- Интересно, куда это Оливер Рамсей отправился? - прервал молчание Пржелински. - Сегодня по плану у него работа на базе. Нет, сорвался, помчался куда-то... Не иначе, нацелился на космодром. Зачем? По графику ракет нет, я сам недавно проверял. До конца июня даже транспортников не будет. Жрать нам китайскую тушенку и давиться. А вообще вопрос питания надо перед руководством ставить остро. Хватит питаться разной дрянью, мы ведь сюда не для того прилетели, чтобы над нами хозяйственники изгалялись как хотели. Лично у меня эта тушенка давно поперек горла стоит.
И соки кончаются. Не дай бог, что-то случится с очередным кораблем с Земли, мы все тут вымрем - кто от голода, а кто от тоски. Опять ограничили посещения радиорубки, они, видите ли, экономят электроэнергию для пробного пробоя. Затеялись с электропробоем, так поставьте дополнительные селеновые поля. Или лишний "Арзамас" поставьте в соседнем кратере. Люди-то при чем? Почему мы все должны страдать?
- Помолчи, Сташек, - с некоторым раздражением сказал Изория. - Вечно ты ноешь.
- Что значит "ноешь"? - живо возразил Пржелински, которому тащить неудобный контейнер молча было скучно. - Я не ною. Я ставлю вопросы. Очень своевременные, между прочим. Если уж мы форпост человечества в космосе, то и питание должно быть соответствующее. Разве я не прав?
- Мы теперь не форпост, - неохотно поддержал разговор Изория. - Фортпосты сейчас на Марсе, на спутниках Юпитера. Ты подумай, каково ребятам из программы "Икар". Вот им тяжело. А нам только радоваться надо.
- А я не хочу радоваться, - упрямо гнул свою линию Пржелински. - И при чем тут программа "Икар"? Ну, пусть мы интересным делом заняты. Так радоваться должны, не обращать внимание на мелкие бытовые неудобства.
В программе "Икар" было занято семь планетолетов, выстроившихся в пространстве со сбалансированными и скорректированными тахионными ускорителями. Через некоторое время небольшой астероид, разогнанный до субсветовых скоростей, должны были вбросить в тахиопространство. Эксперимент преследовал сразу несколько целей - физики пытались получить новые источники энергии, посмотреть, как ведут себя в тахиопространстве тардионные массы, а заодно исследовать возможность использования тахиопространства для достижения скоростей, превышающих световые, - расчетные данные, хотя и очень неясно, указывали на такую гипотетическую возможность.
- Они-то радуются, - сказал Изория. - Твоей радости не видно.
- Так я все к чему? - сказал Пржелински рассудительно. У них условия не позволяют, расстояния огромные, но мы-то у Земли под боком! Могли бы позаботиться о селенитах. Если нельзя всем создать нормальные условия для работы, пусть нам их создают, а не заставляют давиться этой китайской дрянью, от которой у меня изжога.
Он помолчал немного, постоял, перекладывая контейнер на другое плечо, и снова двинулся вперед, оставляя в лунной пыли четкие отпечатки своих подошв.
- Вот мы здесь корячимся, а ради чего? - снова заговорил он. - Ради того, чтобы на Луну пришел очередной рачительный хозяин, воспользовался наработками, которые оплачены нашим потом и нашей кровью, и потихонечку жирел. А пилотяги будут доставлять на Землю грузы, геологи будут лазать по кручам. Неужели ради того, чтобы одним миллионерчиком стало больше?
- Сташек, не ломай голову. Тех, кто способен стать хозяйчиком, на Земле около семи процентов. Черт с ними, пусть жиреют, лишь бы обществу с этого польза была. Таких, как мы, способных на риск и добровольные лишения, на Земле насчитается процентов десять. А всем остальным на космос наплевать. Среди них многие позавидуют хозяйчикам, но, ты мне поверь, будет очень мало людей, способных позавидовать нам. Вот это уже страшно. Девяносто с лишним процентов статистов, которые думают о том, как прожить сегодняшний день весело и без мыслей. Девяносто процентов! На их фоне мне и хозяйчики кажутся более милыми созданиями. Ведь они тратят нервы, психуют, прикидывают, как им урвать кусок пожирней, это верно. Но они еще делятся этим куском с ближним своим, но так, чтобы и себе большая часть осталась, и этому ближнему не слишком обидно было. И потом... Возможно, ты ошибаешься. ООН постепенно усиливает свою роль в мировой экономике. Лунные месторождения в частные руки передаваться не будут, это я тебе точно говорю. За счет космоса ООН будет постепенно усиливать свои позиции. И это правильно, надо, чтобы мировое сообщество играло более важную роль, нежели национальные образования.
- И все-таки цвет человечества в космосе.
- А с этим кто же спорит? Хочется быть этим самым цветом, вон на Молибина посмотри, на Дзюбу - истинные розы.
Они остановились. Прямо перед ними чернел темной пастью небольшой по лунным меркам кратер. Сразу за кратером начинались отроги гор. В черных расщелинах что-то волшебно высверкивало. Мир казался черно-белым, совершенно лишенным полутонов. Дна не было видно, казалось, что в чашу кратера была налита китайская тушь. По мере удаления от дна медленно выплывали из тьмы стены, испещренные трещинами. Издалека они казались отвесными, но при ближайшем рассмотрении было видно, что по ним легко спуститься вниз.
Кратер рядом с горами был идеальным местом для установки автоматического сейсмографа.
- Пойду, - вздохнул в микрофон Пржелински. - Ты меня проконтролируй, Гурген, я быстро.
Подхватив свой груз, он начал ловко спускаться в кратер.
Изория смотрел, как он спускается. За спиной разливалось голубоватое зарево. Не стоило и гадать, Земля была у Изории за спиной. Голубовато-синий диск, подернутый дымкой облаков, которые на юге сливались в одно сплошное белое пятно.
Спустя полчаса он снова увидел скафандр Пржелински.
Поляк уверенно поднимался наверх. Сейсмограф был установлен на дне кратера у специальной стойки, которую они кропотливо монтировали всю прошедшую неделю.
Ловким прыжком сейсмолог преодолел последний десяток метров.
- Отлично, - сказал он. - Гурген, мы с тобой все нормативы бьем. На Земле такую же штуку устанавливали пять человек. И знаешь, они потратили почти рабочий день. И за все это нас кормят паршивой китайской тушенкой! С бобами, Гурген!
- Да хватит тебе, Сташек, - сказал Изория.
И в это время мир изменился.
Казалось, бархат, покрывающий дно кратера, вдруг расцвел миллионами небольших голубых цветов. Цветы росли на глазах, потом начали вытягиваться, свиваться в затейливо скрученные жгуты, которые, покачиваясь, устремились вверх, соединяясь и ассимилируясь друг с другом, и вскоре впадина кратера стала нежно-синей, синева эта густела на глазах, покрывалась белесой пленкой, а через некоторое время, на мгновение блеснув, все снова скрылось в стремительно набежавшей чернильно-беспросветной тьме.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});