Читать интересную книгу Сны. Бред (сборник) - Наталья Гончарова

Детей у нее не было. Из мужа давно сделала жалкое существо, которое движения не делает без ее одобрительного кивка. Он часто приходил в редакцию. Бледный, всегда напуганный и покорный.

Олег смотрел на брелок, висевший под зеркальцем: пластиковая длинноногая девушка с огромными торчащими грудями качалась как маятник. Вправо – влево, вправо – влево…

Женщина отчего-то жалела Олега. Они познакомились с ней в день, когда он первый раз пришел в газету. И женщина с первого дня стала ему покровительствовать. Редактору она говорила об Олеге только лестное. Если намечалась рекламная статья на полосу, она обязательно назначала автором Олега: «Так великолепно, как он, у нас больше никто не пишет». Иногда статья у него не получалась, рекламодатель был не доволен. Но женщина всегда Олега прикрывала.

Для провинциального журналиста, который еще даже не закончил университет, работать в корпункте знаменитой газеты было великим счастьем. Он получал за статьи московские гонорары, с которыми в Казани можно жить с размахом… Он любил быть щедрым, обожал дорогой алкоголь, рестораны, клубы, женщин, ему нравилось курить с ними в постели, тратиться на них.

Последнее время Олег жил полнокровно. Кроме денег, он добился и какого-то признания. Например, однокурсники считали его талантом, будущей звездой и очень уважали. Кто-то, конечно, завидовал. Но не вредил…

Пластиковая девушка покачивалась. Пахло окурками. Женщина положила его руку к себе на бедро. Он погладил. «Эту командировку вдвоем она придумала специально».

Он вспомнил, что женщина – ровесница матери.

Мать жила в деревне около Казани, всего лишь в трех километрах от города, но они не виделись два года.

Женщина направила его руку. Он почувствовал отвращение, но превозмог себя, расстегнул, подлез, погладил.

Она приспустила свои брюки, потянула его голову вниз. Олег напряг шею, отстраняясь, но потом сдался. Перед тем как нагнуться, зачем-то посмотрел на качающуюся под зеркалом девушку. «Виселица какая-то…» – подумал Олег. Мельком увидел в зеркале взгляд татарина.

У женщины ноги были полные, бугристые, по коже змеились синие вены. Олег почувствовал тошноту, и ему показалось, что машина завертелась, накренилась, а потом упала…

* * *

…Он открыл дверь машины. Ледяная вода. Он вцепился пальцами в лед.

Сломался. Сломался.

Олег почувствовал, что тонет. Попытался нащупать лед. Руки одеревенели…

…Он полз по льду. Ему казалось, что лед вот-вот треснет. Берег. Олег замер, его мелко трясло. Он закашлял. Полежал еще. Приподнялся и посмотрел назад.

Машина упала в реку. Водитель не справился с управлением на повороте перед мостом.

«Речка совсем маленькая». Другую сторону реки он видел отчетливо: песчаный откос, наверху сухая трава. Тишина…

…Он пошел к трассе. Снежинки таяли на мокрой одежде. Холодно. Влажные подошвы скользили по откосу. Для того чтобы не упасть, он цеплялся за редкую сухую траву.

* * *

Дорога была совершенно пустой. Он не знал, где находится. По обе стороны дороги деревья. Он попытался вспомнить, сколько раз во время пути видел встречные огни фар, но не смог. Лес.

Пойти наугад?

Вдалеке появились фары. Олег вытянул руку. Свет фар осветил его жалкую сгорбленную фигуру и негнущуюся руку. Автомобиль проехал мимо. Олег не поверил своим глазам. Он выдохнул густой клуб пара и заплакал. Казалось, заледенели даже глазные яблоки.

* * *

Он шел навстречу к автомобилю. Пытался нацелиться аккуратно между фар. Водитель заметил его силуэт издалека, притормозил… и аккуратно объехал Олега.

* * *

…Он заметил свет фар. Снежинки, снежинки, снежинки. Он побежал. Машина остановилась. Олег попытался открыть дверцу, но не смог. Водитель оскалился в улыбке. Машина тронулась. Водитель ехал медленно. Улыбался. Олег бил кулаком в стекло. Снежинки, снежинки, снежинки…

…Ему захотелось прижаться лицом к ногам той женщины…

* * *

Светало. Двое шли по заснеженной трассе. Ребенок и взрослый. Деревянные сани с хворостом давили оглоблями на их плечи, задевали полозьями о кочки. Снег валил большими неуклюжими хлопьями.

– Дедушка, – спросила девочка по-татарски, – а откуда снег?

– С неба, – ответил дедушка.

– А кто его кидает?

– Аллах.

– Аллах снег горстями или ведрами кидает?

Старик не ответил: он заметил человека, вмерзшего в дорогу. Его почти засыпало снегом. Дед потрогал закостеневшее тело носком сапога.

– Одному Аллаху известно, чем он кидает снег, – сказал дедушка.

Он с трудом поднял труп и положил его поверх хвороста. Девочка смотрела широко открытыми глазами.

Путники пошли дальше. Ветер раскидывал хлопья снега, деревья радостно кивали дедушке и внучке.

Наталья Гончарова

ИЛЛЮЗОРНЫЙ МИР БРЕДА ВОЛКЕРА

Бред Волкер прилежно слагал прощальное письмо. Густые чернила пачкали шершавые листы бумаги. Несмотря на никудышные старания скромного автора, на ровных клетках блокнота появлялись только чудные зарисовки и ни одного грамотного слова. Результат многочасовых мучений свелся к тщательно прорисованной шее жирафа и несоразмерно большой морде экзотического животного. Казалось, пятнистое создание ржет, глядя в изможденные глаза своего создателя.

Парень, по внешности которого невозможно было с первого взгляда определить возраст, сидел, вооруженный металлической ручкой, за дубовым столом. Сомневающийся стержень робко щупал упругое покрывало страниц, но мысли бескомпромиссно решили не превращаться в слова. Бред намеревался во что бы то ни стало написать письмо или хотя бы скупую записку.

То и дело он ловил себя на том, что разглядывает женственную фигуру гитары, которая, несмело прижавшись к шершавым обоям, призывно смотрела на него. Искусно нанесенная синяя краска нежно обнимала лакированный корпус музыкальной красавицы. Парень на расстоянии ощущал, как приятно водить мозолистыми пальцами по гладкому телу гитары. Бред спешил прикоснуться к своей послушной подруге, но ему оставалось доделать одно важное дело. Он должен был написать последнее письмо.

Время концерта неумолимо приближалось. Скоро рок-кафе «Дайнер» до краев наполнится народом, а Бред будет рвать горло и зажимать струны.

План судьбоносного поворота в жизни Бреда созрел уже давно, и до его воплощения оставались финальное выступление и прощальное письмо.

«Дайнep» семнадцатого февраля

В «Дайнере» собирались любители «живой» музыки. Этот ресторан-бар был оформлен в американском стиле: на стенах висели фотографии Элвиса, тут и там красовались надписи на английском языке, такие как Beer helping ugly people have sex. Столов было немного. Они находились в двух залах: для курящих и некурящих. Тряпичные скатерти создавали домашний уют. Белозубые голливудские улыбки официантов удивительным образом сочетались с нарядной формой, на которой гордо вырисовывался американский флаг.

Вечер пятницы – всегда самый прибыльный для заведения. После трудовой недели от желающих тряхнуть карманом не было отбоя. В этот день все столики заказывались заранее. Менеджерам среднего звена требовалось как следует поесть, попить и покутить. Были в «Дайнере» и те, кто приходил посмотреть выступление музыкантов, – в основном их друзья-приятели. Такой ажиотаж вокруг музыкального мероприятия натолкнул администрацию на покупку дополнительной партии стульев.

Концерты проходили шумно и весело под бурные выстрелы адреналина в кровь. Тонкие пары алкоголя кружились возле губ каждого игрока дайнеровской вечеринки. Прихожане бара расслаблялись и позволяли себе всё, а иногда и чуть больше. В пьяном угаре сознание уносилось под звуки рок-н-ролла. Радость народа выражалась в общем выплеске буйных аплодисментов в конце каждой песни.

Сегодня, как обычно по пятницам, выступала группа Naked Manhattan, в которой Бред был вокалистом и играл на бас-гитаре. Репертуар состоял из песен известных групп, таких как The Beatles, RHCP, Sex Pistols. Бред взял в руки микрофон – и тут же почувствовал себя не просто человеком, а почти богом. Он наслаждался прикованными к нему взглядами и жаждал аплодисментов.

Раздавались первые аккорды, и он видел, слышал, ощущал, как строптивые звуки перемещаются по всему залу, а потом возвращаются к нему единым целым. Атмосфера веселья побуждала и провоцировала его на еще более яркое выступление. Публика просила еще и еще, и Бред пел и пел…

Текст песни сам ложился на язык, а мотив отражал всю ее глубину. Иногда голос Бреда как бы отделялся, и этот «независимый Бред» проникал в души людей и заставлял их вспоминать грустные или радостные моменты жизни.

Песня заканчивалась, раздавались бурные овации. Люди желали еще. Звенели бокалы. Кто-нибудь подавал Бреду виски, и он залпом его выпивал. Джим начинал стучать ритм, который обозначал следующую композицию.