— Эй-эй, ты точно живое? — Мирка присела рядом с телом, осторожно тронув оное за плечо. И сразу же одернула руку. Стон повторился. — Та-ак, не помирать здесь, а то и в этом виноватой сделают!
Девушка огляделась внимательней, обнаружила возле двери бадью с водой и черпаком. Недолго думая, Мирка зачерпнула воды и вернулась к телу, которое принадлежало маленькой девчушке. Либо совсем хрупкая, либо еще подросток. Придерживая за затылок, мошенница попыталась напоить сокамерницу.
— Живая я, но лучше умереть, — хрипло прошептала девушка, приходя в себя после пары глотков.
— Э нет, малявка, так не пойдет, помереть завсегда успеешь. Так что живи пока, — не согласилась Мирка.
— Не выдержу я огня, предам отца на костре, — рассказывала девчушка, назвавшаяся Сэрой. Встать она не могла — кости ног оказались раздроблены.
— Пытали? — спросила Мирка, хотя и так понимала, что пытали.
— Это ничего, это я вынесла. Но огонь…
— Не боись, придумаем чего-нибудь. Лично я тут помирать не собираюсь.
— Мне не сбежать уже. Если можешь, то беги. Только убей меня. Не хочу стать предательницей.
— Еще чего! Я не убийца! — возмутилась мошенница.
— Это будет милость, а не убийство. Так ты меня спасешь.
— Чушь, — отмахнулась Мирка и, отвернувшись к стене, сделала вид, что спит.
Тюрьма была… тюрьмой. Сырые каменные стены, грубые, неотшлифованные булыжники, покрытые плесенью, такой же пол. Ворох гнилой соломы в углу, бадья с водой, дырка в полу для справления нужды. Мирка не была разбалована жизненными удобствами, но даже для нее этот промозглый каменный мешок оказался нетерпимым. О сне и речи не могло идти, но говорить с жаждущей смерти Сэрой не хотелось.
"Совсем девчонка сбрендила", — думала мошенница, когда внезапно мысли стали другими. Чужими. Не мысли даже, голос в голове.
"Покорми меня".
— Ты кто?! — Мирка даже подскочила с подстилки. Хорошо, хоть не испугала сокамерницу: та благополучно отправилась в полуобморочное состояние гораздо раньше.
"Тот, кто в твоей груди", — последовал ответ.
— Пожиратель? — мошенница все же перешла на шепот, но ее всю трясло от изумления и страха.
"Можно и так сказать. Я голоден".
— Твои проблемы, — прошипела Мирка, пытаясь взять себя в руки и совладать с испугом. То, что камень обладал речью, пусть и в такой форме, безусловно, шокировало, но в свете последних событий восприимчивость девушки притупилась. Она устала удивляться и впадать в истерику.
"Нет, твои. Если не покормишь, то продолжу есть тебя", — все так же ровно просветил внутренний голос.
— А не поперхнешься? — немедленно съязвила Мирка.
"Предпочитаю чистых, но с голоду и тебя могу. Понемногу, медленно, но все равно буду", — "обрадовал" голос.
— И где я тебе "чистую" возьму? И ты учти, я убивать не стану, — мошенница не к месту вспомнила остатки моральных принципов.
"Рядом с тобой. Я голоден. Вместо еды дали тебя. Трех дней не протянешь, если не покормишь".
— И… как часто тебя кормить надо? — голос Мирки дрогнул. Три дня? И до костра не доживет.
"Хотя бы раз в три месяца. Но можно и чаще", — вновь принялся просвещать Пожиратель.
— Ты это… больно убиваешь? — вдруг спросила мошенница.
"Нет, она просто уснет".
Мысли Мирки полетели кувырком. Куда не кинь, всюду клин. Три дня, и можно отходную. Хоть на костре, а хоть эта каменная тварь сожрет. Еще и разговорчивый какой. А может?
— Эй, Сэра, спишь?
— Нет, забылась просто. Боль жуткая, — шепотом ответила сокамерница. Как она держалась с такими ранами — непонятно, но голос звучал почти ровно.
— Ты правда хочешь умереть? — дрожащим голосом спросила Мирка.
— Да. Мне больше незачем здесь оставаться. Они убили всех. От меня им нужен лишь секрет отца. Ты мне поможешь?
— Эх… не я, он, — Мирка приспустил корсаж, показывая камень, — просто коснись его, прими как дар. И умрешь. Быстро и безболезненно.
— Спасибо, — прошептала Сэра, слабо улыбнувшись. Девочка бесстрашно накрыла ладонью алмаз и лишь тихонько охнула. Так она и застыла с улыбкой на губах.
— Доволен, изверг? — зло прошипела Мирка.
"Вкусно".
— Мразь!
"Я не виноват".
— А кто?
"Не знаю, но я не сам стал таким".
— И каким же ты был раньше?
"Не помню. Но не камнем".
— Проклятье, подохла, как собака. А я так надеялся… — епископ не особо утруждал себя подбором слов, откровенно досадуя на то, что заключенная Сэра покинула каземат ранее положенного срока, оставив нераскрытыми тайны, до которых епископ был охоч. — А ты, видать, еще потоптать травку метишь, раз не последовала за товаркой, — он повернулся к Мирке. Та ощерилась.
— Конечно, потопчу, желательно на твоей могиле, ублюдок. Тоже мне святоши, невинного человека на костер! — к сожалению, желания мошенницы не совпадали с возможностями, но хотя бы выплеснуть злость она имела право.
— Может, тебе язык вначале вырвать, а потом уж и на казнь? Толку-то от твоих речей никакого, никакой ценной информацией не обладаешь, — презрительно ухмыльнулся епископ.
Небольшая площадь перед собором была заполнена народом. Казнь решили сделать публичной, в назидание, так сказать. О том, что, кроме страха быть сожженными за малейший проступок, могли вынести люди, — священники не задумывались. Или же сознательно культивировали боязнь перед церковным судом. Силой притащенная на площадь Мирка, привязанная к столбу, обложенному хворостом и дровами, распевала срамные песни, костеря в них направо и налево именно священников. Умирать ей ой как не хотелось, но как сбежать, пока не понимала.
— Говорил же, язык ей надо вырвать, — запоздало спохватился епископ.
— Не стоило, чем громче распевает, тем очевидней ее грех перед Господом, — тихо осадил подчиненного Святейшество.
— Воры, грабители, убийцы! Позарились на скромное наследство бедной девушки, и сразу на костер! — вдохновенно продолжала Мирка, пытливо высматривая среди толпы хоть одно знакомое лицо. Вполне вероятно, что соратники могли рискнуть ее спасти. Однако их не наблюдалось. Зато было замечено странное шевеление в притихших в ожидании казни рядах. Мошенница кожей почувствовала — что-то назревает.
— А ведь действительно убийцы, девица-то ни в чем не виновата. Ей не мешало бы сто плетей за воровство, но костер — это слишком, — послышался обвинительно-возмущенный голос из толпы. Повернувшись на него, Мирка оторопела: немного отделившись от толпы, стоял ни кто иной, как сам барон фон Гратц. Причем сейчас он вовсе не походил на того благостного добродушного вельможу, с которым когда-то познакомилась цветочница.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});