Читать интересную книгу Магические узы - Марина Ефиминюк

Ратуша, где располагалась главная контора блюстителей порядка, стояла всего в двух кварталах, но добраться до нее пешком мне не позволила осторожность. На краю площади над входом в подземные катакомбы жалобно пульсировала потускневшая на солнце литера «П».

Длинная бледно-голубая «Чайка», заехавшая мощными передними колесами на тротуар, счастливо спала, и ее мало волновала моя безопасность. Чувствуя себя мышью, загнанной в капкан, я едва ли не бежала к станции подземки. В толкотне разморенных жарой туристов, сгрудившихся у тележки с замороженным соком и молоком, стало ясно, что за мной следят. Беспокойный чужой взор заставлял прибавить шага.

Надо отдать должное непостижимо окрепшей смелости, у меня получилось сдержать истеричный вопль, когда обжигающе горячие пальцы с выкрашенными черным лаком ногтями сжали плечо, останавливая практически у каменных ступенек в катакомбы. Темноглазый парень в кепке с длинным козырьком, тот самый, чей спортивный автокар едва остался цел на перекрестке, с вящим ужасом разглядывал окровавленный платок, обмотанный вокруг моего предплечья.

– Ты что с собой сделала? – выдохнул новый знакомый. Никогда не видела, чтобы смуглый человек так сильно бледнел. – Ты же всего на двадцать минут оставалась одна!

Опешив от подобного заявления, я только хлопала глазами, беззвучно открывая рот. Тряпица, съехав, теперь болталась на локте, и рана выглядела особенно паршиво.

– Да он убьет меня за эту царапину! – воскликнул безумец, выкручивая мне руку, чтобы разглядеть порез во всех подробностях.

Не обращая ровным счетом никакого внимания на яростные попытки вырываться, парень потащил меня в неизвестном направлении. Туристы, привлеченные неожиданной потасовкой, начисто забыли про экскурсию и с любопытством щелками затворами фотоаппаратов, оставляя себе на память мгновения моего пленения.

– Отпусти ты! – зашипела я сквозь зубы, выворачиваясь.

Досадливо цыкнув, случайный знакомый неожиданно разжал горячие пальцы, и меня шатнуло. С гулко бьющимся сердцем я отскочила от противника и, тяжело дыша, попятилась обратно под низенький арочный вход в подземелье. Снизу сочился промозглый холод и доносился запах сырости.

– Не смей, Птаха! – парень, цокая языком, закачал головой. – Даже не думай туда спускаться!

Мои руки для надежности прижали к груди ридикюль.

– Ладно, сначала скажи, куда спрятала настоящий браслет, а потом можешь хоть шею сворачивать, – с жалобной интонацией заканючил парень. Лицо скорчилось в обиженной гримасе, и мне стало почти смешно. – Зачем тебе этот браслет? – уговаривал меня новый знакомый. – Отдай уже.

– Ага, чтобы ты меня тут же пристрелил? – хмыкнула я, быстро облизнув губы, и, стремительно развернувшись, буквально слетела по лестнице в сумрачный тоннель.

– Птаха! Стой, дурында! – завопил преследователь, бросаясь следом. – Стой! Это же опасно!

Я быстро оглянулась. Он семенил длинными ногами по высоким частым ступенькам и держался за влажные холодные перила, чтобы не скатиться кубарем.

– Догони меня, умник! – дерзко крикнула я, прежде чем припустить по переходу, едва ли не расталкивая медлительных провожавших меня изумленными взорами горожан.

– Матерь божья!!! Ты смерти моей хочешь! – в отчаянье выкрикнул парень в спину, налетая на кого-то. Тоннель взорвался многоголосыми ругательствами, гулко разлетевшимися под низкими облицованными грубым камнем потолками.

Тяжело дыша, я неслась в сторону станции, и внутри бурлила злая радость. Многочисленные указатели лучились, неподвижно зависнув в воздухе над пыльными плитами пола, и направляли пассажиров в разветвленных путаных тоннелях. Катакомбы легко увели меня от преследователя, а окончательно спрятала толпа, бесконечно тянувшаяся по подземным переходам.

После отважного побега меня не покидала уверенность в собственных силах, и в здание Ратуши, где тридцать лет старшим стражем отслужил мой отец, я входила с убежденностью, что неприятности теперь позади.

Надо сказать, что и эта мысль окажется далеко не последней глупостью, пришедшей в мою лихорадочно горящую голову в ту безумную солнечную пятницу.

Холл Ратуши поражал огромными размерами. Посреди гулкого зала стояла статуя богини правосудия. Ее величественная мраморная фигура на высоком постаменте гневно и негостеприимно указывала пальцем на входящих в здание, будто бы хотела вышвырнуть гостей еще с порога. Морок алой ткани крепко завязывал мраморные слепые глаза, а в руке качался зыбкий образ весов с чашечками на цепях. Как мне помнилось с детства, цвет повязки менялся в зависимости от погоды на улицы. Богиня как нельзя лучше соответствовала основному принципу блюстителей многочисленных правил, регулярно принимаемых Ветиховским Магическим Советом: «Трепещи, маленький фейри, у нас завязаны глаза, но развязаны руки!» Одним словом, невероятно образно.

Я пропустила торопившихся к тяжелым выходным дверям людей в форме и направилась по широкой лестнице на второй этаж, где в один момент из спокойствия холла погрузилась в суетливый муравейник. Меня встретили знакомый запах бумаг, постоянный звон зеркальных коммуникаторов и гул без умолка переговаривавшихся голосов.

На окнах общей приемной висели тонкие полоски тканевых ставенок, сохранявших комнату от слепящего экраны лэптопов солнца. Лопасти вентиляторов на потолке лениво разгоняли душный пыльный воздух. На стене гримасничали портреты разыскиваемых преступников. Их головы на картинках разворачивались то в профиль, то в фас, скалились и глумливо подмигивали. Посреди зала висел морок точной проекции города, и он в мельчайших подробностях повторял даже крошечные нюансы улиц и зданий. На карте пульсировали зеленые точки-звездочки, указывавшие местонахождение патрульных автокаров. Добротные столы стражей обступали проекцию. Большинство рабочих мест пустовало, утопая в бумагах и наваленных в беспорядке папках.

Мне помнилось, что отец сидел в самом углу приемной, и на его столе всегда красовалась семейная фотография. Нас щелкнули как раз в тот момент, когда Богдан дернул меня за длинную косу, мама уронила Радку, еще представлявшую собой орущий сверток, а под папой сломался стул. В общем, на том неудачном снимке мы бесконечно падали, вставали и садились. Зато он крайне точно отражал наш суматошный семейный уклад. Теперь отцовское место занимал незнакомый мне усатый страж, уткнувшийся носом в развернутый утренний газетный листок.

По проходам носились замороченные блюстители порядка, и зал не останавливался ни на мгновение. До меня, стушевавшейся в первую минуту, никому не было никакого дела.

– Добро пожаловать! – донесся гнусавый ехидный возглас.

На лавочке рядом с перилами балкона обнаружился прикованный к резной ножке длинной цепью плюгавенький гоблин с подвижными острыми ушами. Он важно закинул одну ногу на другую, открывая полосатые гетры, и широкие кандалы не спадали с худющих жилистых рук только из-за несоразмерно больших кистей.

– По делу к нам или же так, – он цокнул зелеными губами, пытаясь завязать светскую беседу, – для развлечения?

Кашлянув, я быстренько направилась к длинной стойке, отгораживавшей посетителей от общей рабочей залы. На столешнице стоял медный звонок, и виднелась огненно-рыжая макушка с пережженными от магической завивки тугими кудрями.

– Здрасьте!

Оператор никак не отреагировала на приветствие, продолжая бубнить в трубку коммуникатора. Гоблин за моей спиной заорал скабрезную частушку, громко и нагло. Тут женщина вскочила с места и возмущенно рявкнула, грозя в воздухе трубкой:

– Молчать!

От приказа гоблин вскочил с лавочки и вытянулся в струнку, выкатив худую грудь. Взор блюстительницы порядка остановился на мне. В усталом лице с глазами, накрашенными яркими голубыми тенями, отразилось нетерпение.

– Меня пытались убить! – твердо заявила я.

Собеседница вытянула губы и недоверчиво изогнула подведенные брови. Возникшая пауза становилась неприлично длинной. От смущения у меня заалели щеки, а из горла вырвался сухой кашель.

– Имя, – наконец, вымолвила оператор, пристально изучив окровавленную повязку из носового платка на моей руке.

– Я, знаете ли, забыла спросить, когда он в меня стрелял, – отчего-то злясь, процедила я.

– Твое имя, детка, – снисходительно фыркнула страж.

Кажется, теперь красными стали даже уши.

– Истомина Веда Владимировна, – отчаянно потея, пробормотала я.

Женщина промычала в ответ что-то невнятное и набрала на зеркале коммуникатора, спрятанного под крышкой стойки, какой-то номер. Закатив к потолку глаза, она нетерпеливо дожидалась ответа.

– У меня тут случай номер девять, – недовольно заявила она неизвестному собеседнику и еще раз придирчиво осмотрела меня. – Да, нет. Стоит, вроде, нормально. Даже своими ногами пришла…