Читать интересную книгу Феллах - Абд ар-Рахман аш-Шаркави

Выкурив сигарету, он погладил свою коротко подстриженную седую бородку. Его смуглое лицо было худым, а щеки казались особенно впалыми из-за широких скул. Шейх коснулся пальцами края белоснежной чалмы, обмотанной вокруг ярко-синей фески. Глядя на этого тщедушного старика с изможденным лицом, трудно было поверить, что он мог дать жизнь такой цветущей девушке, как Тафида. Ее большие черные глаза и молодое тело излучали жизненную силу и любовь, которая, казалось, изливалась на весь мир. Шейх гордился своей дочерью. В этом суетном мире только она была для него самым родным и близким существом, составляла его единственное богатство. После смерти жены он ни на шаг не отпускал от себя малютку. Куда бы он ни шел — всюду брал с собой Тафиду. Когда же она настолько подросла, что стала вполне взрослой и к тому же привлекательной девушкой, на которую все чаще заглядывались деревенские мужчины, он начал всерьез опасаться оставлять ее дома одну. От этих деревенских всего можно было ожидать. Это же скопище джинов и шайтанов. А о молодежи и говорить нечего — сплошь нечестивцы и богохульники. Нет для них ничего святого. Поэтому-то шейх и заставлял Тафиду ходить с ним но домам, где он читал Коран. Вот и сегодня он взял ее с собой к Ризк-бею. Здесь она пробудет до тех пор, пока он не уйдет отсюда. Правда, может быть, он решится отпустить ее немного раньше, чтобы она приготовила в доме все для ужина. Ну, а о еде беспокоиться нечего. Из дома Ризк-бея она не уйдет с пустыми руками. Теперь Ризк-бей стал примерным семьянином. Жена у него прекрасная хозяйка. В Тафиде она просто души не чает. Любит ее, как родную дочь. Всегда потчует всякими вкусными вещами.

У Ризка есть и дети: дочь и четыре сына. Но дочь живет в Каире у своего дяди Фархат-бея, учится на литературном факультете, а мальчишек каждое утро возят на пролетке в уездный центр в школу, откуда они возвращаются после полудня.

Шейху Талбе хорошо знаком дом Ризк-бея. Все здесь навевает воспоминания. Шейх помнит еще, когда начали строить этот дом, или дворец, как его всегда называли в деревне. При закладке фундамента старый бей, отец Ризка, велел шейху Талбе читать Коран, чтобы скрепить фундамент дома святыми словами из божественной книги. Он помнит и как пристраивали балкон, и как сажали вокруг дома пальмы — это тоже сопровождалось чтением Корана. И тополя, и акации, посаженные вперемежку с пальмами, тоже были освящены прочитанными им молитвами. Шейх даже помнит, какие именно суры он тогда читал.

На его глазах строился этот дом — камень за камнем, этаж за этажом, ввысь и вширь. Вот эти мраморные колонны доставили морем из Италии. Сколько лет прошло с тех пор? Наверное, не меньше полувека. Старая ханум тогда была на сносях. Впрочем, она ожидала не Ризка, а его младшего брата Фархата. Ризк уже учился ходить. Шалун был страшный. Как только шейх Талба начнет читать Коран, Ризк, бывало, уцепится за его плечо и качается вместе с ним в такт молитве. Стоило шейху склонить голову в поклоне, мальчуган тут как тут — садился на него верхом. И подумать только — прошло уже полвека!.. Как летит время! А сколько же самому шейху было тогда? Пожалуй, лет восемнадцать. У него был громкий бархатистый голос, который мог заворожить любого. И сам он был парень хоть куда — и сильный, и красивый, и статный. От военной службы его освободили — записали, что он единственный сын у родителей. Впрочем, освободили-то его по другой причине. Просто старому бею очень нравилось, как Талба читает Коран, вот он и оставил юношу при своем доме, внеся откуп за его освобождение от обязательной службы. Сколько раз за прошедшие полвека читал он здесь то громко, во всю силу своих легких, то шепотом молитвы в дни религиозных, мирских и семейных праздников! Сколько бессонных ночей провел он в этом доме во время поста Рамадана, читая нараспев Коран — страницу за страницей. Когда пост приходился на зимние месяцы, Талба обычно устраивался в этой гостиной, справа от дверей, а летом на балконе. Старый хозяин усаживался напротив него в просторное кресло, в котором сейчас развалился Ризк-бей. А шейх Талба обычно пристраивался на деревянной скамейке, не то что учитель Абдель-Максуд — тот сразу садится в кресло.

Ох, уж этот Абдель-Максуд! И чего ему надо! Вечно он философствует. Никто не сомневается, что он читал Коран и даже, возможно, выучил его. Но толкует он молитвы по-своему, как-то очень странно. И к замечаниям шейха относится с издевкой. Вообще человек он подозрительный. Все подсмеивается да подтрунивает над стариком. А послушать, что он несет, — так уши вянут. Ересь, да и только. Если верить ему, выходит, что все люди сами себе хозяева и господа. Дескать, даже наш пророк Мухаммед — да будет благословенно имя его во веки веков! — выступал против того, чтобы его называли повелителем и избранником божьим. Откуда Абдель-Максуд понабрался таких мыслей? И как у него только духу хватает произносить богохульные речи? Нет, поистине деревня стала прибежищем для безбожников и нечестивцев, если даже образованные люди, читавшие Коран, и те без зазрения совести оскверняют имя пророка Мухаммеда!

«Ну что ты, Абдель-Максуд, опять уставился на меня, будто удав на кролика? — с раздражением думал шейх Талба. — Тебе не нравятся мои слова? Еще бы! Ничего удивительного в этом нет! Как бы ты не хорохорился, а твои познания не сравнить с моими. Я познал мудрость святой книги, когда тебя и на свете не было. Ты еще находился в утробе матери, а я уже читал людям Коран, и они прислушивались к моему голосу, просили у меня совета. Сколько тебе сейчас? От силы тридцать пять — не больше! А мне — скоро семьдесят… Как же ты осмеливаешься меня поучать? Сомневаться в истинности моих слов? Неужели ты и вправду считаешь, что разбираешься в вопросах религии лучше меня? Признайся откровенно, ты только делаешь вид, будто в них разбираешься. Так уж сиди и помалкивай! Но нет, ты, кажется, опять хочешь ввязаться со мною в спор? Хочешь загнать меня в угол? Не советую, мой мальчик. Я против тебя ничего не имею. Но рассуди сам, Абдель-Максуд, разве это справедливо, что ты, а не я читаешь проповеди в мечети? По какому праву ты занял мое место на мимбаре[11], отказавшись от жалованья в мою пользу? Я не нищий, чтобы получать милостыню — деньги за проповеди, которые не читаю! И как ты можешь стоять на мимбаре, не постигнув всей мудрости старых книг, доставшихся нам от прадедов? Ведь ты учишь людей не тому, что содержится в этих книгах, а тому, что приходит тебе в голову. Но это вредные, греховные мысли!.. Аллах накажет тебя за них. Он все видит, все слышит…»

Из внутренних покоев появилась с подносом Тафида. Она остановилась перед Тауфиком Хасанейном и ему первому предложила чашечку кофе. Вот плутовка! С какой стати она оказывает такую честь этому паршивцу? Уж не приглянулся ли он Тафиде? И чем же он может прельстить? Разве что рыжими усами, как у Ризка… Нет, что ни говори, если уж кто и достоин здесь ее внимания, так это Абдель-Максуд! К нему-то ей и надо было бы подойти в первую очередь! А он ослеп, что ли? Лучшей невесты во всей деревне не сыщешь. И красивая, и статная. Выросла в сытости и довольстве. Не каждая девушка в деревне ест мясо, молоко, белый хлеб и сладости, которыми Тафиду потчуют у Ризк-бея. Взял бы Абдель-Максуд такую в жены — не пожалел.

Пока Тафида обносила гостей кофе, Абдель-Максуд не сводил с нее глаз. Когда она опять удалилась на женскую половину, Абдель-Максуд, провожая ее взглядом, сказал:

— И что ты, дядюшка Талба, держишь свою дочь как на привязи? Ведь она уже взрослая, а ни читать, ни писать не умеет. Ты бы послал ее учиться на курсы.

— А зачем? — огрызнулся шейх Талба. — Зачем кликать беду на свою голову? Не хватало, чтобы девушка выходила по вечерам из дому одна. Аллах но дозволяет этого, и я…

— Почему же не дозволяет? — перебил его Абдель-Максуд. — Ты услышал слова, да не понял их смысла. То, что благо для людей, угодно и аллаху. А для дочери твоей это было бы двойное благо. Ведь недаром говорят, что свет лучше тьмы…

— Ну чего спорить попусту? — недовольно проворчал Ризк-бей.

— Вот именно, — подхватил шейх Талба. — Вся деревня скоро провалится в преисподнюю. Туда ей и дорога! Побоялись бы аллаха! Всем вокруг приспичило учиться. Девушки, которые должны вести хозяйство, чтобы потом стать хорошими женами, вечерами ходят на какие-то курсы, слоняются там среди чужих мужчин. А днем бок о бок с мужчинами работают в поле. Парни с утра пораньше отправляются в уездный центр. Мало им начальной школы — подавай среднюю. За ними и женщины тянутся. Как же — теперь ведь равенство! А зачем, спрашивается? Кому нужно было вводить это равенство?..

— А ты, дядя Талба, лучше спроси у бея, зачем он свою дочь послал учиться в Каир на литературный факультет? Ведь небось она там сидит на одной скамейке с юношами!..

— Ты имеешь в виду меня?

— Конечно вас, достопочтенный бей, — усмехнулся Абдель-Максуд. — Но, насколько мне известно, вас это не очень волнует почему-то. Это больше волнует нашего уважаемого шейха Талбу.