Подовинников как бы оцепенел от испуга: ведь в расположении его взвода могло сейчас убить командующего армией!
Командующий, видимо, понял состояние Подовинникова. Он потрепал его по плечу:
— Испугался, что отвечать придется за командующего? Ну, ладно, видишь — все целы... — и пошел к машине, тяжело припадая на правую ногу и опираясь на палку, каждый раз глубоко уходившую в снег.
Подовинников долго глядел вслед командующему:
— Видали? Снаряд рядом упал, а он стоит как свеча—даже не пригнулся!
— Боевой генерал, с важностью сказал Береснев, — под Калинином сам в атаку ходил, тогда его и ранило!
Липатов обеими руками сдвинул шапку на затылок и широко улыбнулся:
— Ну, братцы, видать и мы скоро тронемся!..
— Пора, давно пора начинать, — отозвался Федя Квашнин и, с треском переломив на колене несколько сучьев, бросил их в огонь. Голос у него низкий, гудящий, и говорит он всегда каким-то обиженным тоном, словно оправдывается. Может быть, это объясняется свойственной ему застенчивостью.
Матвеичев недовольно сморщил сухонькое личико;
— А по мне лучше в обороне быть. Сидишь себе в окопе, пуля тебя не достанет, спишь на своем месте, обед тебе старшина вовремя привезет...
— Кто же войну кончать будет, если мы в обороне будем отсиживаться? — корит Матвеичева Подовинников.
— Черчилль, — засмеялся Береснёв, подмигнув солдатам. — Матвеичев будет свой окоп оборонять, а Черчилль — немцев громить!
— Надейся на союзничков! — покачал головой Ромадин. — Второй фронт уж сколько обещают открыть?
— А в Африке воюют, — сказал Подовинников, — свои колонии спасают!
— Да, брат, — Береснёв насмешливо сощурил глаза на Матвеичева, — хоть в обороне и теплее, да оборона — это не гнездо, в ней победы не высидишь!
Солдаты засмеялись шутке Береснёва.
— Я не про то... Это я понимаю... Я вообще говорю... А это понятно — на дядю надеяться нечего... — сбивчиво и путано пытается оправдаться Матвеичев. Он упрямо хмурит жесткие, торчащие во все стороны брови, редкая клочковатая бородка его топорщится, и от этого он кажется колючим, как еж. Видя, что его никто не поддерживает, он обиженно умолкает и сосредоточенно роется в костре, отыскивая уголек для прикура.
К костру подбежал Балуев, ординарец Шпагина, весело поздоровался со всеми и сказал Подовинникову:
— Вас требует к себе комроты, товарищ лейтенант!
— Зачем, не знаешь?
— Насчет построения он что-то говорил с замполитом...
«Понятно... Наступление начинается», — подумал Подовинников, и от этой мысли весь внутренне подобрался. Он вспомнил о всех делах, которые надо было сделать накануне боя. Дела были важные и неотложные, а времени оставалось мало: он почувствовал вдруг, как бег времени убыстрился и оно неудержимо понеслось вперед. Он с решительным видом встал и серыми, сразу посуровевшими главами оглядел солдат, молча стоявших вокруг него:
- Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца - Илья Эренбург - Советская классическая проза
- Том 4. Властелин мира - Александр Беляев - Советская классическая проза
- Второй Май после Октября - Виктор Шкловский - Советская классическая проза
- За синей птицей - Ирина Нолле - Советская классическая проза
- Колымские рассказы - Варлам Шаламов - Советская классическая проза