Читать интересную книгу Властелин пустоты - Александр Громов

— Так, — пробормотал Умнейший. — Выверяет направление. Мог бы с этого и начать.

Ступени крыльца скрипнули — из дома левым боком вперед выбрался сияющий Полидевк. Вывернув толстую шею так, чтобы дотянуться губами до своей резной кости, он побагровел от натуги и выдул несколько хриплых нот — кость была дудкой. Раздались аплодисменты.

— Леон, чего зря стоять? Ставь угощение! Я же говорил, что мы это дело враз, вот мы и враз. Тащи пока еду, да и выпить бы неплохо — когда еще праздник начнется! — а я пойду взгляну, чьи там следы…

Он величаво двинулся к опушке, раздвигая восхищенную толпу, как лесной дракон раздвигает подлесок. Леон собрался было крикнуть ему, что уже смотрел там сегодня, нет на опушке никаких следов. — но не успел. Брюхоногий Полидевк вдруг остановился, чрево его заколыхалось. В толпе кто-то охнул. Головы всех повернулись к лесу. Леон поднялся на ступеньку, чтобы лучше видеть.

— Ой…

Лес был как лес — стоял синей стеной, мирный, тихий. И согретая солнцем поляна, просохшая после ласкового дождя, зеленела как надо, звала поваляться на шелковой траве. А через поляну от леса к деревне, шатаясь, бежал человек. Не добежав до огорода, он упал ничком.

— Фавоний!

К упавшему кинулись, подняли, внесли в дом. Хлоя и то не посмела возразить, когда запропавшего с утра молодого шептуна клали на постель, предварительно стряхнув с нее стеклянные осколки. Отерли пахучей травой лицо, влили в рот глоток воды. Побежали за женой Фавония, но вспомнили, что он вдов, и вернулись. В спальню набилось столько народу, что некуда было ступить.

— Где Ацис?

Фавоний открыл глаза без ресниц, застонав, с тру дом разлепил обожженные, в волдырях губы. Слабо махнул рукой. — Там… Убит…

Фавоний метался по постели, кричал: «Не надо туда ходить! Не надо!..» В глотку ему лили Тихую Радость, он хрипел и булькал, отбиваясь, мотал головой, потом обмяк, пустил слезу и, пробормотав: «Ну как хотите, а я предупредил…» — впал в беспамятство.

Бессвязный рассказ шептуна, передаваемый из уст в уста, мгновенно облетел всю деревню. События выглядели так: еще затемно Фавоний с Ацисом ушли в лес за драконом, договорившись действовать сообща и выбрать дракона посговорчивей, — очень уж хотелось обставить Линдора на состязании. Сначала им долго не везло — то поднятый из берлоги дракон оказывался самкой, да еще с новорожденным потомством, то шептунов не устраивала неподатливость зверя — и лишь в четверти перехода от деревни наконец попалось то, что надо. Чтобы миновать Трескучий лес, они взяли от оврага вправо, рассчитывая вывести дракона на тропу через Круглую пустошь, Криволесье и Мшистый Тягун. Тут-то все и произошло. Железный Зверь напал на них издали, разом поразив зашептанного дракона и Ациса, — «Сам как шар и огнем плюется, говорю вам!» — Фавоний же, отброшенный и обожженный огненным ударом, теряя сознание от боли, прополз кустами до леса, и вот он здесь, чтобы предупредить: бойтесь, люди!

Протолкавшись через толпу, Леон сдернул со стены духовую трубку, подхватил пучок стрелок из шипов игольной лианы и выскочил на улицу. Кажется, Хлоя не заметила, и слава Нимбу! Пусть Полидевка угощает кто-нибудь другой, сам он сыт этим по горло. Надоело! Пусть всё это хоть на полдня останется позади — досадная История с битым стеклом, постылое сочувствие соседей, блиннолицая сдобная жена, сварливости необычайной, Филиса со своим замужеством… Он пойдет в лес, и сейчас же. Мужчина должен делать мужское дело, потому что на то он и создан, чтобы снять с женщины часть забот… Надо выяснить, что же-все-таки произошло с Ацисом — убит ли? А может, еще и не убит…

Рассказ Фавония вызывал сомнения: где это видано, чтобы лесные звери нападали на тех, кто их не трогает, вдобавок плюясь огнем? Нет таких зверей ни на западе, ни на востоке, и не может их быть. Правда, драконы-самцы во время гона пугают друг друга огненным дыханием, но то не огонь вовсе, а безвредный светящийся газ, и даже дети знают, что никто еще им не обжегся. С другой стороны — ожоги Фавония…

Деревня гудела, словно улей.

На площади сквозь плотные ряды слушателей протискивалась младшая хранительница — послушать спор. Люди ловили каждое слово. Некоторые, чтобы лучше видеть, влезли на тушу спящего дракона, читали издали по губам. Здравомудрый старый Титир, потерявший обычную благообразность, наскакивал на Париса:

«Нет и нет! Железный Зверь, конечно, может существовать как условная объективность или, что то же самое, как субъективная реальность, данная нам в чувственное восприятие или, что то же самое, в условное ощущение…» — «Ты завирайся, да не очень, — дребезжал в ответ Парис и бегал глазами по толпе, ища поддержки. — Какая же она условная, когда пострадавший отнюдь не условен, 1рзо Гас о, следовательно, — рпто, — Железного Зверя следует считать реальным, но так как во всем Просторе, слава Нимбу, ничего подобного ни разу не случалось со дня Сошествия, то, — хесипйо, — его следует считать реально не существующим…»

Решено было пойти и посмотреть.

Послали к Хранительнице за ядом — смазать наконечники стрелок. Зверь так зверь — Парису в деревне не очень-то верили. О разбитом окне и полиции никто уже не вспоминал, будто ничего и не было. Леон только радовался. Человек десять охотников выразили готовность идти в лес, от шептунов вызвались Парис и отдохнувший Линдор. Умнейший вызвал всеобщее удивление, решительно нахлобучив на голову свое птичье гнездо и заявив, что тоже идет. Никто не возразил — Умнейшего не спрашивают о том, почему он поступает так, а не иначе.

Двинулись напрямик, через Трескучий лес. Парис тут же прилепился к Умнейшему, семенил рядом и делал всё сразу: раздвигал у того перед лицом ветки, предупреждал о яме, которую надо обойти, шугал лесных бабочек, чтобы своими песнями не мешали течению высоких мыслей Умнейшего, щипал себя за бороденку, безостановочно вещал и заглядывал в глаза — словом, набирал очки перед состязанием мудрецов. Некоторое время Леон наблюдал за ним с кислой усмешкой, потом вспомнил, что еще не завтракал, сорвал лесной орех и умял его, потом побрился на ходу листом кость-дерева, потом спел в уме все песни, какие знал. Трескучий лес давно кончился, и потянулось Криволесье, а коварный сморчок все никак не мог угомониться. Умнейший, кивая, отвечал односложно.

Великий Нимб! Можно смеяться над Парисом — нельзя осуждать. Разве найдется человек, втайне не мечтающий хоть раз в жизни запросто поговорить с Умнейшим! Мать Леона, сказительница, укладывая спать маленького, рассказывала в ответ на настойчивые расспросы: «Умный он, сынок, самый умный в Просторе, до самой дальней дали, куда и не дойти человеку… Везде о нем слыхали, и в Городе его хорошо знают. Давно уже ходит он, ходит… ищет человека умнее себя, а находит только более знающих… И нет у него учеников: ужасно, когда можно только учить и не у кого учиться…» Сама мать гордилась тем, что ей однажды удалось поговорить с Умнейшим: проходя через деревню в прошлый раз, тот спросил у нее воды.

Леон прибавил шагу и догнал Линдора.

— Что это за Железный Зверь, как полагаешь? Линдор долго молчал, размышляя.

— Дойдем — увидим.

— А если он убежал? Ищи его… И старики с нами… Линдор пожал плечами — выпуклые мышцы плавно перекатились под бронзовой кожей. С такой грудной клеткой из него мог бы получиться не шептун, а прекрасный стрелок, — мужчина в самом расцвете. Неудивительно, что Филиса согласна пойти к нему второй женой. Мало ему одной…

Леон отстал. От скуки он начал размышлять о том, почему так бывает: Трескучий лес — это одно, а Криволесье — это совсем другое. Те же деревья, да растут по-разному, свеклобабов и молочных лиан в Трескучем лесу куда меньше, чем в Криволесье, зато кость-деревьев намного больше, сладкие грибы из Криволесья имеют свой привкус — на любителя, — правда, и там, и там бабочки поют одинаково, всюду мир и изобильное благополучие. Младенец не погибнет в лесу…

— Постой!

Леон вздрогнул. Умнейший догнал, тяжело дыша, отирая со лба пот рукавом хитона — старику было тяжко поспевать за охотниками. От Париса он все же как-то избавился — тот шествовал сторонкой, и Леон чувствовал на себе его завистливый взгляд.

— Скажи-ка мне, этот ваш Фавоний… он здоровый? Не заговаривается, во сне не ходит?

— Н-нет. — А что?

— А как насчет Тихой Радости? Не злоупотребляет?

— Н-нет. Только по праздникам.

— Этого я и боялся… — Умнейший заметно помрачнел. — Далеко еще идти?

— Рядом уже. Вон пригорок, за ним еще один, а за ним.

Перевалили через пригорок, стали подниматься на следующий.

— Стой! — скомандовал Линдор. — Слышите? Что-то было не так, Леон сразу это почувствовал, лишь только охотники замерли, настороженно прислушиваясь к хрупкому лесному молчанию. Что-то изменилось — неназойливо, почти неуловимо. Не то чтобы почуялась опасность, нет, — наоборот, казалось, что не хватает чего-то важного, и Леон тщетно пытался понять чего. Легонько кольнула зависть: чутью Линдора все давно привыкли доверять беспрекословно. Сильный шептун, быть ему к старости учителем, коли дозволит Хранительница.