Читать интересную книгу Великий диктатор (СИ) - Alex Berest

И ведь точно, я как-то раньше и не обращал особого внимания, что дорога от нас и до начала Улеаборга, с утрамбованным щебёночным покрытием. В городе почти все улицы замощены брусчаткой, и это воспринималось мной как само собой разумеющееся.

Карьер оказался и вовсе не карьером. Даже не знаю как это назвать. Помнится, в прошлой жизни я наткнулся на фотографии «Патомского кратера» в Сибири.

И вот здесь, среди смешанного леса, между соснами и берёзами, было нечто похожее, но на абсолютно ровной местности. Холм, высотой метров десять и в диаметре метров под двести уже готовой сланцевой щебёнки. Такое ощущение, что неведомый великан или Бог принесли всё это в ведёрке и здесь высыпали.

Пока матушка общалась с тремя мужиками, грузящими камень на подводу, я оббежал вокруг этой непонятной аномалии и пришёл к выводу, что раньше она, была больше в два раза. Видимо, народ очень активно растаскивал отсюда эту щебенку. Этак, лет через десять-двадцать, край, тридцать, от этой горки не останется ничего. По виду камень очень напоминал дробленный сланцевый шифер, но был намного светлее. Встречались среди него и пластины черного цвета с белыми прожилками, напоминавшими шунгит, поделочный камень, который я видел то ли в Исаакиевском, то ли в Казанском соборе Санкт-Петербурга.

Как выяснилось по дороге, когда я засыпал маму вопросами про эту гору щебня, она принадлежала нашей семье. Вернее, лично матушке. Эта земля с этим карьером, как называли это место аборигены, была её приданым. Но, управлял им, отец. И доходы от продажи камня иногда даже перекрывали доходы от продажи леса. Вот так неожиданно вылез еще один семейный бизнес.

Кийминки был довольно крупным селом, размерами и населением, наверное, с наше Яали. Руова Сари Кокконен оказалась старушкой лет под семьдесят наверное. Очень бойкой старушкой, держащей весь дом и всю свою многочисленную семью в ежовых рукавицах. Нам обрадовались, накормили и заселили в гостевую комнату большого бревенчатого дома, обшитого досками и явно совсем недавно покрашенного в ярко-зелёный цвет.

Вечером состоялась презентация меня как поэта. Местным очень зашли стихи про деда, а мелким про лягушат. Растроганная руови Кокконен даже попыталась подарить мне денежку. Серебренную марку. От которой я отказался со словами:

- Спасибо, руови. Не надо. Отец всё равно у меня её отберёт.

Покрасневшей матери, пришлось рассказать всем присутствующим про случай на ярмарке и действия отца. Народ повозмущался, но как-то вяло, явно для виду. Я думаю, если бы их Йоэл, мой погодка, заимел на руки такие же деньги, то у него их бы тоже отобрали. А зачем они ему? Вон он, с упоением таскает на верёвочке деревянного коня на колёсиках. Да он их просто потеряет, и всё. Он же не гений как Матти Хухта, стихов не пишет и языки не изучает.

На следующий день, по возвращению домой, мать рассказала о моей выходке отцу. Они долго рядили как со мной поступить. Мама настаивала, что я гений и могу уже понимать цену денег и волен их иметь. Отец же, услышав, что я гений и почти всё понимаю, склонялся к мнению, что меня уже можно и выпороть, чтобы не шёл поперёк воли родителей и не подставлял их перед другими семьями. Дед с бабушкой, в попытке меня защитить, утверждали, что я дитя неразумное и не ведаю, что творю. А я же, сидел тихонько в уголке на вязанном половичке и бессмысленно расставлял кубики, и, с самыми дурными предчувствиями прислушивался к их судилищу.

Спас меня появившийся почтмейстер. Отец того самого Микки Рантанена, который очень нравился нашей Тюуне. Пришло письмо из столицы Княжества и херра Рантанен самолично его привез на наш хутор, а не отправил с ним своего помощника.

Письмо было от Ээро Эркко, главного редактора «Вечерней газеты», в котором он сообщал, что вся редакция очень заинтересовалась уникальным ребёнком. И что двадцать пятого августа, он и его коллеги в количестве еще четырёх человек прибудут в Улеаборг на вечернем поезде. И просил организовать встречу на вокзале.

Присутствовавший при прочтении письма почтмейстер тут же растворился, надо полагать помчался делиться информацией со всеми остальными жителями села. Неординарное же событие, журналисты из столицы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Родители схватились за головы из-за, как мне показалось, проблем с приездом гостей. Но с их приемом и размещением проблем не было, в нашем хуторе были экипажи для встречи, а также гостевые домики на берегу озера, для любителей ловли рыбы на уду.

Матушку взволновал вопрос всех женщин, что ей надеть. А отца, оказывается, волновал другой вопрос.

- Эмма! А что если наш Матти и им пожалуется, что я у него деньги отбираю? Это же какой скандал может получиться!

- Ой. Решай эту проблему сам. Вон с ним, - она мотнула головой в мою сторону. - Сам же эту проблему создал, сам из неё и выходи. А мне в город срочно надо. Мне надеть нечего и шляпка новая нужна.

Тут даже я удивился, никогда не видел маму в шляпке, она всегда была или простоволосая или в платке. Отец на её отповедь, покряхтел, посопел и, поднявшись из-за стола, направился ко мне.

- Матти. Сынок. Пойдём, поговорим, - и он, подхватив мою тушку на руки, поволок меня в мою комнату.

Ясно всё. Или запугивать будет или уговаривать. Но то что произошло, меня очень сильно удивило.

- Вот. Держи, - он выложил передо мной три серебряных марки, как бы не тех самых, которые и отобрал у меня. - Что будешь с ними делать?

- Положу в ящик комода. И буду копить, - я подошёл к тому самому комоду и, с трудом выдвинув ящик, ссыпал туда зазвеневшие монетки.

- И на что будешь копить?

- На винтовку, как у тебя, - решил я на всякий случай подсластить пилюлю.

- Ай молодца, - развеселился отец и сгрёб меня в объятья.

Глава 6

Столичные гости приехали,как и обещали в письме, через неделю, на вечернем поезде. Их на вокзале встречал отец с дядей Каарло. И на двух экипажах они были доставлены к нам на хутор. Четверо мужчин разместили в рыбацком кемпинге, как я называл про себя это место, а руову Хултин, заселили в мою комнату, временно изгнав меня к братцам на мансарду.

Вернее, там чаще ночевал только один Ахти. Эса, которому уже стукнуло семнадцать лет, ходил на гульки в село и приходил слишком поздно чтобы ломиться в дом, по этому частенько ночевал в дровнике.

Еще по весне отец сговорился с семьёй Хонки, которые владели хутором недалеко от Кийминки, куда меня возила мама, о сватовстве Эса к их средней дочери в сентябре. И если всё сложится удачно, свадьбу сыграют на следующий год, сразу после Юхануса, это местный аналог Купалова дня. А меня переселят на мансарду, так как комнату быстрее всего отдадут молодожёнам. И жить мне там или пока я не вырасту, или пока они не построятся.

Сам поезд пришёл на станцию Улеаборга почти в десять вечера, да еще два часа дороги до нашего хутора. Так что гости прибыли к нам почти в полночь. Я их прибытия не видел, так как был загнан спать намного раньше. И только за завтраком познакомился с Теклой Хултин.

Толком позавтракать и не получилось. Взрослые успели полакомиться калакукко (рыбный пирог), а мне уже ничего и не досталось. Только нацелился на оладушки, сметану и брусничное варенье, как руова Хултин начала меня допрашивать. Матушка еще в письме написала, что я знаю три языка и даже пишу на них, вот тётенька и начала меня экзаменовать.

Гостья очень удивилась преподаванием русского языка в нашей сельской школе. И благодаря её любопытству я тоже узнал историю его появления в нашей школе из рассказа матушки. Оказывается, в нашем селе до 1892 года находились продовольственные склады финляндского военного округа и квартировала целая интендантская рота. Именно офицеры этой роты подали прошение генерал-губернатору Гейдену с просьбой организовать обучение их детей на родном, русском языке.

И очень быстро из Гельсингфорса прислали девушку, которая и стала преподавать русский. Ну, а после вывода воинской части преподавание осталось в школе благодаря тому, что эта учительница вышла замуж за нашего пастора, отца Харри, и забывчивости администрации генерал-губернаторства, которая продолжала платить оклад учительнице.