Читать интересную книгу Газета Завтра 153 (45 1996) - Газета Завтра

Горько терять базу редкоземельных металлов страны и жалко бедствующих металлургов с Крайнего Севера, от лица которых лижет ботинки Черномырдину депутат Думы Б. Мисник. А сибирских студентов не жалко? В Омске вузы должны за тепло 22 миллиарда рублей, и с наступлением морозов там не отапливаются медицинская и транспортная академии, госуниверситет, педагогический и сельскохозяйственный университеты. Так что, господин Мисник, пусть студенты вымерзнут, а металлурги спасутся?

Никто не спасется. Все мы вымрем, если преподаватель и врач, металлург и шахтер будут ползать на коленях и просить кусок хлеба каждый для себя. Просить у той власти, которая пятый год сознательно и целенаправленно всех нас уничтожает. Мы спасемся, если свезем все сто миллионов писем — челобитных со всей страны — и запалим из них костры вокруг Кремля.

Минувшей весной лидер “Трудовой России” Виктор Анпилов бросил призыв: ограбленный народ, иди в поход на Москву. Тогда он не нашел отклика — умы занимали выборы. Теперь же, в октрябре, в разных областях страны я слышал от десятков людей: “Надо пускать шапку по миру, собирать последние гроши, и от каждой деревни, от каждого завода, каждой шахты, школы, больницы посылать в Москву по пять-десять человек. Пусть миллион делегатов от ста миллионов голодных придут к Кремлю, установят там палатки, разожгут костры и скажут власти предателей и воров: “Уноси ноги!”

ВПЕРЕД — К СОХЕ!

Леса к востоку от Александрова — столицы опричнины — были пожалованы боярину Годунову. Когда он стал царем, то поставил в двадцати километрах от города охотничью усадьбу. И охоты там устраивал воистину царские: в том месте, где, по легенде, находилась усадьба, не так давно образовался овраг и открылись залежи костей чуть ли не метровой толщины.

После смерти Годунова охотничья заимка разрослась в обыкновенную деревню — деревню Годуново. Со времен царя Бориса годуновские мужики упорно корчевала лес, из лета в лето расширяя пашню. При президенте Борисе пошел обратный процесс: теперь пашня зарастает лесом. За пять лет ельцинских реформ кустарник покрыл 200 га сельхозугодий. Если президент Борис надумает приватизировать годуновские земли в пользу главного своего боярина Чубайса, то тот через два десятка лет сможет устраивать там царские охоты, ибо людей в Годунове почти не останется, а зверья будет полно.

Реформы Ельцина в деревне идут во имя и во благо диких зверей. И во благо потенциального охотника Чубайса. И только. Удостовериться в этом легко — достаточно сравнить, как жило Годуново до реформ и как живет сейчас.

Слово Владимиру Васильевичу Попову — бывшему директору совхоза “Годуновский”:

— В моей трудовой книжке есть запись: поступил в сельхозтехникум в 1939 году, окончил — в 1949. Между этими годами мне довелось послужить в армии и отвоевать всю войну. И когда я получил диплом и направление в Годуново, то был уже, скажем так, зрелым молодым человеком, способным самостоятельно и трезво все воспринимать и оценивать.

Перестроечная литература представляет послевоенную русскую деревню как некий АгроГУЛАГ. Это ложь. Паспортов крестьянам без разрешения начальства на самом деле не давали. Но крестьянские дети могли поступать в любое учебное заведение и потом работать по любой специальности. Парням из деревне после армии никто не запрещал жить там, где они хотели. А кроме того, по деревням ездили вербовщики, которым сельское начальство само обязано было помогать набирать крестьян на стройки в разные города — в том числе и в Москву.

Никакого второго крепостного права при Сталине не было. Как не было и бесправия деревни перед партийной властью. Меня в 51-м году райком рекомендовал председателем колхоза в деревню Сусловка. Но на собрании встала старуха и сказала: “Молодой, пришлый — не хотим его”. Раздалось еще несколько голосов: “Не хотим”. И инструктор райкома, который был со мной, даже и не подумал кому-то затыкать рот. Чуть позже, когда меня избрали председателем колхоза “Рассвет”, я уже сам как представитель райкома ездил на отчетно-выборное собрание в деревню Булково. При этом директива мне давалась одна: как решит народ. Собрались колхозники и давай председателя поливать: то не так, это не эдак. Я спрашиваю: какие предложения? Снять! Сняли. А кого избрать — не решили. После обеда снова собрались и говорят: давай прежнего оставим. Оставили. И это называется диктатом партии?

Брало тогда государство у деревни больше, чем давало ей. Но брало именно в долг. За счет русской деревни прежде всего, Сталин создал для русской же деревни огромный индустриально-научный потенциал. Но пришел Хрущев и растранжирил этот потенциал на целину и среднеазиатские пустыни. Туда и только туда с середины 50-х шли эшелоны с тракторами, автомобилями, стройматериалами, удобрениями и элитными семенами. Туда, главным образом, направлялись лучшие специалисты.

А что страна от этого получила? Пыльные бури на распаханной целине и горы гниющего зерна, которые невозможно было вывозить из необъятных степей, лишенных транспортных магистралей.

Вспомните одно из обвинений, которое было предъявлено так называемой антипартийной группе Молотова: не поддержала всенародный почин по освоению целинных земель. В стране и после Сталина остались трезвомыслящие политики. Но верх взяли дураки и вредители.

Имя Хрущева должно быть проклято всем русским крестьянством. И не только за растрату ресурсов на целину, и не только за сплошную кукуризацию, и не только за мелиорацию, в результате которых русские люди лишились рыбы в своих малых реках и потеряли большое количество заливных лугов. Хрущев еще нанес деревне сокрушительный удар структурной перестройкой хозяйств.

В конце 40-х — начале 50-х в селе Годуново и вокруг него было около 20 колхозов. Некоторые состояли из пяти-шести дворов. В любом колхозе каждый был на виду и каждый знал, кто чего стоит. Поэтому все работали в полную силу и за совесть, и за справедливое вознаграждение по труду. Но настало хрущевское правление и последовала директива — колхозы укрупнить. Технической базы для укрупнения нет, средств нет, дорог между деревнями нет, телефонной связи тоже нет. Что дает при этом укрупнение? Только уничтожение доверия между колхозниками, обиды одной деревни на другую и стойкую незаинтересованность в результатах труда.

Вместе с ресурсами и лугами Хрущев отнял у русской деревни и стимулы к труду. Возвращение того и другого началось только с конца 60-х.

Я возглавил совхоз “Годуновский” в 1965 году. Зерна мы тогда собирали по 7 центнеров с гектара и имели пару сотен голов скота. А через двадцать лет урожайность зерновых у нас увеличилась до 22 центнеров, то есть больше, чем в три раза, дойных коров стало около двух тысяч, а телят и нетелейсвыше тысячи. На балансе колхоза к тому времени было 100 тракторов, 50 автомашин, 30 комбайнов. Мы каждый год сдавали десятки квартир и коттеджей, построили клуб, деткомбинат, магазин, центральную котельную, телефонизировали весь колхоз, заложили фундамент новой школы.

Трижды оплеванный демократической прессой брежневский период был с материальной точки зрения самой благодатной порой для русской деревни за весь XX век. Мы получали от государства средства, которых было вполне достаточно для нормальной работы и жизни, и сполна эти средства возмещали. Что недоставало нам? Свободы в распоряжении произведенными товарами, базы переработки продуктов и устойчивых прямых связей с покупателями. То есть надо было сохранить на прежнем уровне сложившееся в деревне производство и преобразовать его отношения с потребителями.

А что мы получили от реформ Ельцина? Прежде всего — уничтожение самого сельского производства как такового. Уничтожение через дисбаланс цен, лишение села госкредитов и прямого подталкивания со стороны государства к растаскиванию собственности коллективных хозяйств”.

Владимир Васильевич Попов не сгустил краски. Производство в Годунове действительно исчезает. Но пока оно все-таки есть. Но не товарное, как было раньше, а натуральное. В основном натуральное. Если прежде из того, что производилось, 90 процентов продавалось, а 10 потреблялось в самой деревне, то теперь, при резком сокращении количества продуктов, 90, примерно, процентов потребляется, а десять — продается.

У немолодой женщины на улице я спросил: много ли зерна нынче собрали? Она ответила: “Чего-то собрали. Но прошлым летом с зерном было вольней. Приходишь ночью на ток, даешь сторожу бутылку красненького, и носи до утра, сколько сможешь унести. А теперь и сеяли, видно, меньше, и уродилось меньше. Поэтому администрация наняла на ток двух милиционеров. И приходилось с колясочкой ходить за зерном на поле к комбайнерам”.

До реформ совхоз “Годуновский” продавал государству 4 тысячи тонн зерна. Теперь, когда совхоз стал ТОО (Товарищество с ограниченной ответственностью), государству продано тонн тридцать. Из ста тракторов на балансе товарищества осталось двадцать, из пятидесяти автомашин — пять. Скота на фермах ТОО примерно столько же, сколько было у совхоза “Годуновский” в 1965 году. Часть прежнего техпарка вышла из строя, часть разобрана по дворам. Досталась в собственность членам ТОО и часть скота. На подворьях в Годуново теперь главное — производство. Производство же в коллективном товариществе является подсобным для личного хозяйства. С коллективного поля добывается зерно, с коллективной фермы утаскиваются комбикорма.