Читать интересную книгу Булыжник под сердцем - Джулз Денби

– Ну же, дорогуша, пожалуйста…

Джейми глядела поверх толпы, по-прежнему улыбаясь. Они молча пялились на нее, осознавая, что: а) она женщина; б) она их не боится.

И тут огромный волосатый урод с заднего ряда завопил:

– Эй, покажи нам сиськи!

Зал разразился бурным хохотом и криками: «Да, давай, раздевайся!» В конце концов, тут по большей части студенты. Будущие лидеры нашей страны.

Моджо тихонько застонал.

– Чего это я буду показывать тебе сиськи? – дружелюбно осведомилась Джейми. – Да ты не знаешь, что с ними, нахуй, делать. Посмотри на себя: всего-то пинта пива с лимонадом – и ты уже полный осел. Знаешь, иди домой, мальчик, пускай тебе мамочка на Рождество мозги сошьет. И нечего в него пальцами тыкать – бедняжка, вот они каковы, друзья. Стукачи в натуральную величину. Не попадайся с такими в участок, приятель, – они тебя с потрохами сдадут, их пытать придется, только чтоб заткнулись.

И следующие двадцать минут она держала их за яйца.

Дико записывать то, что Джейми рассказывала – ее истории, ответы залу. Настолько все это было эфемерно, соткано из света и голубого сигаретного дыма, витавшего там, где она в тот момент обитала. Чистый экспромт; она откровенно придумывала на ходу, ловила настроения и желания. Добрые понятные шутки и байки, и публика чувствовала, будто ее куда-то приняли, будто Джейми – их старшая сестра. И никаких едких острот, типа: «Посмотрите на меня, я вас всех умнее». Только тепло, смелость и реальная жизнь. То, чем она жила, то, что видела. Любовь, умирание, исцеление, свидетелем которых она стала. Она подтрунивала над зрителями, грубила, смешила, дерзила и дразнила так, будто они – ее семья.

Я наблюдала за ними – за их внимательными лицами, за их улыбками, – и ощущала неописуемый восторг – почти любовь, только без сантиментов и соплей. Я любила их, потому что они позволяли ей делать дело; держать слово. Они были нужны ей, чтобы стать свободной; она была нужна им, потому что это Джейми, и она принадлежала им полностью и без остатка, пока стояла на этой грязной сцене.

Не то чтобы все влюбились по уши – вовсе нет. Я видела злые лица и скучающие лица, возмущение и недовольство. Но в целом у нее получилось. И я гордилась Джейми и собой, потому что мы это сделали. Тихая гордость, понятная только мне, – мол, «ну что, ублюдки, мы вас сделали». И я освободилась вместе с ней. Теперь я знала, ради чего стараюсь. Я нужна. Сердце мое ликовало.

Я посмотрела на Моджо, он на меня, и мы беззвучно выдохнули:

– Есть!

А потом все кончилось. Ее звали на бис, но Джейми стояла за кулисами и будто не слышала.

Я хотела сказать ей – давай, иди, – но тут мальчик-конферансье объявил антракт. Затем ушел со сцены к нам:

– Это было здорово. Честно. Очень оригинально. Вы сами пишете номера? Если нужна помощь, могу с вами поработать – ну там, отредактировать материал и все такое. Университетский юмористический клуб встречается по четвергам в Ширбридже, приходите… – и запнулся, увидев, как блестят ее глаза. Ему хватило ума покраснеть и пробормотать: – Спасибо, спасибо. Я… это было…

– Это тебе спасибо, милый. Клево получилось, а? – и Джейми улыбнулась.

Парень улыбнулся в ответ – по-детски, как мальчишка, каковым он и был. Я решила не раздирать его на куски за то, что переврал ее имя. Он и так запутался.

Вихрем темно-серого шелка и аромата «Пуазона» налетел Моджо. Положил руки ей на плечи, затем, мягко заключив в объятия, расцеловал в обе щеки. Окинул ее серьезным взглядом и объявил:

– Дорогуши, сегодня родилась звезда!

И мы засмеялись. Наконец, оставив двух ржущих идиотов хохотать, я отправилась к Джиму за деньгами. Он сидел у себя в каморке и мрачно дымил косяком. В воздухе висел плотный запах гашиша – косяк был явно не первый. Я закашлялась.

– Да, вот бабки. Распишись вот здесь, все из меня высоси. Прямо сердце разрывается. – И он тяжело вздохнул.

– Джимми, это какие-то жалкие двадцать пять фунтов! Для такого парня – слезы.

– Ну конечно, давай теперь мне дерзить. Далеко пойдешь, точно. Знаешь, во сколько мне обошелся этот концерт? Особенно этот кретин, господин Билли Псих, и его ебаный эскорт? Я поставил ему в гримерку бутылку «Джека Дэниелса» и бог знает чего еще, а после этого еще тебе платить! Ужасно!

– Ты не заплатил Саю.

– Скажи честно, а ты бы заплатила?

– Я молчу, но Сай хотел как лучше!

– Папа Римский тоже хотел как лучше, и к чему это привело? Ладно, заткнулся. Твоя была хороша, как Грэм и обещал. Слушай, загляни.в четверг в бар, тут внизу, часа в два. Я пообещал Грэ кое с кем тебя связать. Я не собирался, но, черт, она и впрямь супер. Уж точно лучше, чем этот помешанный на хуях эгоманьяк.

Я чмокнула его в небритую щеку.

– Давай, держись, – попрощался он.

Слегка обдолбанная я, покачиваясь, побрела обратно к бару искать Божественных Близнецов. Моджо успел набраться. Ему откровенно заговаривал зубы верзила в усыпанной рыбьей чешуей футболке регбиста. Воняло от парня, как от стелек рыбака. На накрашенных губах Моджо застыла хмельная улыбка, а по нетрезвому взгляду было видно, что он уже достиг стадии «нет, я абсо-лллю-уутно трезв». Верзила пялился на меня, и мне захотелось ему объяснить, что за даму он подцепил. На его счастье, я не кайфолом. Вдобавок Моджо – набрался он или нет – всегда умеет вовремя слинять, оставив одурманенного парня изумляться, куда исчезла экзотическая героиня его поллюций. Сердцеед.

Я поискала Ее Светлость – тщетно. Я уже собиралась прервать сладкий сон бедного регбиста и спросить Моджо, где Джейми, как вдруг заметила ее. Она стояла в углу, а над ней, уперевшись локтем в стену, нависал какой-то парень с двухдневной щетиной и в потрепанной кожаной куртке. У него было хищное ястребиное лицо, тяжелые брови и нос с горбинкой. Склонившись, он что-то шептал Джейми, а та смотрела на него. Ее лицо застыло в странной гримасе. Мне она не понравилась. Как будто Джейми подчинилась. Парень положил грязную лапу ей на талию – жестом, который Многие назвали бы романтичным, хотя мне он показался нелепым и грубым. Что-то странное было в этой сцене. Какие-то игры в подчинение. По-моему, я пе сильно преувеличу, если скажу, что будто стала свидетелем морального изнасилования. Внутри меня корежило; в затылке кололо.

Я развернулась и пошла в бар. Заказала двойной «Джеймсон» и залпом выпила. Я была в бешенстве – о чем, блядь, она думает, цепляя такого ублюдка? Сразу видно – дерьмо, над его грязными патлами с таким же успехом могла болтаться неоновая табличка: «Козел». Такой замечательный вечер – как она могла так подставиться? И подставить меня – смылась, ничего не сказала, да еще с таким уродом. Я взвинчивалась все больше. Алкоголь кислотой бурлил в венах; злость, приправленная виски, накачивала адреналином кровь. Я подозвала бармена:

– Еще один «Джеймсон», дружище. Двойной, пожалуйста…

И тут на мою руку опустилась чья-то лапа.

– Заказ отменяется, приятель, ничего? – пророкотал глубокий мужской голос.

– Что за… Господи, Гейб, что ты тут делаешь? Я думала, ты на гастролях…

– Их отменили. Гитарист сломал запястье – нажрался и довыпендривался. Идиот. Я поездом прямо из Лондона. Видел ее. По-моему, она была просто класс.

– Слушай, что за хуйня творится? Видал, с кем она? Господи боже. Нет, я ей не нянька, но – черт, это не правильно. То есть, с таким уебком… – Я как всегда запиналась – правда, на сей раз от злости. – Гейб, что с ней? Никогда ее такой не видела.

Гейб – Габриель Смит – крупный парень. Сейчас слегка располнел, но тогда еще был стройным – длинные ноги, накачанные мышцы. Кожа – я такую называю «цвета оберточной бумаги», резкие черты лица, карие глаза, черные кудри. Типичный цыган. Глубокий звучный голос, и еще мне нравились его руки – всегда сухие и теплые; большие, квадратные, с длинными пальцами, ногти как лопаточки. Ладно, ладно, я к нему неровно дышала, но это ведь не преступление – ну, с формальной точки зрения…

И в тот вечер я ему ужасно обрадовалась: он был мне нужен, большой, теплый; его добрая мужественность, если угодно. Мне нужна была защита – а на Гейба всегда можно положиться.

– Видел этого парня. Я его знаю – Доджер. И знаю его семью. Да, ничего путного.

– Значит, нужно что-то предпринять – как-то его прогнать. Наверное, Джейми наклюкалась и не понимает, что делает. Прошу тебя, это кошмарно!

– Ничего тут не поделаешь. Она, типа, не наклюкалась, зуб даю. Она всегда так. Всю жизнь. И никаких «но». Я не злобствую, это чистая правда. Пошли, хватай Моджо и поехали домой – к вам.

Он обнял меня одной рукой. Я прижалась к нему, вдохнула запах кожи, и пота, и мужчины – смесь, которая мне так нравится. И вдруг почувствовала, насколько вымоталась. Хотелось чаю и на этот раз, быть может, еще кое-чего.

К нам подплыл Моджо.

– Мои дорогуши. О, как мило, ангел Гавриил, любовь моя. Тигровая Лилия, честно говоря, я не очень трезв. Вдобавок этот потрясающий мужчина ходит за мной, как щенок. Кажется, он какой-то матрос. И весь покрыт рыбой, так странно.