— Для восьмидесяти человек — девять итауб? Зачем так много лодок?
— Это небольшие итаубы, меньше, чем наши. Впереди, перед вами, вдоль южного берега реки плывет восемь итауб.
— Вы же говорили — девять?
— Девятая, самая большая, сегодня утром, еще до рассвета, переплыла на другую сторону реки. Там мы потеряли ее из виду…
— Значит, акавои разделились на две группы? — Меня озадачило это сообщение. — Странно… Ну что ж, будем догонять основную группу!
Не жалея сил, мы ринулись вперед.
— А почему сзади вас был большой черный дым? — успел еще спросить один из разведчиков.
— Ага, значит, вы издалека заметили? Это хорошо…
Бой на реке
В послеполуденные часы зной усилился небывало. На суше в эту пору люди укладывались обычно в тени, разморенные жарой. Солнце прошло над нашими головами и теперь пекло в спины. Меня изумляли выдержка, мужество и самоотверженность воинов, продолжавших неустанно грести, несмотря на жару. В яростном молчании мы только крепче сжимали зубы. Пот лил с нас ручьями.
На итаубе Уаки первыми заметили чужие лодки. Не перед нами — сзади нас. В группе индейцев всегда найдется один с необыкновенно зорким взглядом. Вероятно, нашелся такой и на итаубе Уаки, но останется тайной, как сумел он обнаружить чужие лодки, глядя под солнце, туда, где в ослепительном море пляшущих искр, бликов и вспышек в реке за нами отражалось словно миллион полуденных солнц.
— Акавои! — разнеслось по лодкам.
Даже в подзорную трубу их трудно было обнаружить. Ориноко в этом месте достигала в ширину не менее пяти-шести миль. То, что мы заметили, двигалось милях в четырех за нами, в нашем направлении, и пробивалось через реку с противоположного берега к этому. Но это была не одна лодка: я насчитал четыре.
— Может быть, это не акавои? — возникло сомнение. — У них ведь оставалась там одна лодка…
Нас разделяло слишком большое расстояние, чтобы определить точнее. На таинственных лодках размещалось несколько десятков индейцев, а ведь акавоев на рассвете перебралось на другой берег всего примерно пятнадцать. Так кто же это? Быть может, на противоположный берег перебралось больше акавойских лодок? Или это варраулы?
Посовещавшись, мы решили перестать грести и ждать приближения чужих лодок. Переплыв реку, они двигались вдоль нашего берега на расстоянии от него шагов в двести. Соответственно и я расположил наши итаубы в боевой порядок цепью с таким расчетом, чтобы незнакомцам неизбежно пришлось проплывать неподалеку от нас. Можно было не опасаться, что нас преждевременно обнаружат, поскольку тщательно замаскированные ветвями наши лодки даже вблизи были похожи на медленно плывущие по течению островки. Подобных островков — подлинных — река несла вокруг нас множество. Четыре итаубы быстро приближались. Мы неотрывно следили за ними в подзорную трубу, и, когда они подошли на полмили, кто-то, смотревший в это время в трубу, вдруг воскликнул:
— Это же пленники!
И впрямь это были пленники. Мы определили это по тому, что, сидя в лодках один в затылок другому, все они были привязаны запястьем правой руки к одной общей веревке, протянутой от носа лодки к ее корме. Связанные так меж собой, они могли одновременно выполнять только одно и то же движение веслом, а попытайся хоть один уклониться от этого и сделать другое движение, общая веревка послужила бы препятствием.
Но особо меня интересовали в лодках люди, которые не гребли и пленниками, как видно, не являлись. В каждой итаубе их было по нескольку на носу и на корме. В руках они сжимали длинные копья, которыми, подгоняя, то и дело били по головам гребцов. С одного взгляда я определил, что это акавои: на руках у них повыше локтя были такие же повязки из материи, какие мы приметили у Дабаро и его людей.
Все прояснилось. Это была та группа акавоев, которая на одной итаубе переправилась перед рассветом, как сообщили нам разведчики, на противоположный берег Ориноко. Очевидно, им удалось напасть врасплох на какое-то большое селение варраулов и увести несколько десятков пленников, с которыми они теперь и спешили догнать на захваченных итаубах свой основной отряд.
Бой был неизбежен — его навязывало само наше положение. Наш боевой порядок оказался настолько удачным, что мчавшиеся к нам итаубы должны были пройти совсем рядом, на расстоянии, меньшем полета стрелы. Я приказал приготовить на всех итаубах ружья.
Акавои приближались, не подозревая засады. К сожалению, плыли они не одной группой. Две первые итаубы шли рядом, одна за другой, зато третья отклонилась вправо и двигалась между двумя первыми и берегом, а четвертая оставалась далеко сзади. Я быстро распределил обязанности: по задней, четвертой, лодке ударит Арнак, находившийся в конце нашей цепи. Уаки, Конауро и Вагура возьмут на себя две рядом плывущие лодки, а я атакую дальнюю, идущую у берега.
Итаубы акавоев росли буквально на глазах. Там не щадили гребцов, и лодки их вспарывали воду с бешеной скоростью. Ничем не укрытые, они видны были как на ладони, и не составляло труда издали отличить врагов от друзей.
Я сидел на корме, держа весло как руль, и не спускал глаз с приближавшейся флотилии противника. Наша маскировка ветвями оказалась, по всей видимости, превосходной: первая итауба акавоев как раз проплывала мимо лодки Арнака на расстоянии каких-нибудь пятидесяти шагов, и незаметно было, чтобы у них возникли какие-либо подозрения. Вслед за первой итаубой сразу же мчалась вторая. Когда в следующий миг они оказались на уровне второй нашей лодки с Вагурой на руле, я во весь голос крикнул:
— Вагура, Конауро, Уаки — огонь!
Грохнуло сразу несколько выстрелов, вслед за ними еще и еще. Убедившись, что залп оказался метким и произвел на обеих итаубах среди акавоев страшное опустошение, я уже больше не смотрел туда и скомандовал своим гребцам:
— Вперед!
Изо всех сил навалившись на руль, я круто развернул лодку направо, к берегу. Точной дугой обогнув две обстрелянные итаубы, еще продолжавшие двигаться, хотя грести на них перестали, мы устремились к третьей неприятельской лодке.
А там происходило нечто неожиданное и скверное. Акавои на руле, поняв, какую ловушку мы устроили, решил спасаться бегством на берег, в лес, и тут же повернул туда итаубу. Но он не принял в расчет сопротивления варраулов, которые тоже сразу поняли ситуацию в не собирались помогать врагам. Они продолжали держать весла в руках, но одни отказались грести, а другие пытались даже оказать сопротивление.
Акавои грозными криками их усмиряли, а когда это не помогло, стали лупить по головам и колоть копьями. В безудержном бешенстве они убивали их, сами хватались за весла и лихорадочно молотили по воде. Но и это мало им помогало. До берега оставалось еще шагов сто, когда мы настигли их и, встав между ними и берегом, отрезали путь к бегству. Судьба вынесла акавоям свой приговор, но они не смирились. Их было пять: двое на носу и трое на корме. Когда мы наискось перерезали им путь, четверо из них схватили ружья — имелось у мерзавцев и огнестрельное оружие — и дали залп. Вокруг нас посыпалась картечь. Двое или трое наших оказались ранеными, но другие вовремя пригнулись, спрятавшись за борт, да и целились акавои плохо из раскачавшейся итаубы.
Опомниться мы им не дали. Перестав грести, чтобы лодка не качалась, лучшие стрелки из нашего рода, рода Белого Ягуара, по моему приказу выстрелили из ружей, заряженных пулями. Сам я взял на прицел рулевого. Дав залп, мы устремились вперед, к итаубе. Рулевой лежал с простреленным черепом, наполовину вывалившись из лодки, трое других акавоев корчились в предсмертных судорогах. Пятого, здоровенного верзилу с бугристыми мышцами и свирепым выражением лица, похоже, не задело. Он молниеносно схватил копье и, размахнувшись, изо всех сил метнул в нас, навылет пронзив грудь одному из наших гребцов. Затем он с обезьяньей ловкостью соскользнул в реку и скрылся из наших глаз в мутной воде.
Как видно, он был редкостным пловцом и долго оставался под водой. Догадываясь, что он поплывет по течению к берегу, я направил в ту сторону и нашу лодку. Воины замерли у бортов с оружием наготове. Оказалось, расчеты мои подтвердились. Акавои вынырнул в нескольких шагах от нас. Прежде чем ему удалось открыть рот, чтобы захватить воздух, свистнула стрела и впилась ему глубоко в череп. Так погиб последний из этой пятерки.