Читать интересную книгу Снежная страна - Ясунари Кавабата

– Гейши катаются тоже в лыжных костюмах?

– В горных хакама. Клиенты за ужином частенько назначают им свидания – не встретиться ли, мол, завтра на лыжах?.. Ужасно противно! Пожалуй, не буду я в этом году ходить на лыжах… Ну ладно, до свидания! Кими-тян, пошли!.. Сегодня ночью снег пойдет. А вечером, перед тем как выпадет снег, холодно бывает.

Симамура уселся в плетеное кресло, где раньше сидела Комако. На крутой тропинке, вившейся по краю лыжного поля, он увидел возвращавшуюся домой Комако. Она вела за руку Кимико.

Появились тучи. Кое-где горы затянуло тенью, кое-где было еще солнце. Свет и тени ежесекундно перемещались, в этой игре было что-то унылое и холодное. Вскоре и поле погрузилось в тень. Симамура взглянул, что делается вблизи, под окном, и увидел бамбуковые подпорки у хризантем, покрытые изморозью. И все же с крыши падала капель. Снег подтаивал и, стекая каплями, непрерывно позванивал.

Снега ночью не было. Сначала посыпал град, потом – дождь.

Накануне отъезда, в ясный лунный вечер, Симамура еще раз пригласил Комако к себе. Она вдруг заявила, что хочет прогуляться, хотя было уже одиннадцать часов. Грубо растолкав Симамуру, она оттащила его от котацу и чуть ли не силком повела на улицу.

Дорога подмерзла. Деревня спала, погрузившись в холод. Комако завернула подол кимоно и заткнула его за оби. Луна сверкала, как стальной диск на голубом льду.

– Давай дойдем до станции.

– С ума сошла! Туда и обратно целое ри [Ри – мера длины, равная 3, 927 км] .

– Ты скоро ведь уедешь. Давай пойдем, посмотрим на станцию.

Симамура совершенно окоченел, холод сковал его с головы до ног.

Когда они вернулись в номер, Комако вдруг сникла. Низко опустила голову, подсела к котацу, засунула руки под одеяло. Даже купаться не пошла, хотя обычно всегда ходила.

Была приготовлена только одна постель. Один конец тюфяка упирался в котацу, а край одеяла на тюфяке лежал на краю одеяла, покрывавшего котацу. Комако, понурившись, сидела по другую сторону.

– Что с тобой?

– Домой пойду.

– Не валяй дурака!

– Ладно, ложись. Я хочу так посидеть.

– Что это ты вдруг решила уйти?

– Да нет, не уйду. Посижу тут до утра.

– Что за бред! Перестань дурачиться!

– Я не дурачусь. Даже и не думаю.

– Ну тогда ложись.

– Мне нельзя.

– Ерунда какая. Давай ложись! – Симамура засмеялся. – Я тебя не трону.

– Нет.

– А ты глупая. И зачем же ты так бегала?

– Пойду я…

– Ну, будет тебе! Не уходи.

– Горько мне, понимаешь? Ты ведь уезжаешь. Домой, в Токио. Горько… – Комако уронила лицо на постель.

Горько… От собственной беспомощности – ничего ведь не можешь сделать, если полюбился тебе приезжий. От безысходности таких вот минут?.. Сердце женщины сгорает, и кто знает, до какой степени оно обуглится, подумал Симамура и надолго замолчал.

– Уезжайте! Уезжайте скорее!

– А я и на самом деле собирался завтра уехать.

– Как? Почему ты уезжаешь? – Комако подняла голову, словно проснулась.

– А что мне делать? Я же ничем не могу тебе помочь, сколько бы тут ни прожил.

Она уставилась на Симамуру непонимающим взглядом. И вдруг резко сказала:

– Вот это и плохо… Ты… Это и плохо…

Потом порывисто вскочила и бросилась Симамуре на шею.

– Ужас, что ты говоришь! Встань, встань, слышишь?! – В неистовстве, забывая обо всем, Комако упала на постель рядом с Симамурой…

Потом она открыла глаза. Они влажно светились.

– Нет, правда, уезжай завтра домой! Хорошо? – сказала она и откинула со лба волосы.

На следующий день, когда Симамура, решивший уехать трехчасовым поездом, переодевался в европейский костюм, гостиничный служащий потихоньку вызвал Комако в коридор. Симамура слышал, как Комако сказала, чтобы посчитали за одиннадцать часов. Очевидно, клерк решил, что счет на шестнадцать или семнадцать часов – это слишком много.

Когда Симамура просмотрел счет, он увидел, что все точно подсчитано – когда Комако уходила в пять, когда до пяти, когда в двенадцать на следующий день, когда до двенадцати.

Надев пальто и белый шарф, Комако пошла его провожать на станцию.

Симамура, чтобы убить время, купил кое-что для своих домашних – соленые плоды лианы, консервы из улиток. Но все равно до отхода поезда оставалось еще минут двенадцать, и он прошелся по привокзальной площади. Подивился, как тут мало свободного пространства – все зажато горами. Слишком черные волосы Комако на фоне унылых пасмурных гор почему-то производили жалкое впечатление.

Только в одном месте – на склоне горы в низовьях реки – почему-то светлело солнечное пятно.

– А снегу прибавилось с тех пор, как я приехал…

– Когда снег идет два дня подряд, его выпадает на шесть сяку. А если и дольше идет, то… Видишь, вон там электрический фонарь? Весь окажется тогда под снегом. Вот буду ходить в рассеянности, думать о тебе, наткнусь на провода и пораню себя…

– Неужели действительно бывает так много снегу?

– Говорят, в соседнем городке, когда там много снегу, гимназисты из общежития со второго этажа прыгают в снег голыми. Тело проваливается в снег. Говорят, они там купаются, словно в воде… Смотрите, снегоочиститель!

– Хорошо бы приехать полюбоваться вашими снегами… Но на Новый год гостиница небось битком набита?.. А поезда не заваливает снегом, когда обвалы?

– Видно, на широкую ногу вы живете… – сказала Комако, разглядывая лицо Симамуры. – А почему вы не отпускаете усы?

– Н-да, усы… Я как раз собираюсь отпустить…

Симамура погладил синеватые после бритья щеки и подумал, что вокруг рта у него эффектные складки, придающие мужественность его лицу с мягкой кожей. Может быть, из-за этих складок Комако его и переоценивает.

– А у тебя, знаешь, как только ты снимаешь пудру, лицо делается таким, словно ты только что побрилась.

– «Каркает противный ворон… Чего он каркает?..» – прочитала Комако стихи и тут же: – Ой, как замерзла! – Она взглянула на небо и плотно прижала к телу локти.

– Пойдем погреемся у печки в зале ожидания?

И тут они увидели Йоко. Одетая в горные хакама, она совершенно вне себя бежала по улице к станции.

– Ой, Кома-тян!.. Кома-тян!.. С Юкио-сан что-то творится… – Задыхаясь, она ухватилась за плечо Комако, как ребенок, убежавший от чего-то страшного и в последней надежде цепляющийся за мать. – Идите скорее, с ним что-то странное! Пожалуйста, скорее!

Комако прикрыла глаза, словно лишь для того, чтобы выдержать боль в плече. Ее лицо побледнело. Но она неожиданно упрямо покачала головой.

– Я не могу пойти сейчас домой. Я провожаю клиента.

Симамура был поражен.

– Иди, иди! Какие уж тут проводы!

– Нет, не могу! Ведь я не знаю, приедете вы еще раз или нет.

Йоко ничего не слышала. Захлебываясь, она говорила:

– Я сейчас звонила в гостиницу. Сказали, ты на станции. Я и примчалась. Иди, тебя Юкио-сан зовет!

Йоко тянула Комако за руку, Комако упиралась, не говоря ни слова. Потом вдруг вырвала руку.

– Отстань!

Она сделала несколько шагов и вдруг пошатнулась. В горле у нее начались спазмы, как при позывах к рвоте. Глаза заслезились, и щеки покрылись гусиной кожей.

Йоко, растерявшись, застыла и уставилась на Комако. Ее лицо, очень серьезное, но абсолютно ничего не выражавшее – ни удивления, ни гнева, ни горя, – походило на примитивную маску.

Не меняя выражения лица, она вдруг повернулась и вцепилась в руку Симамуры.

– Простите, пожалуйста! Отпустите ее, прошу вас! Отпустите! – требовала она с настойчивостью отчаяния.

– Ну конечно, отпущу! – Симамура повысил голос. – Иди скорее домой, глупая!

– А вам-то какое дело! – отрезала Комако, пытаясь оттолкнуть от него Йоко.

Симамура хотел показать на автомобиль, стоявший у станции, и почувствовал, что его рука, которую Йоко сжимала изо всех сил, совершенно онемела. Тогда он сказал:

– Я немедленно отправлю ее домой на той вот машине. А вы идите. Нельзя же так, люди ведь смотрят!

Йоко кивнула.

– Только побыстрее! – Она повернулась и побежала. Все у нее получилось неправдоподобно просто, и Симамура, глядя ей вслед, подумал совершенно не к месту, почему эта девушка всегда такая серьезная?

У него в ушах все еще звучал голос Йоко, до боли прекрасный, который, казалось, вот-вот отдастся эхом где-нибудь в заснеженных горах.

– Куда вы! – Комако остановила Симамуру, собравшегося идти искать шофера. – Я не поеду домой, не поеду!

Симамура вдруг почувствовал к ней чисто физическую ненависть.

– Я не знаю, какие отношения существуют между вами троими, но сын учительницы, наверно, умирает. Потому и захотел тебя видеть, потому и послал за тобой. Так иди же к нему, иди с открытым сердцем. Подумай, что с тобой будет, если он сейчас умрет, сейчас, пока мы тут пререкаемся? Ты же будешь раскаиваться всю жизнь! Не упрямься, прости ему все!

– Нет, нет, вы заблуждаетесь!

– Но, пойми, он же один, только он провожал тебя тогда в Токио, когда тебя продали. И ты об этом написала на самой первой странице своего первого дневника. Как же ты можешь не попрощаться с ним теперь, когда он уходит из жизни?! Иди, и пусть он впишет тебя в последнюю страницу своей жизни.