был до меня.
Мой брат и все старшие сестры всегда были круглыми отличниками в своих классах престижных школ; я была не круглой. Каждый из них с легкостью выигрывал любое научное состязание, в котором участвовал; я же получала только поощрительные отзывы. Все они, как и наши родители, всемирно известные нейрохирурги, получили стипендии в МТИ; я никогда не хотела туда поступать. Вместо этого я согласилась на ранний прием в Бостонский университет.
Все наши семейные обеды и общие сборы характеризовались бесконечными похвалами за всевозможные достижения, но что касалось меня… «Ну, Джиллиан это… Джиллиан».
Я не понимала, почему они продолжают приглашать меня домой, особенно с учетом того, что я делала все возможное, чтобы не возвращаться туда. Если бы я могла не появляться там до восьмидесяти лет, то, наверное, так бы и поступила.
И уж точно я не поеду домой ради предложения…
Машина, резко дернувшись, внезапно остановилась, и я поглядела в ветровое стекло. Несколько полицейских машин мигали сине-красными огнями, «Скорая помощь» мчалась по выделенной полосе.
Поскольку мы, очевидно, должны были добраться до Манхэттена еще позже, я прислонилась к окну и задремала.
* * *
Я проснулась через час и увидела, что машина пробирается по Бродвею, а до здания Вулворта осталось еще несколько кварталов.
В моем телефоне было три новых сообщения от Бена, и все касались не меня, а внешних эффектов.
Бен: Если твой «Убер» – машина не люксовой марки, скажи ему высадить тебя у заднего входа, чтобы про тебя не подумали, что ты официантка или кто-то в этом роде.
Бен: Сенатор с женой уже прибыли, так что сделай так, как я говорю. Нельзя, чтобы моя девушка ездила на чем-то, кроме автомобилей класса «люкс».
Бен: Пожалуйста, скажи, что на тебе одно из платьев, которые тебе купила твоя соседка. Из тех, дизайнерских.
Я закатила глаза, а машина тем временем подъехала к входу в здание безо всякого учета этих идиотских требований. Я заметила, что у входа стояли только швейцары и привратники, а вокруг не было никаких шикарных машин и лимузинов.
Я дала водителю пятерку, вышла, держа над головой зонтик, и начала подниматься по ступенькам туда, где стояли два привратника.
Они хором сказали: «Добрый вечер» и открыли передо мной дверь, впуская в сверкающее золотое фойе. К моему удивлению, огромное пространство оказалось совершенно пустым.
Прежде чем я успела спросить, куда же мне идти, из лифта вышел служащий в белом костюме и пригласил меня пройти.
– Вы же подруга Бена Уолша, верно? – спросил он.
– Предположительно. Это зависит от того, какой сегодня день недели.
Он рассмеялся и нажал верхнюю кнопку.
– Я бы сказал, это более чем предположительно. Он уже шесть раз спрашивал меня, не приехали ли вы. И описал вас мне до последней черточки.
– Это как?
– Я процитирую дословно, – сказал он. – Прелестная женщина с длинными вьющимися темными волосами и парой самых обворожительных изумрудных глаз, какие вы когда-либо видели. Так я и понял, что это вы.
Я покраснела, испытывая неловкость из-за того, что раздражалась на Бена.
– Спасибо. Я скажу ему, что это очень мило.
Он кивнул и повернулся к двери, чтобы смотреть на загорающиеся над дверью цифры, отмечающие этажи. Когда на табло появилась цифра 57, двери внезапно открылись, и нам в лицо заполыхали вспышки фотографов.
– Это кто-нибудь известный? – закричал кто-то, перекрикивая щелканье камер. – Она – кто-то?
– Потом выясним. Ты, главное, снимай!
Прикрывая глаза ладонью, я вышла с линии огня и оказалась в бальном зале, где проходило основное событие – презентация журнала Cosmopolitan.
Зал утопал в прелестных серебряных и белых украшениях, обложки всех предыдущих выпусков журнала красовались на расставленных повсюду небольших стендах. Официанты, поднимая над головами подносы с бокалами шампанского, сновали сквозь толпу. Тут собрался почти весь высший свет Нью-Йорка, улыбающийся прессе своими безупречными улыбками. Немыслимое богатство, одетое в тысячедолларовые платья и безукоризненно сшитые костюмы, ощущалось на расстоянии нескольких миль. Сюда пришли люди, ищущие любого повода показать себя, люди, готовые прийти куда угодно, лишь бы их лица мелькнули на страницах газет.
Я продвигалась в толпе в поисках Бена, улыбаясь и здороваясь с немногими знакомыми. Через несколько минут я написала ему: «Ты где?», но он не ответил.
Зная, что он наверняка занят тем, что позирует для бесконечных фотографий со всеми местными знаменитостями, я взяла у официанта бокал шампанского и подошла к окнам, выходящим на Бруклинский мост.
Но на полпути к окну передо мной оказались родители Бена – госпожа Главный редактор Cosmopolitan и господин Волк с Уолл-стрит. Как всегда, рыжие волосы его матери были безупречно уложены, а платье своим цветом повторяло оттенок ее синих глаз. Отец с медно-рыжими волосами и темно-карими глазами выглядел так, словно только что сошел со сцены политической драмы. Бен был его точной копией.
– Добрый вечер, Джиллиан, – протянула мать руку с великолепным маникюром. – Ты сегодня чудесно выглядишь.
– Спасибо, миссис Уолш.
– Не за что. Бен уже все комнаты обегал в поисках тебя. Ты его видела?
– Еще нет.
– Ну, вы сейчас встретитесь, – пожал отец мне руку. – Он сказал, что ты втайне хочешь поступить на работу в мою фирму. Это правда, Джиллиан?
Черт, нет…
– Возможно, мистер Уолш. Но я не скажу.
– Ха! Я так и знал! Подай на этой неделе заявление, и я найму тебя на любую стартовую позицию, не задавая вопросов. Я всегда говорил Бену, что ты – отличная добыча. Я знаю, что тебе нравится работать в твоей благотворительности и в этом техническом стартапе, но если ты войдешь в семейный бизнес, я уверен, тебе будет гораздо интереснее.
– Какой благотворительности? – спросила я.
– Какой благотворительности? – рассмеялся он. – Джиллиан, не скромничай. Хотя мне