— Нет, Конни, — твердо произнес Спенсер. — Вы не будете обедать. Я должен с вами поговорить.
— Хорошо, конечно. Я готова. Но может быть, после обеда?
— Нет, — сказал Спенсер, повышая голос. — Сейчас. Обедайте, и будем говорить.
Он застал ее врасплох.
— Надеюсь, во время нашего разговора я не потеряю аппетита? — спросила она, пытаясь улыбнуться.
— Такое не исключено, — ответил Спенсер.
Его собственный желудок урчал и болел от пустоты. Стоять за едой было некогда, поэтому он взял только чашку кофе. На этот раз он влил туда огромное количество молока и положил несколько кусочков сахара.
— Конни, — произнес он, — я не собираюсь ходить вокруг да около. Примерно через полчаса, а может быть, и раньше здесь появится начальник полиции с ордером на ваш арест.
— Арест? — спросила Конни тихо, почти шепотом. — Арест за что? — Она вяло откусила от своего гамбургера.
Темно-вишневый стол, за которым они сидели, был круглый. Спенсер подумал, что мебель в этом студенческом кафе почти такая же, как в комнате для допросов в управлении полиции. Здесь просто было немного уютнее.
— Конни! Френки Абсалом, вы его помните?
— Конечно, помню, — отозвалась она. — Ведь он наш друг.
— Френки видел вас на мосту в ту ночь, когда погибла Кристина.
— Ну и что? — мгновенно выпалила Конни.
Спенсер постарался вернуть ее на землю и с нажимом сказал:
— Конни, он видел вас на мосту через несколько минут после того, как Кристина исчезла из виду, и, когда он увидел вас, вы уже возвращались назад из лесу.
Конни молчала.
Спенсер отвел от нее взгляд и напомнил ей кое-что из того, о чем она уже говорила.
— Вы рассказывали, что в ночь со вторника на среду выходили из общежития. Вы помните, куда ходили?
— Думаю, что да.
Спенсер поднял глаза:
— Значит, помните? Я же вас спрашивал, где вы были в ночь со вторника на среду, десятки раз и десятками разных способов. И вы ни разу не упомянули, что ходили на мост. Это была очень важная деталь, которую вы опустили. Не так ли?
— Я не упоминала об этом потому, что это не имело никакого значения и ни на что не влияло.
Спенсер пытался говорить тихо:
— Не вам об этом судить, Конни. Не вам. Вы считаете, что это не имело никакого значения? Напрасно. Очевидно, ваши высокообразованные родители не научили вас, что, когда требуют подтвердить свое алиби, вы не должны опускать ни малейшей детали, особенно если были на месте совершения преступления. Этого ни в коем случае нельзя было делать, даже если вам показалось, что это ни на что не влияет.
— Спрашивается, какое отношение имеют мои родители ко всему происходящему? — бросила она, и Спенсер подумал, что это правильно. Действительно, какое они имеют отношение вообще ко всему? Но он вспомнил платаны в Колд-Спринг-Харборе, за которыми прятался пролив Лонг-Айленд, и подумал, что они имеют отношение, и большое. «…Но к тебе, Констанция Тобиас. Они сделали тебя такой, какая ты есть, и поэтому ты сидишь сейчас здесь и думаешь, что ты выше закона и, уж конечно, выше меня».
— Позвольте мне объяснить. Вы исчезли на сорок минут, и никто не видел вас нигде, кроме Френки, который был вблизи места совершения преступления. Вы не хотите мне рассказать, чем занимались на этом мосту?
— Я уже вам все рассказала.
— Нет, не рассказали. Вы никогда мне об этом не рассказывали.
— Я искала Альберта, — сказала она отворачиваясь.
— На мосту?
— Да.
— И вы его там нашли?
— Нет.
— А как насчет Кристины? Ее вы видели?
— Нет, — сказала она, беря гамбургер дрожащей рукой.
Спенсер засмеялся:
— Что вы делаете, Констанция? Вы хотите сказать, что не собираетесь ничего мне рассказывать? Ну что ж, прекрасно. В таком случае я ухожу.
— Я не убивала ее! — воскликнула Конни. — Лейтенант, детектив, кто вы там по званию, я ее не убивала.
— Нет? Ну и чудесно. На судебном заседании вас обязательно приведут к присяге. Хотелось, чтобы вы это прочувствовали.
— Судебное заседание? О чем вы говорите? Я ее не убивала! Говорю вам, не убивала! — Она почти кричала, так что студенты, сидящие за столами поблизости, подняли головы и посмотрели на нее.
«Не часто бывает такое, — подумал Спенсер, — чтобы в Дартмутском колледже во время обеденного перерыва в кафе «Коллиз» студентка объявляла во всеуслышание о своей непричастности к убийству. Возможно, студенты вообще видят такое в первый раз».
— Расскажите, как это было, — снова спросил Спенсер, стараясь быть как можно мягче. — Расскажите.
Конни начала плакать и, всхлипывая, продолжала «качать права»:
— У меня есть право пригласить адвоката. У меня есть право не отвечать ни на чьи вопросы, пока со мной не будет адвоката.
— Ах, вот чего вы хотите! Ну что ж, действительно, у вас есть такое право. Но учтите: тех, кому предъявлены обвинения в совершении убийства, под залог не выпускают.
— Меня еще пока никто ни в чем не обвинял, — подавленно проговорила Конни. — Кроме вас.
Спенсер вздохнул:
— Мисс Тобиас. Неужели я похож на подлеца? Я здесь, чтобы помочь вам. Почему вы все так сами себе осложняете? Если вы не виновны, расскажите мне все как есть, и тогда я буду на вашей стороне. Это моя работа.
— Я не виновна, — быстро произнесла Конни.
— Почему я должен вам верить?
— Потому что это правда.
— Правда? — Спенсер искал подходящие слова. — Вы, видимо, не все еще поняли из того, что я сказал. — Он сделал паузу, пытаясь собрать разбегающиеся мысли.
— Почему вы так на меня смотрите? — спросила Конни. — Как будто думаете, что я виновна.
Спенсер грустно покачал головой:
— Вы не хотите мне помочь. А жаль. Почему вы не хотите, мне все рассказать? Я вам неприятен? Или, наоборот, у меня слишком мягкие манеры? Почему? Я всегда считал себя неплохим следователем, но с вами сущая морока. До сих пор ни один из вас ни единого слова, способного пролить свет на существо проблемы, добровольно не произнес. Джим не сказал мне, почему, когда увидел черные ботинки Кристины, бросился бежать и ничего не сообщил нам. Альберт не рассказал мне правду о ней и о себе. И вы не рассказываете мне, что делали на мосту.
— Я расскажу вам. Ладно? Но если я вам расскажу, вы мне тогда поверите? — взмолилась она.
— Не знаю, Конни, — спокойно произнес Спенсер. — Давайте начнем. Но вы не должны начинать с того, что потеряли голову от ревности и все такое прочее. Хорошо? Потому что это все очень серьезно. И если вы признаетесь в совершении преступления, которого не совершали, то будете потом рассказывать сами себе эту историю в тюрьме до конца жизни. Так что говорите, но осторожно. И думайте! Думайте обо всем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});