Я снова начинаю плакать, на этот раз от чистого счастья. Я хочу подержать ребенка, но есть послед, и целительница кладет руки мне на живот, уговаривая мой кхай немного облегчить боль. Она говорит, но я не слушаю. Я очарована выражением неподдельной радости на лице Кэшола, когда он вытирает нашего сына мягкой меховой салфеткой. Тиффани и Мэйлак помогают мне подняться с родильных мехов, которые упакованы вместе с последом, чтобы Кэшол мог похоронить их позже — ритуал ша-кхай. На меня натягивают новую мягкую тунику, заворачивают в одеяла в постели, а затем моя пара оказывается рядом со мной с нашим сыном.
Я осторожно беру ребенка на руки. У меня течет из груди, и сын начинает плакать, но я хочу сначала посмотреть на него.
— Он идеален, — говорит мне Кэшол хриплым голосом.
От крошечных рожек на лбу до копны густых черных волос на голове, он сын своего отца. Его широкий нос и брови изогнуты, его маленький хвостик бьется о мою руку, когда я держу его. Он ни в малейшей степени не похож на человека, и по какой-то причине я нахожу это совершенно очаровательным.
— Посмотри, какой милый наш сын, — выдыхаю я. Я разворачиваю его одеяла, потому что хочу увидеть его крошечные ножки. У него пять пальцев на ногах вместо четырех, как у его отца, — единственный признак того, что в этом ребенке есть частичка меня. — Он замечательный.
Кэшол кивает и просто касается моей щеки.
Я поднимаю глаза и вижу, что его глаза влажны от эмоций, и мне снова хочется плакать. Черт, все эти слезы.
Мэйлак трогает Кэшола за плечо.
— Я скоро вернусь, чтобы исцелить тебя, чтобы ты мог завершить ритуал рождения. А пока я должна проверить, как там Хэйден.
— Исцелить? — спрашиваю я, бросая обеспокоенный взгляд на Кэшола. По-моему, он выглядит хорошо. Усталый, но счастливый. — Ты в порядке?
— Всего лишь несколько отмороженных пальцев, — говорит он, удивленно прикасаясь пальцем к лицу ребенка. — Она скажет моему кхаю работать усерднее, и все будет хорошо. Обратный путь был долгим и холодным.
Я открываю рот, чтобы возразить, когда ребенок громко кричит. Моя грудь снова течет в ответ. О, точно. Мне нужно покормить моего бедного ребенка. Я расстегиваю шнурки на передней части своей туники и отодвигаю кожу в сторону, затем прижимаю ребенка к груди. Я чувствую себя неловко — я никогда раньше не кормила грудью, — но его маленькая головка прижимается к моей груди, а затем он начинает сосать.
Это самая прекрасная вещь на свете.
Я касаюсь его пушистой головы, густые черные волосы уже пружинят под моими пальцами, когда они высыхают.
— Нам нужно определиться с именем.
— Ммм. — Он касается щеки ребенка, как будто не в силах оторваться ни на мгновение. Я знаю, что он чувствует. Я уже чувствую сильную, удушающую любовь к маленькой жизни в моих руках.
— Что, никаких предложений? — Я дразню свою необычно тихую пару. — До сих пор у тебя их было тонны.
Его рот кривится в полуулыбке.
— Я ужасно разбираюсь в именах, как ты уже много раз говорила. Я хочу, чтобы у него было хорошее имя. Ты должна назвать его, моя пара.
Ах. Я улыбаюсь и размышляю над именами, которыми мы перебрасывались, когда думали о малыше. Кажется, что ни одно из них не подходит как следует, когда мы объединяем наши имена в созданном обычае ша-хкаев. Я также не думаю, что человеческое имя кажется подходящим для нашего маленького мальчика, который так явно ша-кхай.
— Почему бы нам не назвать его в честь твоего отца?
Медленная ухмылка расползается по лицу моей пары.
— Моего отца?
Я киваю. Он много раз рассказывал мне о своем отце и о том, как он скучает по нему. Он рос только со своим отцом — его мать умерла при родах — и остался без семьи, когда началась кхай-болезнь.
— Почему нет?
— Ты… не возражаешь против его имени? Холвек — не очень человеческое имя. — Он касается руки ребенка, и три мизинца и большой палец смыкаются вокруг его пальца, крепко удерживая его.
Это не самое музыкальное имя, но ясно, что оно много значит для моей пары.
— Думаю, что это идеально.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Выражение его удовольствия говорит мне, что это правильный выбор.
Это маленький Холвек.
***
Мэйлак возвращается некоторое время спустя и работает над исцелением моего партнера от его незначительных болей. Пальцы на ногах не так плохи, как первоначально предполагалось, и он объявлен достаточно здоровым, чтобы пойти и закончить церемонию родов. Он берет сверток с мехами и исчезает с ним, хотя ему явно не хочется оставлять меня и ребенка. Я изо всех сил стараюсь не заснуть, но когда Холвек засыпает, я кладу его в корзину рядом со своей кроватью, а потом ложусь вздремнуть сама.
Я просыпаюсь несколько часов спустя и переворачиваюсь на другой бок, чтобы увидеть Кэшола, сидящего рядом с кроватью, скрестив ноги. Он снова держит Холвека на руках, глядя вниз с таким удовольствием, что я преисполняюсь сильной радости при виде них.
— Привет, — шепчу я. — Он голоден?
— Он спит, — признается Кэшол, но пока не отдает ребенка. — Я не смог удержаться, чтобы снова не обнять его.
Я хихикаю и пытаюсь сесть. Все болит и ноет, но я не возражаю. На данный момент жизнь кажется довольно совершенной.
— Я так рада, что ты вернулся вовремя.
Он медленно кивает и протягивает одну руку — ребенок прижат к его груди — чтобы снова переплести свои пальцы с моими.
— Я знал, что я тебе нужен.
— Как шестое чувство Рокана?
Он качает головой.
— Просто внутреннее чувство. К тому же, я устал делить меха с Хэйденом.
Я тихонько хихикаю.
— Делить меха?
Он кивает и начинает рассказывать мне о последних нескольких неделях, которые он провел на тропе. Очевидно, он и Хэйден охотились вместе, оба они стремились вернуться домой.
— К сожалению, большую часть времени мы провели в пещере, рыча друг на друга, пока дул ветер. — Он сжимает мои пальцы и смотрит на Холвека сверху вниз. — Я хотел быть здесь с тобой. Каждый день это была борьба, зная, что вы оба ждали меня.
— Все было в порядке, — говорю я, удивляя себя осознанием того, что на самом деле это было не так страшно, как я боялась. — Я была занята. Я сделала тебе гамак.
— Га-мак? Что это такое?
— Это перевязь, которая удерживает тебя над землей во время сна. Это удобно. Я покажу тебе позже.
— Еще один человеческий обычай? — Он выглядит удивленным. — Что дальше? Должен ли я мыться стоя?
На самом деле…
Ребенок просыпается, и я автоматически тянусь к нему. Кэшол передает его и прижимается ко мне, когда я снова начинаю нянчиться с Холвеком. Я кладу голову на плечо Кэшола, и волна абсолютного удовлетворения проходит через меня.
— Я забыла поблагодарить тебя, — бормочу я. — За охоту за сокровищами. Это было так заботливо с твоей стороны.
Он усмехается и утыкается носом в мою шею.
— Я хотел дать тебе что-то, чего ты будешь ждать с нетерпением, пока меня не будет рядом, чтобы скрасить твой день.
Я улыбаюсь.
— Ты это сделал. Однако я не сильна в охоте за сокровищами. Я так и не нашла последний.
— Нет? Это здесь. — Он перегибается через край кровати.
Озадаченная, я наблюдаю, как он выуживает что-то из-под связок кожаной набивки и толстых мехов, которые составляют гнездо нашей кровати.
— Что здесь?
— Последний подарок. — Он достает завернутый в кожу сверток, покрытый еще большим количеством ужасных каракулей, и протягивает его мне.
— Открой это, — мягко говорю я, указывая на ребенка.
Он так и делает, и мгновение спустя кожа распахивается, открывая еще больше странных дисков с отверстиями в них. На самом деле, несколько.
— Что это такое? — восклицаю я. — Я пыталась понять это в течение нескольких дней.
Кэшол выглядит удивленным.
— Это минусы. Как ты мне и рассказывала.
— Минусы?
— Э… мани… моны? — Когда я продолжаю выглядеть озадаченной, он качает головой. — Ты сказала мне, что люди используют минусы, чтобы придать ценность вещам. Что вы используете их вместо бартера.