Читать интересную книгу Военные рассказы - Павел Пепперштейн

Молчал попутчик. Но ничего не тяготило – ни однообразие, ни скука, ни неподвижность. В Рос сии, где так быстро сменяются эмоции и настроения, уже давно защемило бы сердце, потянуло бы на смутные думы, на ямщицкую песню – то ль раздолье удалое, то ли смертная тоска… Замере щились бы бесы в снегу, захотелось бы алкоголя, или курить, или разговоров. Но здесь ничего такого не ощущалось. Одна лишь простая и ничем не наполненная свобода.

«Страна свободы, – подумал майор. – Недаром брешут капиталисты», – он усмехнулся.

Кажется, последнюю фразу он произнес вслух.

В ответ раздался какой-то шорох со стороны попутчика.

Потапов скосил глаза и, к своему удивлению, увидел, что вместо золотоискателя рядом с ним сидит незнакомая женщина. Она казалась заплаканной.

Красноватые припухшие глаза и приоткрытые влажные губы придавали ее бледному и полному лицу выражение растерянности, но растерянность была спокойной, даже оцепеневшей.

Такие женские лица, красивые, нежные, но как бы чуть-чуть слабоумные или похожие на даунов, любил изображать Вермеер. Потапов Вермеера не знал, но нечто от старинных картин уловил. На даме была шубка с поднятым воротником, руки упрятаны в муфту, на меховой шапке блестела стразовая кокарда и покачивалось страусиное перо, немного заснеженное. В боковое окошко слегка задувало снежной пылью.

– Вы откуда здесь? – спросил Потапов, не поворачивая головы (он разглядывал даму, что называется,

«краем глаза»).

Дама не ответила, она продолжала смотреть прямо перед собой блестящими, заплаканными глазами. Опять не возникло никакого напряжения, никакой неловкости – как будто так и должно быть.

«Видимо, я задремал, промышленник вышел…

А она подсела. По-русски не понимает, конеч но», – подумал Потапов. Ему было, впрочем, все равно. Он знал, что люди в этих суровых краях немногословны.

Здесь царствует свежесть, которая не любит слов.

Подумав, что он только что спал, Потапов и в самом деле уснул. Ему снился какой-то очень интересный и наполненный событиями сон, но темноты не было – светился снег за окнами, и небо излучало сдержанный ночной свет. А кибитка неслась.

Он скосил глаза на даму, но ее не удавалось разглядеть в этом освещении – только покачивалось на фоне окошка страусиное перо и тускло блестела стразовая кокарда.

Он снова уснул. Ему снился Нью-Йорк, город, состоящий из небоскребов. Солнце сияло тысячью искр в стеклах этих огромных домов. За небоскребами синело море. Вдруг Потапов увидел, что на море поднимается колоссальная Волна, выше самых высоких зданий, и начинает надвигаться на город, снося его с лица земли. Майор в этом сновидении входил в группу каких-то существ, чуть ли не ангелов, которые в этой катастрофической ситуации играли роль «спасателей». Эти «спасатели » обладали некоторой ограниченной властью над временем, они (силой своей воли) «тормозили » земное время – вместе с ним останавливалась и Волна. Пользуясь этими торможениями, этими паузами, они быстро сновали по городу (скорости они развивали немыслимые), проносились по зданиям, которые в следующие мгновения должна была снести Волна, по улицам, и «выдергивали» – из толпы, из комнат, из автомобилей, из вагонов подземки – тех людей, которых по каким-то причинам надлежало спасти. Как они их опознавали – неясно, но никто из «ангелов» не задумывался ни на секунду. Потапов носился, не касаясь земли, среди застывших людей (которые все были похожи на статуи, изображающие панику и смяте ние). Здесь были застывшие в беге, застывшие в прыжке. На головы тех, кого надо было спасти, «ангелы» молниеносно надевали некие диски, кажется, перламутровые. Диски крепились над ухом и держались с помощью зажимов из мягкого металла.

Они напоминали чем-то увеличенные запонки, вроде тех, которые носил на рукавах рубашки отец Потапова. Затем время освобождалось, и Волна делала новый шаг по городу, сокрушая все. Люди с перламутровыми дисками в этот момент взмывали в небо и повисали высоко вверху над зрелищем разрушения. Их что-то выдергивало.

И снова «ангелы» тормозили Волну и сновали среди застывших людей. Потапову запомнилось, как он надевал диск на голову девушки, которая только что в панике выбросилась из окна – она неподвижно висела в облаке стеклянных осколков от разбившегося окна на огромной высоте, над далекой улицей Нью-Йорка… Было очень красиво, и колоссальная Волна стояла, застыв, сразу за ближайшими небоскребами – эта морщинистая водяная стена была словно из драгоценного камня, полупросвеченного солнцем, она напоминала сине-зеленый янтарь, в котором, вместо мушек и стрекоз, застыли обломки зданий и пестрые микроскопические автомобили…

Майор проснулся. Ночь прошла, всюду разливался ровный белый свет. Стремительный, ровный бег кибитки и снежная пороша на стеклах.

Потапов скосил глаза на попутчицу, но рядом с ним сидела уже другая женщина, точнее молодая девушка, одетая в военную форму. Нашивки с шинели и с кителя спороты, а по покрою Потапов не мог определить, к какой армии принадлежала девушка.

Возможно, американская форма, а может быть, и английская (канадские части). На виске у девушки был заметен ожог.

– Домой возвращаетесь, с фронта? – добродушно осведомился майор. – На войне, небось, несладко показалось? Особенно вам, молодой женщине. Ну да мы вашего Второго фронта знаете как долго ждали… Теперь вместе быстрее одолеем фашиста.

Девушка не произнесла ни слова. И скоро наступила ночь. Потапов на этот раз спал крепко, без сновидений. А утром обнаружил, что девушка с ожогом на виске исчезла, а рядом с ним в кибитке сидит капитан Колосов, которого Потапов хорошо знал по Варшаве. Профиль капитана четко вырисовывался на фоне белого бокового окошка.

«Снова я проспал ночную остановку, – подумал майор равнодушно. – Там она вышла, а капитан подсел. Видно, тоже на лечение. Ну, хорошо, хотя бы наш человек. Будет с кем поговорить в санатории.

В шахматы поиграем. Выпьем как-нибудь, если врачи разрешат. Или по секрету. А там, на этих остановках, есть, наверное, и столовые.

А может быть, просто захолустная станция среди снегов».

– Что, капитан, есть там, на станции, ресторанчик? – спросил Потапов. – Чтобы, как поется в песне, чеколдыкнуть стаканчик. А?

Колосов не ответил. Да Потапов особо и не ждал ответа, он увлеченно смотрел на дорогу, на снежный путь.

Вдруг со стороны капитана донесся какой-то звук. Затем еще раз. Потапов скосил на него глаза.

По телу капитана Колоса пробегали легкие судороги, мышцы на его лице напряглись. Он с усилием открыл рот, с таким усилием, словно в щеках у него скрывались ржавые шарниры. В горле у него что-то скрипнуло, и он выдавил из себя:

– Ко…

– Чего? – удивился майор.

– Ко-гда… – с трудном произнес Колосов.

И снова «ангелы» тормозили Волну и сновали среди застывших людей.

– Когда что? – не понял Потапов.

– КОГДА МНЕ СМЕНА ДНЯ И НОЧИ НАДОЕСТ, – вдруг твердо произнес капитан.

Майор Потапов вернулся в сознание в варшавском военном госпитале. За окнами палаты стоял апрель 1945 года. Ему сказали, что он был ранен и несколько дней не приходил в себя. Вскоре он пошел на поправку. На фронт уже не попал – война закончилась. Он демобилизовался, вернулся в родную Москву, устроился на работу.

Дела и в личной жизни, и по работе сложились как-то хорошо, светло. Женился, вскоре родился сын. Через несколько лет родилась дочь. Потаповы жили дружно, дети росли здоровыми, веселыми.

Пробежали годы, а там и десятилетия. Как-то раз Потапова хотели послать по работе в Америку, в командировку. Это были брежневские годы, и такие командировки считались очень престижными.

Но Потапов неожиданно категорически от поездки отказался.

– Чего так? – спросили его. – Разве не хочется тебе Америку повидать? Там, говорят, интересно.

– Там-то интересно. Только я туда не тороплюсь.

И никому туда торопиться не советую. Потому как – все там будем! – ответил Потапов задумчиво.

2000

ГРАНИЦА

Ночью, в пустынной и дикой местности, где проходила государственная граница, незаметно и тихо скользили во мраке три человеческие фигуры.

Если бы кто смог увидеть их, то они напомнили бы о фильмах в духе Джеймса Бонда: в специальных облегающих черных костюмах, снабженные множеством мелких технических приборов и миниатюрных инструментов, созданных для разведок, лазутчиков и тайных агентов. Это и были три агента: двоим из них поручили незаметно сопроводить третьего к границе: им сказали, он должен тайно перейти ее, уйти «на другую сторону».

Эти двое были брат и сестра, близнецы, молодые, спортивные, немногословные, очень хорошо подготовленные агенты, профессионалы высокого класса. Они привыкли к более сложным заданиям, чем это. Осуществить нелегальный уход одного из коллег за границу – это была рутина. Они хорошо подготовили операцию: выбрали место, время…