- Люси, можешь подняться сюда, пожалуйста? Мы уезжаем через полчаса, а ещё нужно уладить много вещей! - закричала мама, подчёркнуто нейтральным тоном, через всю лестничную площадку. Она абсолютно точно стояла всё это время возле окна и наблюдала за мной и Серданом.
Много вещей, которые мама упомянула были: навалиться вместе с Леандером на мой чемодан, чтобы можно было закрыть застёжки, потому что он считал, что одной книги Гарри Поттера не хватит и для уравнивания нужно было добавить Поющие в терновнике для его программы чтения; украсть из маминой аптечки валерьянку, из которой он тут же проглотил две таблетки, чтобы пережить путешествие; незаметно положить дополнительные бутерброды в пакет для дорожной закуски, чтобы насытился также и наш невидимый гость; побрызгать в катафалке освежителем воздуха, чтобы изгнать запах смерти (машина не пахла смертью, но Леандер упрямо утверждал, что ему станет плохо, если я ничего не предприму против вони); придумать сомнительные предлоги для того, чтобы переложить вещи в машине и таким образом оставить на узком заднем сиденье место для меня и Леандера.
Когда мы выехали около полудня, мы были все измученны и никто из нас не испытывал желания поговорить, даже Леандер. Он тихо сидел рядом со мной и иногда прижимал нос к своим запястьям, которые он ещё раньше, щедро намылил Armani-гелем для душа. Атмосфера была мерзкой. Мы впервые поехали в отпуск по прошествии многих лет, да если быть точной, это первый настоящий семейный отпуск, так как летние каникулы в деревне в бывшем доме бабушки Анни не считались. Но мы все состроили такое лицо, как будто ехали на погибель. И так мне это и казалось.
Поэтому я задвинула маленькие, серые шторы на моём окне, облокотвшись головой на рюкзак, закрыла глаза и всю оставшуюся поездку делала вид, будто меня здесь нет.
Глава 6. Чёрная бригада
- Эй! Не хочешь потихоньку уже выбираться оттуда? - прошипела я. Леандер только страдальчески вздохнул, но не пошевелился. Он всё ещё лежал поперёк заднего сиденья, лицо бледное как смерть, руки скрещены на животе. Постепенно я начинала за него волноваться.
- Леандер пожалуйста! Папа повезёт машину сейчас в гараж, а ты точно не хочешь провести отпуск в его автомобиле. Я думала, здесь пахнет смертью.
- Так и есть, - выдохнул Леандер с закрытыми глазами. - Я их чувствую ... я чувствую всех, кто лежал здесь внутри ...
- Ещё одна причина, чтобы выйти. У нас осталось не так много времени. – Я, проверяя, посмотрела на нашу ярко-красную повозку, которая стояла на краю большого палаточного лагеря, но не смогла обнаружить маму и папу. Зато увидела семью, которая должна будет нас сопровождать. И нашу лошадь - огромную, толстую кобылу-тяжеловоза по имени Шанталь, которая равнодушно жевала сено и до сих пор не одарила нас ни одним взглядом.
Мама долго гладила её, после того, как она была представлена нам организатором, как «une madametrès jolie (франц. милая дама)», но она даже не высунула свою огромную голову из корзины для корма. Вместо этого она громко пукнула, подняла хвост и вывалила гигантскую кучу дерьма на траву.
Папа в последний момент смог ещё отпрыгнуть в сторону, чтобы спасти свою свеже-вычищенную воском обувь. Потом, казалось мёртвый, эльзасский крестьянин показал нам, как нужно запрягать Шанталь и подбадривать её, чтобы та шла. Шанталь стояла, как памятник, глаза полузакрыты, левая, задняя нога согнута в колени, и не издавала ни звука. В лучшем случае дрожали её бока, чтобы разогнать мух. Я сомневалась, что хоть что-то в мире, заставит её идти вперёд.
Я ничего бы не имела против, если Шанталь в течение всей недели оставалась бы стоять здесь.
Потому что семья, которую прикрепили к нам и с которой мы должны будем двигаться от одного места до другого - с двумя повозками было якобы более безопасно, совсем мне не нравилась, и я была убеждена, что мама и папа чувствовали тоже самое.
Семья Хемпель состояла из худого мужчины, ещё более худой женщины и двух тощих детях, которые, не переставая, вталкивали в себя сухой хлеб и смотрели на нас своими большими глазами.
- Слабаки, - пробормотала мама уничижительно, после того, как семья Хемпель поприветствовала нас и протянула свои потные руки. Мне захотелось тут же выдернуть свою. Сеппо называл такое пожатие рук «приветствием мёртвой рыбы». Было такое чувство, будто касаешься зомби.
Но меньше всего мне нравилось то, как семья смотрела на нас и перешёптывалась. Ладно, на маме был одет невозможный наряд, в двух различных тонах розового цвета, вместе с украшенными бусинками сандалиями. А папа захотел влезть в свой «пиджак для путешествий», потому что тот стал слишком потрёпанным, чтобы одевать его в бюро, и тем более он не мог (по его мнению) принимать в нём клиентов. Маме даже пришлось нашить на локти заплатки. И всё же, для отпуска в цыганской повозке, он был совершенно не подходящим. Но папа был папой, а мама была мамой.
Одежду они, к сожалению, не умели выбирать.
Слабаки напротив были с головы до ног покрыты воздухопроницаемой одеждой от Jack-Wolfskin и на них были обуты уродливые, водонепроницаемые сандалии; у мужской части коричневые, у женской тёмно-фиолетовые. Конечно же их лошадь была более стройной, чем у нас и позволяла детям кормить себя неспелыми яблоками.
Больше всего мне хотелось спрятаться в нашей цыганской повозке, но она была настолько крошечной, и битком набитой, что мы почти не помещались туда втроём - разве что втискивались на узкие койки. По две друг над другом, справа и слева прохода.
Только когда я стояла в повозке и осматривалась, мне стало ясно, что означал этот отпуск: Я должна буду спать с моими родителями в одной комнате, в которой было меньше квадратных метров, чем в нашей ванной. Мама быстро решила, что будет спать подо мной, а папа рядом с ней, а оставшуюся верхнюю койку мы будем использовать как место для багажа для чемоданов, сумок и одежды. Для меня было загадкой, где будет ночевать Леандер. На своих душевых оргиях он тоже мог поставить крест. Душа не было, также как и туалета. Всё что цыганская повозка предлагала в области санитарии, это был химический туалет «для чрезвычайных ситуаций» и квадратная раковина, в которой можно было помыть несколько чашек. Леандер ещё горько пожалеет, что выбрал этот отпуск. Может быть, он уже это делал.
- Давай возьми себя в руки и выходи. Скоро дадут ужин и ...
- Ооооо ..., - застонал Леандер и схватился за живот. - Не хорошо. Никакого ужина. Я не только чувствую запах смерти. Я также чувствую её вкус.
Громкий грохот заставил мой взгляд снова устремиться в сторону лагеря. Наша цыганская повозка угрожающе качалась. Наверное, мама складывала вещи и заправляла койки. Папа стоял беспомощно перед козлами и пытался рассортировать кожаные ремни конской узды, в то время как дети слабаков, лица которых были покрыты красными пятнами, тащили новый груз зелёных мини яблок. Их конь, цвета ржавчины, восторженно фыркал. Всё что я до сих пор видела от Шанталь только её квадратный зад, цвета карамели.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});