Читать интересную книгу Рецидив - Тони Дювер

Многие останавливаются и глазеют. На самом-то деле они мечтают, чтобы им на рожу упал кирпич: ведь если посчастливится стать уродом либо калекой, наступит безоблачное счастье. Не говоря уж о надежде погибнуть.

Здание рушится понемногу, аккуратно и равномерно, будто набор грязных кубиков.

В едином порыве люди подходят и опрокидывают забор, отделяющий их от стройплощадки.

Обваливается часть стены. Здание приоткрывается, словно в анатомическом разрезе. Эта стена погребла под собой не так уж много народу: лишь тех, кто хитростью пробрался сквозь толпу и задрал нос в нужный момент.

Толпа. Она раздосадована, нервничает, повышает тон, ропщет, ей надоело ждать на холодном ветру.

Работа методично продолжается. Одному зеваке вздумалось лечь на тротуар: его тотчас затоптали до смерти. Другие последовали его примеру, но людям это показалось нечестным, и они сторонятся тех, что сами напрашиваются на пинки.

Слышны крики, новый рывок к зданию, негодующие зрители идут на штурм, вооружаются кирпичами и ломами, срывают двери с петель, пробивают бреши и проламывают потолки. Это их немного успокаивает.

Вдруг один из тех, что влезли на самый верх, бросается вниз. Воодушевленная толпа прыгает вслед за ним и разбивается о тротуар. Пара скептиков, зачем-то поднявшихся вместе со всеми, по-прежнему остается наверху, а потом начинает увиливать. Когда снизу доносятся радостные возгласы, им становится стыдно, и они тоже спрыгивают.

Бульдозеры подбирают трупы. Рабочий день окончен, строительная бригада бросает все, как есть, чтобы завтра вернуться.

Тут-то и появляется блядь, растлительница парнишек. Они входят в разрушенное здание; похоже, хотят сэкономить на гостиничном номере.

Я следую за ними по пятам. Темный коридор, за ним ступенька, вторая, и еще: лестница — ни строительного мусора, ни трупов. У себя над головой я слышу резкий, чеканный, глуховатый топот девки, отрывистый, неприятный шорох подметок мальца.

Дверь закрывается у меня перед носом.

Девка раздевает своего паренька. Я подглядываю за ними в замочную скважину. Пацан перестал задаваться. Он отказывался снимать не совсем чистую одежду, но вот она уже свалена в кучу на кафельном полу. Когда малыш остался в одних носках, девка сорвала одеяла (жильцов выселили, и я не понимаю, откуда здесь мебель), схватила мальчугана в охапку и грудой бросила поперек кровати.

Она легла сверху. Я видел лишь стонущее, колышущееся, мертвенно-бледное месиво.

Когда блядь кончила, я вошел в номер.

Девчонка не удивилась, уложила огольца на живот, похлопала по попке и сказала:

— Тоже хочешь с ним поразвлечься?

Я не шелохнулся. Она настаивала:

— Ну, решайся! Он только этого и жаждет, можешь начинать, все по очереди!

Все по очереди — я вышел и сбежал по лестнице. Она помчалась за мной, титьки качались под нелепой шалью, девка крикнула:

— Быстро вернись, он ведь ждет тебя!

Они, конечно, потрахаются еще раз, он будет в восторге, вот это секс, игра стоит свеч, даже если кажется, что отбиваешься от медузы, ведь дружки остолбенеют, когда он расскажет подробности, приукрасив все, как в кино, при одной только мысли об этом они наложат в штаны, но он не признается, что хотелось блевать, что он чувствовал себя слюнтяем и размазней, что не вышел ростом, ведь таким толстухам нужны гусары, а ему хотелось уйти или поспать, но девка беспрерывно тискала его пониже спины.

— На хрен тебе сдался мой зад?

Он не осмелился это сказать и лишь скривился, какие мерзкие у нее пальцы, она без ума от маленьких полушарий, сиськи у нее вдвое больше, чем жопка мальчугана, а какие ямочки! Надо их расцеловать, она усядется сверху и сожмет коленями узкую поясницу малыша, жаль, что они не собачки, а то бы можно вывернуть жесткий, длинный, мохнатый хуй назад и загнать его внутрь до упора.

Парнишка обернулся:

— Я замерз. Мне нужно одеться.

Он сказал это шепотом, боясь, что она ответит лапочка дорогуша хуечек иди я тебя согрею, но ей плевать, ее больше не интересовал этот девственник, больно смотреть он такой милашка сложен на загляденье сладенький точно драже но у него совсем нет сил еле-еле стоит садишься на него будто на ночной горшок всего-навсего легкий перекусон теперь бы побольше

Я приоткрыл дверь, и девка крикнула:

— Скорей, он уже одевается!

Я набросился на парнишку, он, конечно, орал, отбивался. Девка сидела рядом и держала его за руку, словно у изголовья ребенка, которому делают укол, врач быстро все закончил, теперь это в твоих кишках выкручивайся сам, спасибо мадам, я заскочу вечерком, присмотрите за ним

нет прежде чем я на него накинулся шлюха подготовила парня к тому что я буду шуровать у него внутри и ее пизда липко целовалась с моим животом пока ее маленький дружок меня натягивал

с парой лишних банкнот он углубится в этот квартал они проведут ночь в гостинице она ляжет снизу будет худой ее устрица не воняет она не позволит ебать его в жопу тебя оприходовали с одного конца покажи-ка другой

паренек не знал как свалить, не хотелось грубить но дать понять что его не ценят, это так трудно, с залихватским видом он выпалил:

— Пока, мадам!

У здания никого не было, лишь парочка задержавшихся рабочих уходили со стройплощадки. Мне приглянулся один подмастерье, и я подрулил к нему.

Да, это правдоподобное, верное развитие событий, все идеально сходится.

Затем я столкнулся на вокзале с блондинчиком и поболтал с ним перед отправлением поезда или, точнее, встретился с матросом. Это случилось в 11:29, а без пяти двенадцать мы уже были в постели.

После этого я потерял счет времени, потому что снял часы. Чем мы занимались? Да тем, чем обычно занимаются в постели. Он взял бритвенное лезвие и нарисовал у меня на животе красную звезду — пупок в центре. Осторожно лег на меня, и звезда отпечаталась на нем.

Матрос не прибегал к насилию, не бил меня, не прикасался лезвием к моему лицу или члену. Он очень ловко рисовал у меня на коже, было щекотно, и я беспрестанно смеялся — впрочем, эти воспоминания выглядят чересчур игриво, ведь я повествую о самоубийстве.

Итак, я купил пачку бритвенных лезвий. Хватило бы одного, но они не продаются поштучно. Я наелся сэндвичей и шоколада. Вскрыл левое запястье. Крови пролилось немножко — порез неглубокий. Я жадно нащупал вздувшуюся вену на локтевом сгибе, но не решился перерезать.

Точнее, обмотал шею поясом от плаща и крепко затянул. Чем дольше я душил себя, тем меньше оставалось для этого сил. Тогда я начал биться головой о стену. Но разбуженный ударами сосед стал возмущаться. Я снова схватил лезвие и для вдохновения накарябал у себя на животе ту звезду.

Наконец появилась дельная мысль: лечь под шкаф, упереться и приподнять одну его сторону, положить голову под ножку и затем отпустить всю махину.

На мессе мне взгрустнулось. Ему было лет пятнадцать с небольшим: он никогда мне не нравился, но покойников все равно жалко, это повод, достойный предлог. Церковь была красива, если только церковь может быть красивой. Зрелище настолько увлекло моего блондинчика, что он забыл свой детектив на скамейке. Я толкнул его локтем. Он не соизволил ответить. Я задумался, что же я здесь делаю, раз не интересую его. Я приподнял крышку гроба и тайком сбежал со своих похорон. Никто не заметил.

Пора было уходить: у меня свидание с белокурым мальчишкой. Весь вымытый и причесанный, он волновал запахами лаванды, зубной пасты, брильянтина, наверняка мечтая, чтобы его поскорее растлили. Я не люблю чистоту, доведенную до этих ароматных крайностей. Мне пришлось бы удерживать мальчика пятнадцать часов без мытья; тогда бы его тело вновь заблагоухало тухлыми выделениями, отличающими всех миловидных и целомудренных подростков.

Досадно, что в тот день я еще не встретил его. Мы познакомились лишь позднее, и ему вовсе не хотелось, чтобы я целовал, ласкал, буравил его, ну и прочих неясностей, коими преисполнялся мой взор.

Но, хотя ребенок и присутствовал на моих похоронах, они были преждевременными: вероятно, мне так и не удалось покончить с собой. К счастью, я без малейшего труда выстрою иную версию событий.

Мальчонка у реки без единого слова позволил до себя дотронуться. Когда я пришел, он купался нагишом; затем, по взмаху руки, вышел из воды вместе со своими товарищами.

Они обступили меня, гадая, есть ли у меня бабки. Паренек пощупал мой член, и они рассмеялись, но едва я велел раздвинуть ему ягодицы, пришлось показать деньги. Слишком много не потребовалось. Они мигом оттаяли; Старший трахал меня, пока я ебал его маленького дружка.

В былые времена я коротал жизнь в столицах нищеты, где ребята достаются задешево, так как обнаружил, что крайняя бедность и исключительное богатство смягчают нравы. Мальчик-проститутка занимает привилегированное положение среди бедняков: он обладает красотой, которую продает и перепродает, отсрочивая свою кончину.