Читать интересную книгу Отшельник. (THE HERMIT) - Лобсанг Рампа

— Но как я могу проявлять разумный интерес, — сказал я ему, — если меня здесь держат как пленника, безвольного и безучастного пленника, который не имеет даже самого смутного представления о том, что его окружает или где он находится? Как могу я проявить какой-то интерес, если вы относитесь ко мне, как к праху у своих ног? Со мной обращаются хуже, чем мы обращаемся со своими умершими, отдавая их тела на съедение грифам. Мы выражаем свое уважение и мертвым и живым — вы относитесь ко мне, как к экскрементам, которые выбрасываются в поле без всяких церемоний. А еще вы утверждаете, что вы цивилизованные люди, хотя я и не знаю, что это означает!

Человек был явно потрясен, моя неожиданная вспышка произвела на него немалое впечатление. Я слышал, как он меряет шагами комнату. Вперед, потом скрип подошв, когда он на них разворачивался. Назад, потом опять вперед. Вдруг он остановился возле меня и сказал:

— Я должен проконсультироваться со старшим.

Он быстро двинулся прочь, и разговор его, по-видимому, был нелегким. До моего слуха доносилось «жжж-жжж-жжж», потом «хрр-хрр». Потом я услышал резкий металлический щелчок и стаккато звуков.

«Кто-то держит речь», — предположил я.

Приставленный ко мне человек говорил долго, издавая какие-то особые звуки. Понятно, это была дискуссия, которая продолжалась несколько минут. Со стороны машины донеслось щелканье, клацанье — и человек вернулся ко мне.

— Сначала я собираюсь показать тебе эту комнату, — сказал он. — Я собираюсь рассказать тебе о нас, кто мы такие, чем мы занимаемся, и, когда ты все поймешь, я рассчитываю на твою поддержку. Прежде всего, вот твое зрение.

Ко мне вернулся свет, ко мне вернулось зрение! Самое удивительное зрение: я видел нижнюю часть своего подбородка, я видел свои ноздри. Вид волосков внутри ноздрей почему-то меня развеселил, и я начал смеяться. Он наклонился ко мне — и один его глаз заполнил все поле моего зрения.

— О! — воскликнул он. — Кто-то опрокинул коробочку. Мир вокруг меня завертелся, содержимое желудка взбунтовалось, и я почувствовал тошноту и головокружение.

— Ох, извини, — сказал человек. — Прежде чем переворачивать коробочку, я должен был ее выключить. Не волнуйся, через минуту ты почувствуешь себя лучше. Такое иногда случается.

Теперь я мог видеть себя самого. Это было ужасно — видеть свое распростертое тело, бледное и изнуренное, с выходящими из него трубками и всевозможными приспособлениями. Я испытал настоящее потрясение, увидев себя и свои плотно закрытые глазницы.

Я лежал на чем-то вроде тонкого листа металла, который держался только на одной опоре. К основанию этой опоры было присоединено множество педалей, а рядом со мной находился стержень, на котором висели стеклянные бутылочки, заполненные цветными жидкостями. Они тоже каким-то образом подсоединялись ко мне.

— Ты находишься на операционном столе, — сказал человек. — С помощью этих педалей, — он прикоснулся к ним, — мы можем придавать тебе любое нужное положение.

Он наступил на одну из них — и стол повернулся вокруг своей оси. Он прикоснулся к другой — и стол наклонился так сильно, что я испугался, что сейчас окажусь на полу. Еще одна педаль — и стол поднялся так высоко, что мой взгляд оказался под ним. Это было самое жуткое впечатление, оно вызвало очень странные ощущения в моем желудке.

Стены, очевидно, были покрыты металлом очень приятного зеленоватого цвета. Никогда раньше я не видел такого красивого металла, гладкого, без пятен, соединенного каким-то особым образом, потому что нигде не было никаких признаков этих соединений, даже там, где начинались или кончались стены, пол и потолок. Стены, если можно так выразиться, «перетекали» в пол или в потолок. Никаких острых углов, никаких острых кромок.

Вдруг одна часть стены заскользила в сторону, издавая то урчание, которое мне уже приходилось слышать. В проеме показалась странная голова, быстро осмотрелась вокруг и так же внезапно исчезла. Скользящая стенка закрылась.

На стене передо мной был расположен ряд маленьких окошечек, некоторые из них величиной в человеческую ладонь. Находящиеся за ними стрелки указывали на какие-то красные и черные метки. Мое внимание привлекло прямоугольное окно, размеры которого были чуть больше: от него исходило таинственное голубое свечение. На нем танцевали странные пятна света, образуя какую-то непостижимую картину, в то время как еще на одном окне извивалась вверх и вниз красно-коричневая линия, вырисовывая странные ритмические формы.

«Совсем как танцующая змея», — подумал я.

Человек — я буду называть его мой Пленитель, — заметив мой интерес, улыбнулся.

— Все эти инструменты — ТВОИ индикаторы, — сказал он. — Этот показывает девять волн, исходящих от твоего мозга. Девять отдельных синусоидальных колебаний, которые посылает твой мозг, отражаются на этом приборе. Они говорят о том, что ты обладаешь очень высоким интеллектом. Они показывают, что у тебя поистине замечательные способности к запоминанию, поэтому ты подходишь для выполнения этой задачи.

Очень осторожно повернув зрительную коробку, он указал на какую-то странную стеклянную посуду, которая до этого не попадала в мое поле зрения.

— Эти сосуды, — объяснил он, — служат для постоянного твоего кормления через вены и отвода продуктов жизнедеятельности из твоей крови. В эти отводятся другие ненужные продукты из твоего тела. Сейчас мы улучшим общее состояние твоего здоровья так, чтобы у тебя было достаточно сил противостоять шоку, который непременно последует, когда ты увидишь то, что мы собираемся тебе показать.

Шок будет обязательно, потому что, хотя ты и считаешь себя образованным священнослужителем, по сравнению с нами ты просто невежественный дикарь, и то, что для нас является банальным, тебе покажется чудом, в которое невозможно поверить, и даже первое знакомство с нашей наукой вызовет у тебя серьезный эмоциональный шок. И хотя мы делаем все возможное, чтобы свести его к минимуму, риск все же остается.

Он засмеялся и сказал:

— Проводя службы в своих храмах, вы поднимаете много суеты вокруг звуков тела — о, я все знаю о ваших службах! — но слышали ли вы НА САМОМ ДЕЛЕ звуки тела? Слушай! — Он подошел к стене и нажал белую блестящую кнопку. Мгновенно из множества мелких отверстий послышались звуки, которые я узнавал как звуки тела.

Улыбнувшись, он повернул другую кнопку — и звуки усилились и заполнили всю комнату. «Тук-тук-тук» — доходили звуки сердца такой громкости, что стоящие рядом со мной сосуды задребезжали в ответ. Новое прикосновение к кнопке — и звуки сердца смолкли, сменившись бульканьем жидкостей тела, но они были такими громкими, как звуки ревущего горного потока, стремящегося вниз по каменистому ложу в страстном желании как можно скорее достичь такого далекого моря. Донеслись вздохи газов, как будто штормовой ветер пробежал по листве огромных деревьев. Хлопки и всплески, как будто огромные валуны падали в глубокое-глубокое озеро.

— Твое тело, — сказал он. — Звуки твоего тела. О твоем теле мы знаем ВСЕ.

— Но господин Пленитель, — сказал я, — ЭТО не чудо, в ЭТОМ нет ничего удивительного. Мы, бедные невежественные дикари, здесь, в Тибете, можем делать то же самое. Мы тоже умеем усиливать звуки, правда, не так сильно, но тем не менее мы умеем делать это. Мы умеем также освобождать душу от тела — и принимать ее обратно.

— Вы умеете? — он посмотрел на меня насмешливо. — Тебя не слишком легко напугать, а? Ты думаешь, что мы твои враги, что мы захватили тебя в плен, да?

— Господин, — ответил я, — вы пока не проявили ко мне дружелюбия, я пока не вижу причины, почему я должен доверять вам или сотрудничать с вами. Вы меня держите как парализованную жертву, так, как это делают осы. Среди вас есть такие, кто кажется мне дьяволами: так мы изображаем чудовищ, которые появляются во время ночных кошмаров из какого-то враждебного мира. А здесь они сотрудничают с вами.

— Внешность может быть обманчивой, — ответил он. — Некоторые из них — добрейшие люди. Другие, имея наружность святого, пойдут на любой низкий поступок, который придумает их извращенный ум. И тебя, ТЕБЯ, подобно всем дикарям, вводит в заблуждение внешний вид человека!

— Сэр! — ответил я. — Я должен сначала решить, чему вы служите — добру или злу. Если добру — а я должен сначала в этом убедиться, — тогда, и только тогда, я буду с вами сотрудничать. Если это не так, я сделаю все, что смогу, чтобы разрушить ваши планы, чего бы мне это ни стоило.

— Но послушай, — возразил он, — ты же не будешь отрицать, что мы спасли тебе жизнь, когда ты умирал от голода и болезни?

С самым угрюмым выражением я ответил:

— Спасли мне жизнь — но ЗАЧЕМ? Я был на пути в Небесные Поля, а вы вернули меня обратно. Все, что вы делаете со мной теперь, совсем не похоже на добро. Зачем нужна жизнь слепому человеку? Как может слепой чему-то научиться? Пища, как я теперь буду добывать пищу? Нет! Продлить мою жизнь — это не добро. Вы сами утверждаете, что я нахожусь здесь не для своего удовольствия, а для каких-то ВАШИХ целей. Где же здесь добро? Меня привязали к этой платформе и я должен служить развлечением для ваших женщин. Добро? Все это вы называете добром?