Читать интересную книгу Меж трех времен - Александр Бушков

Их прибытие произвело легкий переполох. Шляпы принимала, то и дело неумело приседая в книксене, очаровательная особа в синем платье, которую Петруша именовал Дуняшей и пытался демонстративно ущипнуть, а она со столь же наигранньм испугом ловко отстранялась, потупив глазки и бормоча:

— Барин, вы меня конфузите…

Ей ассистировали два лакея, сытые, мордатые молодцы в ливреях и чуточку криво надетых париках с буклями. Судя по их неуклюжей суете, гости тут были редки — особенно аргентинские.

Все пятеро следом за бойкой Дуняшей направилась на второй этаж. Один из лакеев, запыхавшись, обогнал, распахнул дверь и, притопнув ногой от усердия, протараторил имена гостей столь пулеметной скороговоркой, что понять что-либо было решительно невозможно.

Из-за стола поднялся и проворно направился им навстречу лысоватый пожилой человек с роскошными бакенбардами, в черном сюртуке с орденом Станислава в петлице, серо-черных полосатых брюках и коричневых штиблетах. Все верно. Именно такое сочетание — добродушнейшее круглое лицо и пронзительные быстрые глазки — было бы характерным для оборотистого чиновника, начавшего служить, несомненно, еще при Николае Павловиче и выпутавшегося из неприятного дельца о взятке без малейших последствий…

— Милости прошу, господа, — приговаривал он радушно. — Виктор Викторович рассказывал, вы превосходно говорите по-нашему?

— Мудрено было бы иначе, — сказал Кузьминкин. — Родители озаботились воспитать в любви к далекой родине…

— Крайне похвально! Знаете, у меня недавно гостил Петрушин однокашник по Московскому университету, юноша из знатнейшей фамилии, скажу между нами — князь, но говорил сей молодой человек на столь варварской смеси французского с нижегородским, что господин Грибоедов украсил бы им свою галерею типусов… Позвольте ручку, мадемуазель! Коньяк, господа?

Это был не шалопай Петруша… Дело завертелось столь быстро и хватко, словно и не было меж хозяином и гостями ста двадцати лет. Юлю в два счета, предельно тактично, выпроводили погулять с Петрушей над прудом, и

Андрианов-перnote 3 вывалил на стол устрашающую кипу бумаг.

Кузьминкин оказался почти что и не у дел. Мокин с ходу взял все в свои руки. Время от времени он поворачивался к спутнику с конкретными вопросами, но главную партию вел сам. Очень быстро Кузьминкин понял, какая пропасть лежит меж его книжными знаниями по экономике и финансам времен Александра Второго, и серьезными деловыми переговорами. Это был потрясающий спектакль для свежего зрителя, книжного червя конца двадцатого века — светский по духу, но ожесточенный по сути торг насчет процентов, уставных долей и маржи, облаченный в изящные иносказания диалог о будущих взятках и точном списке тех, кто эти взятки будет принимать, неизбежные разъяснения, которые «аргентинцу» были необходимы, — и реплики Мокина, без промаха бившего в слабые места, в узлы нестыковок, в непроясненности… Понемногу Кузьминкин начинал понимать, как становятся новыми русскими. И подсмеивался сам над собой за прежние мысли о некоем потаенном секрете.

Не было секрета, магической формулы. Были великолепные мозги.

— Однако… — вздохнул отставной статский советник, когда в разговоре наметился определенный перерыв. Откинулся на спинку кресла. — Слышал я, господин Мокин, о заокеанских привычках ведения дел, но сам с ними сталкиваюсь впервые. Уж примите комплиментик от поседевшего на финансовой службе выжиги — в вас, искренне скажу, вулкан клокочет…

— Америка, — сказал польщенный Мокин. — Клокочет, знаете ли… Если все наши планы, дай-то бог, начнут претворяться в жизнь, мы с вами и Америку на уши поставим…

Кузьминкин охнул про себя, но Андрианов, полное впечатление, не увидел в последних словах собеседника ничего шокирующего — должно быть, сочтя вполне уместным, неизвестным ему американским жаргоном. В который раз наполнил рюмки, пригласил:

—  — Прошу, господа. Аркадий Сергеевич, вы, простите, сохраняете, в некоторой степени, загадочность Каменного гостя… Не слышал от вас ни одобрения, ни порицания.

Мокин моментально пришел на выручку:

— Аркадий Сергеевич, по чести признаться, выполняет скорее функции не распорядителя, а пайщика. Капитал ему от родителей достался не менее значительный, чем тот, которым я располагаю, но в конкретных делах он мне предоставляет свободу рук…

— Весьма верная позиция, свидетельствующая о недюжинном уме, — кивнул Андрианов. — Было бы не в пример хуже, если бы человек, не располагающий должной деловой хваткой, тем не менее опрометчиво вмешивался бы в подробности негоции… А все же, каково ваше впечатление?

— Я думаю, дело сладится, — сказал Кузьминкин.

— Рад слышать, рад… Разрешите взглянуть? — он взял у Мокина бриллиант, осторожно держа подушечками пальцев, посмотрел на свет, поцокал языком. — Боюсь, в драгоценных камнях я не так уж и хорошо разбираюсь, но в Петербурге без труда сыщем знатоков. Есть один голландец, хитрейшая бестия, но безукоризненно честен. Господин Мокин, неужели вы весь необходимый капитал намерены привезти в Россию в виде брильянтов?

— Намерен, — кивнул Мокин. — Вы ожидаете трудностей?

— Помилуйте, никаких! Южная Африка… Кто бы мог подумать, что там таится вторая Голконда. Под ногами у негров, испокон веков справлявших свои дикарские пляски…

— Можно вас спросить? — вмешался Кузьминкин, усмотрев подходящую для себя паузу в разговоре.

— Конечно…

— Вы православный, Сергей Бенедиктович?

— Разумеется, батенька, — колючие глазки на секунду прошили Кузьминкина невидимым лазерным лучом. — Как деды, прадеды и пращуры, в исконной нашей вере воспитан… А почему вас это интересует?

— Видите ли… — начал Кузьминкин, отчаянно ломая голову над подходящим ответом. — Родитель мой был суров насчет некоторых предметов…

— Тс-с, ни слова более! — поднял палец Андрианов. — Я все себе уяснил, дражайший Аркадий Сергеевич. Откровенно говоря, я и сам крайне отрицательно отношусь к нашествию всевозможных иноверцев и инородцев на наши тучные пажити, поэтому ваш порыв мне понятен. Надеюсь, поверите на слово, церковные книги не заставите предъявлять в доказательство, хе-хе? Православен, аки все пращуры… Вот только за долгие труды свои недостаточно отмечен… — Он мимолетно погладил большим пальцем красный эмалевый крестик с ажурными золотыми орлами и таким же орлом в центре. — Ну да господь учил умерять суетные желания… Не пора ли позвонить, чтобы накрывали?

Ужин оставил у Кузьминкина наиприятнейшее впечатление — стерляжья уха, о которой он лишь читал и слышал, расстегаи с налимьей печенкой, невиданные соусы, лакей, с незнакомой предупредительностью маячивший за спиной и моментально наполнявший бокал…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});