Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отсутствие оборонительных средств, способных эффективно защитить демографические, экономические и промышленные цели, ядерное оружие поставило политиков перед дилеммой. Очевидно, что одной из его важнейших функций (некоторые сказали бы, единственной надлежащей функцией) было предотвращение возможной войны. Прежние военные теоретики во главе с Клаузевицем нередко вообще не упоминали о такой задаче, как сдерживание; теперь же это стало центральной частью стратегии, разрабатываемой в министерствах обороны и изучаемой в «мозговых трестах» и университетах. В то же время, чтобы служить сдерживающим фактором, должна наличествовать готовность к его применению. Более того, оно должно быть использовано «убедительным» образом, но так, чтобы это автоматически не привело к тотальной войне и уничтожению самой применившей это оружие стороны.
На Западе, где ввиду меньшей численности обычных войск верили, что дело может ограничиться «первым применением» ядерного арсенала, поиск решения этой проблемы начался в середине 50-х годов и продолжался следующие 30 лет. Разрабатывались многочисленные теории, и хотя ни одна из них никогда не была испробована на практике, ретроспективно их можно разделить на три типа. Согласно первой, предложенной среди прочих Генри Киссинджером[842], возможно достижение явной договоренности относительно видов объектов, которые допустимо подвергать ядерным бомбардировкам, а также максимальной мощности оружия, которое можно использовать для их уничтожения. Вторая, известная как стратегия «гибкого реагирования», или стратегия «выборочного применения», также основывалась на идее соглашения, хотя и молчаливого. Ее суть заключалась в надежде на то, что, если НАТО воздержится от использования каких-либо видов ядерного оружия из своего арсенала против тех или иных типов целей, СССР будет придерживаться аналогичных ограничений, и война, таким образом, будет ограничена либо географически, либо по типам целей, либо в обоих аспектах ― хотя эти надежды существовали вопреки постоянным заявлениям СССР об обратном[843].
Третье и наиболее ужасающее «решение» проблемы, известное как обезглавливание, было предложено в середине 80-х годов. Его сторонники ясно осознавали всю ничтожность шансов достичь соглашения, явного или подразумеваемого, об ограничении использования ядерного оружия в войне между двумя сверхдержавами; поэтому, с их точки зрения, новые баллистические и крылатые ракеты, ставившиеся в то время на вооружение, должны быть использованы для «обезглавливания» СССР. Под этим подразумевалась серия сверхточных ударов, которые устранят верховное руководство и уничтожат находящиеся в его распоряжении системы командования, управления и связи, тем самым, предположительно, предотвращая возможность эффективного ответного удара[844].
Как показывают две последние стратегии, датируемые 70― 80-ми годами, к этому времени апокалиптические страхи, свойственные 50-м годам, до некоторой степени развеялись. Такие романы, как «Третья мировая война» Джона Хэкетта (1979) и «Красный шторм поднимается» ТомаКленси (1984) были крайне популярны, не говоря уже о романе последнего «Долг чести» (1994), в котором подразделение американских «комман-дос» послано для уничтожения японской ядерной установки, поскольку не исключена вероятность войны с этой страной. В годы, предшествовавшие 1914 г., популярность литературы военной тематики была одним из показателей приближающейся резни[845]. В США во времена Рейгана многие люди приветствовали бы удобный случай испытать чудесное оружие, имеющееся в их распоряжении благодаря передовым технологиям. Возможно, они действительно пошли бы на столкновение, если бы не сдерживающий эффект ядерного оружия, которое, к сожалению, угрожало положить конец веселью еще до того, как оно по-настоящему начнется; не случайно и «Третья мировая война», и «Красный шторм» заканчивались сразу после применения этого оружия. Какой бы ни была взаимосвязь между реальностью и литературой, на практике попытки штабов разработать стратегии ведения войны с применением небольших бомб и сверхточных средств доставки ни к чему не привели. Сдерживание ― по выражению Уинстона Черчиля, «здоровое дитя страха» ― одержало верх.
После Карибского кризиса, который на несколько дней в октябре 1962 г., казалось, поставил мир на грань ядерной гибели, сверхдержавы стали особенно осторожны. Последовали такие соглашения, как «Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой» (1963), «Договор о нераспространении ядерного оружия» (ДНЯО, 1968), два «Договора об ограничении стратегических наступательных вооружений» в 1972 и 1979 гг., и соглашение о сокращении ракет средней дальности и боеголовок, достигнутое в конце 1980-х годов между президентом Рейганом и генеральным секретарем ЦК КПСС Горбачевым. Подписанию каждого из них способствовали различные обстоятельства, но все они отражали обоюдное желание поставить предел гонке вооружений, а также растущее убеждение, что в ядерной войне не будет ни победителей, ни побежденных. Замковым камнем системы этих договоров стал договор, подписанный президентами Джорджем Бушем и Борисом Ельциным, предусматривающий ликвидацию наиболее точных типов ракет с разделяющимися головными частями (MIRV). Это равносильно признанию того, что идея «ведения войны» умерла, и единственная функция ядерного оружия ― сдерживание.
К моменту окончания «холодной войны» число государств, имеющих ядерное оружие, увеличилось с одного до как минимум восьми. Несколько десятков других стран были готовы быстро создать бомбу или, по крайней мере, при желании смогли бы это сделать: от Аргентины и Бразилии до Канады и стран Западной и Восточной Европы, а также Тайвань, обе Кореи (Северная и Южная), Япония, Австралия и, возможно, Новая Зеландия[846]. ЮАР хвасталась, что она создала ядерные заряды, а затем демонтировала их, хотя, разумеется, как значение слова «демонтировать», так и дальнейшая судьба составных частей остались загадкой. Тем временем, благодаря технологическому прогрессу, ядерное оружие стало доступным любой стране, которая способна производить современное обычное вооружение, доказательством чему служит тот факт, что такие страны, как Китай, Израиль, Индия и Пакистан, годами и даже десятилетиями разрабатывали первое до того, как начать производство второго.
Разумеется, страны, входившие в ядерный клуб, без особой радости встретили вступление в него новых членов. Стремясь сохранить свою монополию, они постоянно выражали опасения относительно роковых последствий распространения ядерного оружия. Их целью было доказать, что они сами являются стабильными и ответственными и не желают ничего, кроме мира; однако по идеологическим, политическим, культурным или техническим причинам к другим странам это не относится[847]. Были созданы некоторые международные механизмы для предотвращения возможности попадания опасных технологий в нежелательные руки, т.е. в страны «третьего мира» (как, например, заключение «Договора о нераспространении ядерного оружия» (1968) и образование Лондонского клуба государств ― производителей ядерных материалов, оборудования и технологий (1975)). Однако остановить распространение ядерных технологий оказалось весьма непросто. Если сейчас количество государств, располагающих ядерным оружием, ограничено восемью, то в целом это, скорее, из-за отсутствия желания, а не возможностей потенциальных обладателей ядерной бомбы.
Оглядываясь назад, мы видим, что страхи по поводу распространения ядерного оружия оказались сильно преувеличены. По всему миру количество произведенных устройств достигает десятков тысяч; однако за все 50 лет их существования единственными, использованными по назначению в приступе ярости, остаются те, что были сброшены на Хиросиму и Нагасаки. Вначале сверхдержавы, которые были достаточно напуганы Карибским кризисом, чтобы устанавливать так называемые «горячие линии» телефонной связи между главами государств; затем их близкие союзники по НАТО и Варшавскому договору, которые подписали различные соглашения с целью предотвратить случайное развязывание ядерной войны; потом СССР и Китай, которые уладили свой пограничный конфликт в 1991 г.; затем Китай и Индия, через пограничную линию которых не было сделано ни одного выстрела с 1961 г., когда они воевали друг с другом; за ними Индия и Пакистан, и, наконец, Израиль и его соседи ― каждое государство в конце концов обнаруживало, что владение подобным оружием не означает достижения такой военной мощи, на которую они рассчитывали.
Вместо этого ядерный арсенал обычно играл по отношению к военным операциям роль сдерживающего фактора. Со временем страх эскалации конфликта уже не позволял этим странам воевать друг с другом напрямую, всерьез и в существенном масштабе. Как показало время, этот процесс возобладал даже там, где во главе одного или нескольких из упомянутых выше ядерных государств стояли абсолютные диктаторы, как в СССР и Китае в разное время; даже когда баланс ядерных сил складывался явно в пользу одной из сторон, как это было с США, которые во время Карибского кризиса имели преимущество над СССР в соотношении 10 к 1 по средствам доставки; даже когда две стороны ненавидели друг друга «дольше, чем любые два народа на земле» (слова премьер-министра Пакистана Зульфикара Али Бхутто), как в случае Индии и Пакистана; и даже когда официальные лица отрицали наличие бомбы, как в Южной Азии и на Ближнем Востоке. Фактически, можно с большой степенью уверенности утверждать, что где бы ни появлялось ядерное оружие или где бы ни подозревалось его наличие, большая межгосударственная война более или менее значимого масштаба начинала постепенно изживать себя. Более того, любое в той или иной степени значимое государство в настоящее время по определению способно производить ядерное оружие. Поэтому крупномасштабные обычные войны теперь могут вестись только либо между странами третьего и четвертого ряда, либо против них[848].
- Блог «Серп и молот» 2021–2022 - Петр Григорьевич Балаев - История / Политика / Публицистика
- Имплантация - Сергей Л. Козлов - История
- Золотая эпоха морского разбоя - Д. Копелев - История