— Это точно, — подруга понимающе посмотрела на Диану.
— Я решила, — оживилась Дина, — положить этому конец. В субботу мы с Артемом отнесем эту «сосульку» в треугольник — и все. С ним я уже договорилась.
— Я тоже хочу пойти с вами.
— Давай спросим у Фомичева, — неуверенно произнесла Диана.
— Ты теперь его слушаешься?
— Нет, просто посоветуемся.
— Он не захочет меня брать, — вздохнула Полина.
— Может, так и лучше.
Наступило молчание. Говорить было больше вроде и не о чем. Дина рисовала на снегу ногами замысловатые узоры.
— А жалко все-таки терять его, — мечтательно сказала Поля. — Если бы кулончик был хорошим и не делал всякие пакости…
— Мы бы могли столько всего пожелать, — поддержала ее Диана.
— Да, подарки к Новому году.
— Не трави душу, пойдем походим, — вздохнула Дина, — а то примерзнем еще.
Девочки сделали несколько кругов по парку. Они шли и вспоминали, что кулон успел сделать, и мечтали, что бы еще они могли захотеть.
— Вот бы нам снова быстро очутиться около дома! — вслух сказала Полина, которая не могла забыть, как здорово они вернулись домой, навестив Марину в больнице.
— Да, хотелось бы, — поддержала Диана. Только она это произнесла, как девочки действительно оказались у своего подъезда.
— Что это? — удивилась Воронцова.
— У тебя получилось! — ахнула Поля.
— Но ведь кулон у меня дома, в столе, — растерянно проговорила Дина.
— Он не на тебе?
— Нет, лежит себе в тумбочке. Почему желание исполнилось?
Диана не могла объяснить, почему кулон исполнил пожелание, если находился не у нее. Может, он… ошибся?!
Но думать об этом совсем не хотелось. «Ничего, скоро я избавлюсь от него, и тогда все встанет на свои места», — с облегчением подумала Дина.
— Ну что, домой? — спросила Поля.
— Давай. — Диана согласно кивнула.
* * *
«Куда же он делся? — Девочка ползала на коленках в поисках кулончика, который она зашвырнула куда-то в угол. — Я совсем забыла, что он не в столе».
Дина уже три дня не прибиралась в своей комнате, и теперь ползать по грязному полу было не очень-то приятно. К тому же «сосулька» не желала находиться.
Девочка решила взять веник, тряпку, ведро с водой и устроить генеральную уборку. Ко всему прочему, это отвлекло бы от тягостных дум о волшебном кулоне. А найти его было надо, ведь в субботу ребята собирались отнести его в М-ский треугольник. Поэтому Диана начала двигать кресло и коробки, стоявшие в том самом углу.
Переставив все коробки на середину комнаты, девочка облегченно вздохнула: «Вот он, гаденыш». Это слово так понравилось ей, что она решила теперь всегда называть так кулон.
Диана смахнула с него пыль, завернула «сосульку» в блестящую бумажку и аккуратно положила в стол.
Затем она разобрала вещи по местам, подмела и вымыла пол. В довершение всего девочка вытерла пыль и полила цветы. Теперь можно и отдохнуть.
В комнату вошла мама. Она с подозрением поглядела на прибранную комнату, потому что Дина по собственной воле делала уборку крайне редко.
— Какая ты у меня умница, — прижимая руки к груди, сказала Марина Владимировна.
— Стараюсь, — улыбнулась в ответ Диана.
— Всегда бы так. А по телевизору начался твой любимый сериал — «Секретные материалы». Пойдешь смотреть?
— Сейчас, — кивнула дочь, — приду через пять минут. — Ей хотелось проверить, не исчез ли ее «гаденыш».
Дина снова развернула бумажку с «сосулькой», внимательно ее осмотрела. Кулон слегка поблескивал, словно зазывая воспользоваться им. Свет завораживал и будто бы обещал что-то.
«Последний раз, — решила Диана, — самый последний. Мне очень хочется, чтобы у Фомичева не было двоек в журнале». Девочка сама не заметила, как сказала это.
Кулончик засветился ярче, а потом погас. Дина завернула его обратно и положила на место. Теперь девочка думала только о субботе и ждала ее с большим нетерпением.
ГЛАВА VI ШИЛА В МЕШКЕ НЕ УТАИШЬ
В классе перед уроком было очень шумно. Все галдели в ожидании сегодняшней репетиции и строили всяческие прогнозы, кто как сыграет свою роль.
Артем совершенно свыкся с тем, что будет Лешим, и ему это даже начало нравиться. Он придумал себе классный грим и хотел удивить всех одноклассников своим видом.
Звонок заставил ребят разойтись по своим местам. Начинался урок алгебры, и Артем настраивал себя на то, чтобы выйти к доске ответить.
В кабинет вошла учительница, все притихли и втянули головы в плечи.
— Сегодня повторяем прошлую тему. Кто хочет ответить?
Фомичев поднял руку и сказал:
— Можно мне исправить свою двойку?
— Пожалуйста.
Ирина Николаевна раскрыла журнал, нашла фамилию Артема и остолбенела. Никакой двойки у него не было.
— Странно, — пожала плечами учительница, — где же твоя двоечка?
Фомичев стоял у доски, взяв уже в руку мел и приготовившись писать.
— Ничего не понимаю.
Артем подошел к учительскому столу и посмотрел в классный журнал. Напротив его фамилии действительно не было никаких двоек.
— Я точно помню, что вчера поставила ее в журнал, — задумалась Ирина Николаевна. — Может быть, забыла поставить? Ну ладно, давай записывай условие задачи.
Артем пошел к доске, скосив взгляд на Диану. Она сидела за партой, углубившись в свою тетрадь.
Учительница вывела во вчерашней клеточке журнала жирную двойку и стала диктовать условие задачи.
Через десять минут сияющий Фомичев садился на свое место. Теперь у него рядом со злополучной «парой» красовалась заслуженная пятерка. Мальчик был очень доволен. Радость придала ему сил, и он был готов к новым подвигам.
На уроке ботаники Петр Александрович Крюков сам вызвал Артема, не успел тот поднять руку.
— Пойдем, золотой мой, исправим перед концом четверти твоего «лебедя».
Учитель ботаники был маленького роста, он очень любил детей, а те обожали его в ответ. Кроме этого, он обладал чувством юмора, и это тоже всем нравилось.
Фомичев с удовольствием прошествовал к доске. Но приключилась та же история — на странице, озаглавленной «Ботаника», двойки не было.
Учитель провел рукой по своей лысине. Он помнил абсолютно точно, что ставил оценку в журнал.
— Дети мои, чьи это шуточки? — Петр Александрович поглядел на класс. — Артем, как ты это можешь объяснить?
Мальчик не мог этого объяснить, хотя у него в голове уже складывалась картина происшедшего и он подозревал, что виной всему Диана, вернее, кулон желаний. Но сказать об этом Артем, разумеется, не мог.
Он стоял, то краснея, то бледнея, и готов был провалиться под землю. На Дину он бросал такие испепеляющие взгляды, что было даже странно, как она не сгорела на месте. Дина прятала глаза и тоже мучилась от стыда и от того, что своей помощью только подвела и без того загруженного Фомичева.
Надо было срочно что-то делать.
«Ну пусть опять появятся эти злосчастные двойки», — думала девочка, вперившись взором в учебник. Щеки ее пылали, и голова немного кружилась от чувства, что она должна сейчас сама во всем признаться. Надо было обязательно сделать это, а то Артем никогда ей не простит такого предательства.
Дина встала с дрожью в коленях и довольно четко произнесла на весь класс:
— Петр Александрович, это я виновата.
— Ты?
Девочка понимала, что сказать правду нельзя: это прозвучало бы по меньшей мере нелепо. Надо было придумать правдоподобную версию.
— Да, — кивнула Дина, лихорадочно размышляя.
Учитель посмотрел еще раз в журнал, как будто там можно было найти объяснение всему, и опять провел рукой по лысине.
— Ой, дорогие мои, простите, я ее как-то не заметил. — Петр Александрович стал протирать глаза. — Вот она, родненькая, нашлась.
Педагог посмотрел на ребят и виновато улыбнулся.
«Боже, какой позор», — ужаснулась Диана.
— Как это я так оплошал? — не мог прийти в себя учитель. — Давай, Артемушка, рассказывай. Садись, Воронцова-спасительница.
Фомичев, не оправившись от случившегося, начал говорить о цветах. Сначала было не очень связно, но зато потом весь класс сидел раскрыв рты, потому что мальчик говорил не только то, о чем можно было прочитать в учебнике, но и рассказывал о цветах, которые могут уничтожать насекомых, затягивая их к себе в бутон. Было очень интересно, и Артем получил заслуженную оценку «отлично».
Петр Александрович был доволен этим не меньше самого ученика. Он поставил пятерку в журнал и даже приписал к ней восклицательный знак, чего в школе отродясь не бывало.
На перемене Артем подошел к Дининой парте. Девочка подняла на него глаза, полные такого отчаяния, что слова, готовые сорваться с его губ, будто испарились.
— Опять? — только и спросил он.