мол, ещё ты красивая, я представляю, как целую твои розовые мягкие губы и возбуждаюсь, дымлюсь, у меня колом стоит, приезжай.
И я его заблокирую.
Жду его ответа, подошвой постукиваю по кузову, собеседник молчит.
Июнь теплый, небо синее, лёгкий ветер теребит свободное платье и развевает волосы, они лезут в глаза.
Прокручиваю на пальце позолоченный перстень - памятный подарок от пансиона, где я училась. Сняла бы давно сувенир, с содроганием тот кошмар вспоминаю, но отец запретил, считает, что это как отличительный признак для знающий людей.
Проверяю телефон.
И в ту же секунду экран вспыхивает принятым сообщением:
"А ещё тебя давно держат под контролем, не дают свободы, каждый твой шаг отслеживают. Но жёсткие рамки вредны. Ограничения спровоцируют, и не сегодня-завтра тебе сорвёт крышу. Бросишься во все тяжкие".
Нога замирает в воздухе, перечитываю сообщение и с трудом сглатываю.
О чем это он?
Что за шутки?
По спине пробирается пот.
Ведь все так и есть, сначала интернат для девушек, а теперь два года под надзором домоправительницы отца.
Я только на каникулы и вырываюсь. А завтра у брата выпускной, и я рассчитываю на праздник, но если Виконт предложит увидеться...
Выберу его, да.
Поеду, хотя бы посмотреть на него, такого умного.
Но правоту его не признаю, печатаю:
"Ты психолог? Или экстрасенс? Если да - то я никогда не бросаюсь в крайности, а тебе зря платят зарплату, мистер Нострадамус".
Запрокидываю голову, смотрю на проносящиеся машины. Ерзаю на капоте, в нетерпении проверяю сообщения, и уже хочу опять набрать маму, оторвать ее от суперважных дел, но тут на дисплее высвечивается конвертик от Виконта.
"Я никогда не ошибаюсь, маленькая. Кстати, у меня есть предложение".
Предложение.
Это не про руку и сердце, какая глупость, но понимаю, что он хочет назначить встречу, и дух захватывает, то в холод, то в жар бросает, трепещу.
И не успеваю повторно пробежать глазами послание, как рядом тормозит серебристая ауди-кабриолет.
Смотрю сначала на телефон, затем перевожу взгляд на водителя.
Тот поднимает на макушку солнечные очки и растягивает губы в голливудской улыбке.
И у меня где-то внутри противно екает, отголосок памяти, которую я из себя вытравливала.
Какого черта. Он приперся.
- Марк, - сдерживаю недовольство и спрыгиваю с капота. - Тебя мама послала?
- Попросила, - поправляет Марк. - И тебе привет, Анюта, - мое имя с его губ звучит не ласково, а покровительственно, снисходительно. Он выходит из машины, приближается ко мне. - Что у тебя случилось?
- Все равно не починишь, - в моем голосе прорывается ответная язвительность.
Но я не представляю его, такого холеного, в этой своей белоснежной рубашке, ковыряющегося в запчастях и вытирающего масляные руки ветошью.
- Зачем чинить, я позвоню в сервис, - жмёт он плечом, и даже в этом небрежном жесте самодовольство сквозит, он собой любуется, беспрестанно, без устали, отдыха не зная, и это против воли притягивает, его самоуверенность, чувство силы, походка, посадка головы, словно в его власти изменить мир. Он по хозяйски открывает мою машину и с заднего сиденья подхватывает большую спортивную сумку. - Это все вещи?
- Сам не видишь, - хмуро киваю и иду за ним, к его Ауди.
- Как отец? - заводит он светскую беседу, словно не было между нами ничего, и обсудить тоже нечего.
- Рванул в горы, кататься на лыжах и пить какао. Взял с собой собаку, и эту свою домоправительницу, похожую на Фрекен Бок, знаешь?
Марк сводит брови, представляя описанную мной картинку и утверждает:
- А ты всё шутишь.
- А я все вру.
Он усмехается. Тихо, лишь губы дрогнули. Кидает назад мою сумку, садится за руль.
В его ушах поблескивают маленькие сережки-гвоздики, он роется в бардачке и перебирает футляры, убирает солнечные очки и надевает другие в тонкой золотистой оправе.
Рассматриваю его, наощупь закрываю свою машину, и сажусь к нему. Наблюдаю за его приготовлениями.
Наши мамы дружат вечность и ещё чуточку, и раньше шутили, что мы с ним поженимся, когда вырастем.
А потом...
Меня запихнули в пансион для девушек, а он уехал учиться за рубеж, и вернулся таким - манерным, элегантным, прямолинейным напыщенным царем мира.
- На выпускной к брату приехала? - Марк плавно выруливает на дорогу, набирает скорость.
- А ты как думаешь?
- Тебе обязательно так себя вести? - он бросает взгляд в мою сторону.
Ветер бросает в лицо волосы.
Молчу. Накручиваю на палец кудрявую прядку и хлопаю ресницами.
На дурочку похожа, из тех, которыми забита его инстаграмная лента. Я время от времени листаю, отделаться от этой привычки не могу.
- Ты когда-нибудь повзрослеешь, Аня? - поморщившись, Марк отворачивается к дороге. - Твои приколы давно не в моде, к слову.
- А что в моде?
- Театр, например. Можем новые постановки обсудить. Литературу. Кино. Я тут застрял на Шри-Ланке, вчера только прилетел, - заводит он мотив под названием "Марк, классный Марк". - Там такой воздух. Природа. Люди. Вернулся в наш город, и все ещё не верю. У переходов нищие сидят, в магазинах просрочкой торгуют, на улицах мусор, прямо под ногами бычки.
Сколько ему за один день пришлось пережить.
Отворачиваюсь к окну и рассматриваю деревья, что мимо несутся, высотки и бульвары, прохожих, мне нравится наш город, а Марк пусть катит обратно в Шри-Ланку, если чем-то недоволен.
К дяволу пусть идёт.
- Ты долго ещё дуться будешь? - спрашивает он, помолчав.
- Мне было пятнадцать, и я была в тебя влюблена, и ты видел, - не сдерживаюсь.
- А мне было двадцать один, и что? - он добавляет скорость. - Как ты себе это представляла? Ждать твоего совершеннолетия, возле интерната тебя караулить?
- Мое совершеннолетие ничего не изменило.
- Да. Потому, что я работал, Аня. Не в России. Зато теперь я здесь, и свободен.
- Зато теперь занята я, - передразниваю, и мы замолкаем.
Он устал, похоже. Больше ни слова не говорит, и мы едем, и я просто подхватываю сумку, едва Марк паркуется во дворе.
Нет, я не успокоюсь.
Наслышана про его свободу, беспринципную и бессовестную.
- Спасибо, - спускаю ноги на асфальт. - Маме привет.
- Сама передашь. Машину пригоню, когда починят. А ты, - он резко хватает меня сзади за платье и тянет, разворачивает к себе. - Аня.
Смотрим друг на друга, в его глазах пляшут зелёные огоньки, ещё два года назад