Читать интересную книгу Тень жены Гамлета - Инна Метельская-Шереметьева

Лифт поднял нас на этаж, обозначенный кнопкой "2-я зона". Двери бесшумно разъехались в стороны, и мы оказались в просторном холле, отделанном черной зеркальной плиткой. Бронзовые светильники, огромные пальмы в кадках, аляповатый бордовый диванчик с декоративными ножками и две массивные двери слева и справа от лифта – вот то, что я увидела. Мы повернули налево, и подошли к квартире с огромной латунной "тройкой", утопленной в массиве драгоценного красного дерева. За этой дверью, вероятно, и должна была начаться моя новая жизнь. Авантюрная и опасная. Я глубоко вздохнула и решительно переступила порог. Удивительным образом мой чемодан и вторая «челночная» сумка, прибыв раньше меня, уже стояли в прихожей.

– Ну, что, подруга, – вот мы и дома. Проходи, располагайся, – голос Татьяны звучал откуда-то из глубины квартиры. Пока я стаскивала кроссовки, показалась и сама хозяйка – без плаща, в голубеньких девичьих джинсах и белом пушистом свитерке. Я краем глаза глянула в зеркало, где отражалась моя громоздкая фигура. Бог ростом меня не обидел (судите сами – 172 сантиметра), хотя и сохранил до сороковника стройной и худощавой, однако китайские шмотки превратили меня в огромную бабищу преклонных лет, которая на первый взгляд, годилась Татьяне не в подружки, а в мамки. Я незаметно поправила прическу и постаралась красиво выпрямить спину, одновременно засовывая кургузый свитер под ремень джинсов.

–Мой руки и будем пить чай! – Татьяна ласково потрепала меня по плечу.

– Гоша, – крикнула она в глубину квартиры – Проверь голубую комнату. Вика остановится рядом со мной.

– Татьяна Борисовна, а зачем в голубую? Мы уже с Люсей гостевую подготовили…

И из широкого дверного проема, отделявшего тонированным голубоватым стеклом холл от остальных апартаментов, появился роскошный великан. Роскошный – это очень слабое определение, поверьте. У меня даже дыхание перехватило. Рост – примерно метр девяносто пять. Плечи – как у атлета Шварценеггера, только не уродливо бугрящиеся мускулами, а … просто дающие понять, что сила в этих плечах и руках немереная. Короткая стрижка (цвет соль с перцем, благородная дань возрасту), породистое загорелое лицо и почти прозрачные светло-серые глаза. Великан сдержанно улыбнулся и вопреки правилам этикета первым протянул мне руку:

– Будем знакомы, Георгий Петрович. Для друзей можно просто – Георгий.

Пожатие было сильным, быстрым и теплым.

– Витальевна Вита, – пролепетала я, – для друзей – просто Витальевна, в смысле Вита, то есть Вика.

Татьяна весело рассмеялась и подмигнула великану. Видимо, они оба привыкли к тому, какое впечатление производит на дам сей Аполлон, поэтому от души веселились:

– Гоша – главный человек в нашем доме после Сережи. Его правая рука. Его вторая голова, глаза, уши и, что там еще у человека главное…

Я внезапно разозлилась. В моем состоянии взбеситься было легко. Даже очень. Я сделала вид, что подыгрываю «подруге» и поспешила добавить: – Второе легкое, вторая почка, второе сердце. Хотя, если сердце второе, и даже голова, то это уже отклонение от нормы. Твой муж болен, дорогая? Или инвалид Георгий Петрович?

Татьяна в недоумении уставилась на меня. Зато Георгий Петрович очень хорошо понял дурацкую шутку. Веселый блеск в его глазах словно стерли ластиком, он сухо кашлянул и отодвинул меня от чемодана:

– Позвольте, я отнесу ваш багаж.

Когда великан скрылся за голубым стеклом дверей, Татьяна шепотом обратилась ко мне:

–Какая муха тебя укусила? Гоша – реально главный в доме. В отсутствии Сережи, – тут же поправила себя она – Ты не ссориться с ним должна, а дружить. Иначе у нас с тобой будет масса проблем.

Какие проблемы нам грозят в случае немилости Гоши Великолепного, я так и не успела выяснить, так как Татьяна меня подвела к дверям ванны, сунула в руки полотенце и, сказав, что ждет меня в кухне, быстро скрылась в том же направлении, что и Георгий Петрович.

Ванная комната в доме Качаловых была ничуть не лучше моей собственной. Та же стильная итальянская сантехника, тот же унитаз, со встроенным биде и подогревом, те же плюшевые пушистые коврики на теплом полу. И даже мисочка с сухим кормом и лоток для кошачьего туалета такие же, как у нас. Видимо у Качаловых тоже жила кошка. Хозяин лотка обнаружился на полочке, с которой Татьяна минуту назад брала полотенце. Это был огромный рыжий котяра с легкомысленным зеленым ошейником на мощной шее. Кот несколько секунд пристально изучал меня, потом мое отражение в зеркале, потом коротко муркнул и прикрыл глаза здоровенной лапой. Я была ему не интересна.

Изучение туалетной комнаты (гостевой, по всей видимости) мне ничего не дало. Шеренга шампуней и гелей, мочалки в нетронутой упаковке, такие же, запаянные в пластик, зубные щетки. Вот только мылом кто-то совсем недавно пользовался, да и лак для волос был открыт: «Не иначе Гоша себе прическу моделировал», – ехидно подумала я, умыла лицо холодной водой, насухо растерла мягким полотенцем, поискала глазами расческу и, не найдя, пригладила челку пятерней. Интересно, а положила ли добрая Клара мне в чемодан мою косметику, мой фен, мою любимую щетку для волос из жесткой щетины? Как плохо оказаться вне дома, без привычных вещей и с таким камнем на сердце… Поняв, что я опять собираюсь расплакаться, я решительно открыла дверь ванной и направилась туда, где до этого скрылись Гоша и Татьяна. То есть – за голубые стеклянные двери.

Кухню я обнаружила по запаху свежей выпечки и ароматного кофе. За огромным овальным столом уже сидели Татьяна, Георгий Петрович, какая-то пожилая женщина в бифокальных очках и молодая веснушчатая девушка, уткнувшаяся в журнал «Ledy Lux». При моем появлении она даже не подняла глаз.

Зато я тупо уставилась на обложку журнала, где во всю страницу была напечатана моя собственная фотография с надписью «Леди Люкс. Выбор месяца». Вот это пердюмонокль! Но Татьяна мое пристальное внимание истолковала по-своему:

– Знакомься, Викуся – это Наточка, дочь моего старшего брата Володи. Вообще-то Ната раньше училась в Питере, но сейчас перевелась в Москву, поэтому гостит у нас. С предками у нее полный неконтакт. Так, Натусь?

Наточке, видимо, кто-то засунул в уши по банану, потому что она даже после Таниных слов головы она не подняла, не кивнула, не поздоровалась. Ну и племянница! Да я бы своего сына за такое поведение хорошенько взгрела! Взгляд от «Ledy Lux» мне пришлось оторвать, но сделала я это с превеликим трудом. Надо же, так долго ждала публикации и увидела ее в тот самый момент, когда вся наша операция может провалиться из-за какой-то обложки…

– А это моя мама – Любовь Павловна, ты же отлично помнишь тетю Любу?!

Судя по чувствительному ударению на слове «помнишь», которое сделала Татьяна, я, ее старая школьная подруга, должна была первым делом, буквально с порога броситься на шею тете Любе, что мне и пришлось с некоторым опозданием осуществить.

– Тетечка Любочка, – завопила я, обнимая худую морщинистую шею, – Как я рада! Какая встреча! А вы меня, что, совсем не помните?

Старуха чинно похлопала меня по спине, приблизила ко мне лицо и недовольно скривилась:

–Как была егоза, так и осталась. Чего это я тебя не помню? У меня близорукость, а не склероз. Отлично помню – Вика Козлова. Покойного Ивана Козлова, завхоза нашего дочка. Вечно мою Таньку с толку сбивала, курить учила, на танцульки выдергивала. И что вышло? Она маму послушала – и стала женой бо-о-льшого человека, а ты так голытьбой и живешь. Вон, в какое-то Запорожье укатила. Чего ты там потеряла, за порогами-то? Чем тебе родной дом был не гож?

Я несколько обалдела от такого напора и поневоле напряглась. Но еще больше напрягся Георгий Петрович.

– Ивана Козлова? – резко перебил он старушку. А мне Вика Витальевной представилась…

И вторая голова несостоявшегося президента внимательно и быстро взглянула мне в глаза. Бабуля цыкнула зубом и махнула в сторону Гоши рукой так, словно муху отгоняла:

– Да хоть Витальевной, хоть Хренальевной. Один шут. Мать ее в нашем Нижневартовске официанткой служила. Так по молодости лет с кем только романы не крутила. Вон, и ее, Вику, в подоле принесла, в восемнадцать-то лет!… Это ужо потом Ванька Козлов на Соньке женился. Ванька он с моим Борисом не разлей вода были. Гордость фабрики! Один старший мастер, другой бригадир…

Тетя Люба промокнула салфеткой глаза и продолжила:

– Ты, девка, на меня зла не держи. Я Ивана, отчима твоего, как родного привечала. Да и мать непутевую, Соньку, тоже любила. Шить она выучилась, так такие мне кофты шила – загляденье! Жива-то мать еще? Ваняша-то я, знаю, помер, когда мы еще в Нижневартовске жили. А как два года назад и Борис мой представился, царство ему небесное, я все старые связи и растеряла. В блокнотиках его я читать не вижу, да и писем писать не могу. Ты хоть расскажи, чего о земляках знаешь? Мамке-то твоей, поди, лет всего за полста и будет. Невеста и-ш-шо.– Бабуля тихонько засмеялась