Читать интересную книгу Сталинград - Энтони Бивор

Деятельностью обеих этих организаций руководил генерал-майор Мельников, заместитель начальника Управления по делам военнопленных. Он работал в тесном контакте с международным отделом ЦК ВКП(б). Дмитрий Мануильский, в сталинском Коминтерне отвечавший в первую очередь за Германию, получил новое задание. Именно оно привело Мануильского в Сталинград во время заключительного этапа битвы, но Чуйков категорически воспротивился тому, чтобы тот переправился на правый берег.

19 августа 1943 года три генерала, сражавшиеся и взятые в плен под Сталинградом, – Зейдлиц, Латтман и Корфес – по материалам допросов были отобраны как наиболее готовые к сотрудничеству. Их перевели из Войкова в «центр переподготовки» в Лунево.

В начале сентября Зейдлиц, Корфес и Латтман вернулись в Войково – им поручили убедить присоединиться к движению остальных высших офицеров. Приехали «переподготовленные» поздно вечером, но генералы пришли узнать последние новости, хотя им пришлось для этого встать с постелей. Они явились в пижамах и стали наперебой задавать Зейдлицу вопросы. Зейдлиц торжественно заявил, что грядет день нового Тауроггена, напомнив о русско-прусской конвенции, ставившей своей целью нейтрализацию 20-тысячного немецкого корпуса, действовавшего против России. Генерал Штрекер повернулся и вышел…

На следующий день Зейдлиц и Латтман предложили боевым товарищам подписать воззвание с призывом восстать против гитлеровского режима, Штрекер, Сикст фон Арним, Роденбург и Пфеффер прямо обвинили их в измене. И все же Зейдлицу удалось привлечь на свою сторону Эдлера фон Даниэльса, Дреббера и Шлемера.

Зейдлиц винил Гитлера в предательстве и был убежден в том, что тот погубит Германию, но он, Корфес и Латтман поняли это слишком поздно. Да, они готовы были перейти в оппозицию нацистскому режиму, но и большевики, и представители союзных держав не собирались привлекать их к участию в определении судьбы Германии. Конечно, органы НКВД собирались использовать пленных немецких генералов в своих корыстных интересах. Кстати, потом Зейдлиц говорил, что даже не подозревал, что Мельников является сотрудником ведомства Берии.

Из советских источников следует, что 17 сентября 1943 года Зейдлиц как председатель Союза немецких офицеров представил генералу Мельникову план с предложением сформировать армейский корпус численностью 30 000 человек из тех, кто был взят в плен под Сталинградом. «Согласно мысли Зейдлица, – доложил Мельников Берии, – этот корпус станет основой новой власти после свержения Гитлера».[1014]

К этому он добавил, что Зейдлиц видит себя кандидатом на пост главнокомандующего вооруженными силами будущей свободной Германии. Судя по всему, генерал также пообещал подготовить план пропагандистской кампании в печати и на радио, отправить специально подготовленных эмиссаров в германский тыл, чтобы склонить перейти на сторону СССР командиров соединений и совместно действовать против гитлеровского режима. Зейдлиц выразил готовность послать письма своим личным друзьям – командующему Центральным фронтом фон Клюге и генералу Томасу, одному из руководителей военной экономики рейха.

22 сентября Зейдлиц вместе с генералами Латтманом и Корфесом и полковником Гюнтером ван Хоовеном представил свои новые соображения. Немцы ожидали, что советское руководство посодействует им в формировании из военнопленных небольшой армии, которая может помочь новому германскому правительству взять власть: два корпуса, четыре дивизии и соединения авиационной поддержки – три эскадрильи бомбардировщиков, четыре эскадрильи истребителей и группа воздушной разведки. В этом воинском формировании будет семь генералов, 1650 офицеров и 42 000 солдат. Похоже, Зейдлиц понятия не имел о том, насколько высокой была смертность среди тех, кто попал в плен под Сталинградом.

На встрече с советским руководством Зейдлиц предложил отправить эту армию по воздуху в Германию, возможно в Берлин.[1015] Один из офицеров НКВД указал на технические сложности переброски авиацией большого количества войск, однако Зейдлиц ответил, что проработать детали – задача русских. Против высказался генерал Корфес – он назвал план авантюрным: «Это утопия. Кроме всего прочего, командование русской авиации сочтет нас фантазерами».

Есть основания полагать, что на гнев и неприязнь бывших товарищей по оружию, вызванные его действиями, Зейдлиц просто не обращал внимания. Офицеры, оставшиеся верными нацистской идеологии, объявили бойкот всем, кто сотрудничал с русскими. При встрече друг с другом они демонстративно вскидывали вверх руку в партийном приветствии. Такая поляризация мнений – и действий! – сильно усложнила жизнь тем, кому не было никакого дела ни до «антифашистов», ни до сторонников Гитлера.

В феврале 1944 года русские самолеты начали сбрасывать над немецкими позициями по всей линии Восточного фронта листовки, подписанные Зейдлицем и теми, кто разделял его взгляды. Гестапо тотчас доложило Гиммлеру, что подпись Зейдлица подлинная. Генерал Гилле, заместитель командира дивизии СС «Викинг», чьи позиции на Черкасском выступе были засыпаны листовками Национального комитета, лично отослал несколько таких листовок в Германию, как и письма, написанные ему генералами Зейдлицем и Корфесом. В гестапо провели графологическую экспертизу и подтвердили, что письма тоже являются подлинными.

В Берлине началась паника. Гитлер вызвал к себе Гиммлера. Генерал Шмундт получил задание собрать подписи всех военачальников под декларацией о верности своему верховному главнокомандующему – фюреру. И этого ему оказалось мало. 19 марта Рундштедт, Роммель, Клейст, Буш, Вейхс и Манштейн были срочно вызваны в Бергхоф. Гитлер при них проклял генерала фон Зейдлиц-Курцбаха, «презренного предателя нашего священного дела».[1016]

У Мельникова к этому времени тоже появились сомнения. Ни одна крупная гитлеровская группировка на советскую пропаганду не поддалась, хотя вермахт терпел одно поражение за другим. Зейдлиц объяснял отсутствие результатов неприятием немцами революционных идей, системой полицейского насилия и полным подавлением инакомыслия. Он утверждал, что в Германии нет каких-либо значительных организаций сопротивления и сильна всеобщая боязнь поражения и его последствий, раздуваемая, в свою очередь, страхом перед большевизмом.[1017] Несмотря на все эти неудачи, он по-прежнему хотел, чтобы Советский Союз официально признал Национальный комитет как правительство в изгнании. Тут вмешался Дмитрий Мануильский. Он заявил, что меморандум Зейдлица является провокационной попыткой обострить отношения СССР с союзниками. «Нет никаких сомнений, – писал Мануильский, – что признание Национального комитета советским правительством спровоцирует Великобританию и Соединенные Штаты на то, чтобы обвинить Советский Союз в прогерманской политике».[1018]

В мае 1944 года Эрих Вайнерт, председатель Национального комитета, решил в пропагандистских целях послать на Ленинградский фронт трех немецких офицеров. Двое – капитан Штольц и лейтенант Виллимзиг – ехать отказались. Сначала с офицерами беседовали Вайнерт, Ульбрихт, генерал фон Зейдлиц и генерал Латтман. Потом их допросили русские. Через четыре дня они признались в том, что являлись членами фашистской организации внутри Союза немецких офицеров.[1019] Оба были арестованы НКВД как двойные агенты, работающие на нацистов, и подвергнуты новым допросам. Арестовали и других немецких офицеров, в том числе генерала Роденберга. Он также «признался» в профашистской деятельности. Мануильский тут же распорядился запретить использовать немецких офицеров в пропагандистской работе на фронте. Очевидно, Сталин решил отказаться от неэффективных усилий, опасаясь осложнить на данном этапе войны отношения с союзниками, когда ему была так нужна их помощь.

Зейдлиц впал в сильную депрессию. Чтобы подбодрить его, офицеры НКВД преподнесли генералу на день рождения торт, украшенный четырьмя красными марципановыми розами (у Зейдлица были четыре дочери). Трудно сказать, удалось ли сотрудникам ведомства Берии это сделать, но впоследствии у генерала случались неоправданные в данных обстоятельствах вспышки оптимизма.

20 июля закончилась неудачей попытка покушения на Гитлера. Гестапо, конечно, ответило на нее массовыми репрессиями. Положительным моментом провала очередного антифашистского заговора стало то, что в германской армии усилилось недовольство режимом. Среди пленных генералов теперь тоже преобладали оппозиционные настроения. Даже Штрекер, узнав о казни своего друга фельдмаршала фон Витцлебена, готов был подписать призыв к свержению Гитлера, но он слишком презирал Зейдлица…

8 августа 1944 года Берия доложил Сталину о большом успехе. Паулюс наконец согласился подписать обращение к немецкому народу. Это воззвание, правда не к народу, а к группе армий «Север» с призывом сложить оружие, написали в НКВД «согласно инструкциям товарища Щербакова».[1020] 21 августа Паулюс и 29 взятых в плен генералов поставили под ним свои подписи.