Читать интересную книгу Четыре властелина бриллианта. Тетралогия (ЛП) - Чалкер Джек Лоуренс

На первый взгляд процедура выглядела самой обычной, даже рутинной – имя, фамилия, возраст, образование, профессия, причина ссылки на Ромб и все такое. Однако в какой-то момент я уловил нечто в высшей степени странное – словно смотрел смонтированную запись, из которой вырезали кусок пленки. Кроме меня, этого никто не заметил или не подал вида, так что я тоже промолчал. Но это обстоятельство сильно взволновало меня, а дальнейшее обеспокоило еще больше.

Интересно, что подобное происходило со всеми, кроме Залы. Я внимательнейшим образом наблюдал за ней не только, чтобы поймать загадочный разрыв во времени, но и чтобы сравнить известную мне версию ее прошлого с тем, что она скажет Корману. К ее чести, они совпали даже в мелочах.

Чем дольше длилась эта тягомотина, тем сильнее нарастало мое раздражение, однако я услышал немало любопытного. Наш буйвол, захвативший себе отдельные покои, оказывается, был кем-то вроде диктатора на затерянной вдали от межзвездных трасс приграничной планете. Особое пристрастие он питал к зверским казням, пыткам и прочим ужасам. Хотя внешность у него была весьма красноречивая, я хорошо понимал, что большой, мускулистый, грязный и злобный еще не значит тупой и недалекий. Человек, который подчинил целую планету и безраздельно хозяйничал на ней шесть лет, – безусловно, гений, и именно поэтому он и попал сюда. Лакомый кусок для Эолы Мэтьюз – хотя смогут ли они плодотворно сотрудничать, еще вопрос.

Меня оставили на закуску, и, когда Корман произнес наконец мое имя, я уже сгорал от любопытства: будет ли наша беседа так же “отредактирована”?

Со мной Корман был столь же корректен, как и с ” остальными.

- Парк Лакош?

- Да.

- Вы не возражаете, если мы коснемся вашего прошлого?

Я выдержал достаточно длинную паузу, после чего сказал:

- Нет.

Он утвердительно кивнул:

- Мне понятны ваши опасения. Вы очень колоритная личность, Лакош, не правда ли?

- Боюсь, что там, Извне, выразились бы несколько иначе.

Волшебник холодно усмехнулся:

- Совершенно верно. Вы автор ряда жестоких убийств при вполне благополучной с виду жизни и карьере. Они немного скрасили безысходную скуку, царящую в Конфедерации. По-видимому, психиатры уже помогли вам решить вашу насущную проблему?

- Да. Меня долго лечили, как вы знаете. Я абсолютно здоров, однако моя популярность сыграла со мной злую шутку – нормальное общество для меня заказано.

- Теперь вы поняли, что я имел в виду, называя вас колоритной личностью? Да, именно вашу болезнь. Мы обратили внимание на то, что вы уже неделю живете в одной комнате с женщиной, но ведете себя в высшей степени благопристойно.

Скажите честно, можете ли вы вновь слететь с катушек? И даже в более ужасающих формах?

Я неопределенно пожал плечами:

- Боюсь, это вопрос к Господу Богу. Сейчас я совершенно здоров и не представляю, как я наломал столько дров. Но наломал ведь.

- А убийства? Можете ли вы убить кого-нибудь? Этот вопрос был полегче.

- Да, конечно. Например, защищаясь. При лечении мою психику не заблокировали; я не подвергался никакому программированию и, стало быть, полноценен.

Корман одобрительно кивнул, затем внезапно вперил в меня острый гипнотический взгляд; это длилось секунду-другую, не больше. Затем он отвел глаза, вздохнул и немного расслабился.

- Ну вот теперь мы одни, – сказал он.

- Что??? – Я подскочил от неожиданности, однако, оглянувшись, обнаружил только пустоту. Казалось, от остальных нас скрыла огромная черная стена.

- Это нетрудно, – сказал Корман, насладившись моим неподдельным удивлением. – Когда мы вернемся в обычный мир, никто ничего не заподозрит.

- Так вот в чем дело! – озарило меня. – А я-то думал, что за ерунда?

- Поразительно! Такое практически никому не удается.

Человеческий мозг не способен воспринимать скачки во времени. Вы, значит, заметили их, когда я беседовал с остальными?

Я кивнул:

- Сперва я даже испугался, не свихнулся ли по новой, однако это повторялось каждый раз, следовательно, я не ошибся.

- И такое случалось при беседах со всеми? Я улыбнулся:

- Со всеми – кроме Залы. Мне показалось, что вы ее сюда не вытаскивали..

- Совершенно верно. Похоже, я недооценил вас, Лакош. При соответствующей подготовке вы станете чрезвычайно могущественны. Вы просто рождены для Харона.

- Хотелось бы попробовать, – совершенно искренне ответил я.

- Посмотрим, посмотрим. У вас хорошие шансы сделать замечательную карьеру.

- О? Каким образом?

Меня удивил и в то же время слегка взволновал его неподдельный интерес к моей персоне. Я никак не рассчитывал привлечь такое внимание к своей скромной .особе уже в начале игры.

Корман надолго задумался, словно борясь с терзающими его сомнениями. Немного погодя он вздохнул и решительно посмотрел на меня.

- Пять лет назад Хароном правил Тулио Корил, – сказал волшебник. – Этот хитрый старый лис был невероятно силен и могуществен. Обычная государственная рутина его совершенно не увлекала – ведь он чувствовал себя настоящим небожителем, а пристало ли Богу заниматься крючкотворством?

- Зачем же он стал властителем?

- По-видимому, из чувства долга. Это не сулило ему никакой личной выгоды, но он прекрасно понимал, какие возможности для произвола и злоупотреблений получат его соперники, если дорвутся до высшей власти; он решил перейти им дорогу.

- Неужели здесь встречаются столь благородные создания?

- И немало. Взять хотя бы меня. Вы такой же изгнанник, как и каждый из нас, и даже больше, ибо вы продукт того общества, которое вас отвергло. Оно поставило своей целью насадить всеобщее счастье в виде всеобщего равенства, но для этого ему потребовалось оболванить всех. Некоторые стали уголовниками без особых угрызений совести – это правда, однако многие превратились в преступников только потому, что позволяли себе роскошь мыслить иначе, нежели требовало руководство Конфедерации. В грязной истории человечества “инакомыслие” зачастую означало договор с дьяволом, хотя “инакомыслие” – это всего лишь “инакомыслие”, и не более. Да если бы построенное ими общество оказалось действительно совершенным, разве потребовалось бы им столько детективов или наемных убийц? Разве появились бы мы, преступники?

На такой вопрос ответить всегда непросто, а в моем положении спорить и вовсе неблагоразумно. Я предпочел промолчать.

- Те, кто навязал землянам Конфедерацию, были вынуждены прибегнуть к помощи наемников для отстрела тех, кто не мог или не хотел адаптироваться. Это началось много веков назад, сменилось уже немало поколений, а диссиденты в Конфедерации не перевелись. Почему, Лакош? Нас убивают, подвергают ментальной чистке и перепрограммированию – а мы существуем. Творцы истории никогда не извлекают из нее уроков, иначе бы они поняли, что такие, как мы, – соль земли. Именно поэтому они периодически выдворяют нас из своего мира – чтобы в первую очередь избавиться от грозных конкурентов. Но сколько бы ни выпалывала своих врагов Конфедерация, ОНИ БУДУТ ПОЯВЛЯТЬСЯ ВНОВЬ И ВНОВЬ. ВСЕГДА.

- Мне трудно назвать режим Конфедерации тиранией, особенно если вспомнить, что творилось на Земле раньше.

- Дело не в названии. Новые способы маскируют старые, только и всего. Общество, однозначно указующее людям, что думать, есть, пить, кого и как любить, – это чистой воды деспотия, даже если она осыпана золотом и слаще меда.

- Но если люди действительно счастливы...

- Граждане сильнейших тоталитарных государств, как правило, счастливы; точнее говоря, они не несчастны. В истории еще не было тирана, который пользовался бы молчаливой поддержкой широчайших народных масс, что бы они ни болтали после его свержения. Революции вершат одиночки, избранные, с достаточно развитым воображением и интеллектом, чтобы преодолеть существующее и понять, как устроить новую прекрасную жизнь. Именно это Конфедерация отлично усвоила – вот почему люди, подобные нам с Корилом, оказываются здесь. Совершенно неважно, как долго она уже существует и сколько ей суждено просуществовать, – она подчиняется общественным законам, а в соответствии с ними все империи рано или поздно гибнут – либо от внешних причин, либо от внутренней гнильцы. Сколь бы Конфедерация ни боролась с нами, любая империя обречена. Это лишь вопрос времени.