Вот как было дело.
Закинутые матросами сети принесли в числе прочих рыб разновидность ската, плоского и — если бы ему отрезать хвост — совершенно круглого. Скат этот был довольно большим и должен был весить не менее двадцати килограммов, брюхо у него было белое, спина бурая, с большими мраморными пятнами, с гладкой кожей и двухлопастными плавниками.
Выброшенный из сетей на палубу скат отчаянно извивался, пытаясь перевернуться на живот, и в своих конвульсиях так близко подкатился к краю палубы, что еще секунда — и он свалился бы обратно в воду. Но Консель, которого эта рыба заинтересовала, бросился к ней и, прежде чем я успел предупредить его, схватил ее обеими руками.
В ту же секунду он опрокинулся на палубу, наполовину парализованный. Он закричал:
— Ах, хозяин, хозяин! Помогите мне!
Это был первый случай за все время нашего знакомства, что бедный малый обратился ко мне не в третьем лице.
Канадец и я подняли его на ноги и стали энергично массировать. Когда Консель снова обрел способность владеть своими конечностями, этот вечный классификатор прошептал прерывающимся голосом:
— Класс рыб, подкласс хрящевых рыб, отряд скатов, семейство электрических скатов, вид мраморных электрических скатов…
— Да, мой друг, — сказал я, — мраморный электрический скат и привел тебя в такое горестное состояние.
— Хозяин может мне поверить, — возразил Консель, — что я отомщу этому скату.
— Каким образом?
— Я его съем!
И он выполнил свое обещание в тот же вечер, очевидно, только для того, чтобы отомстить, так как мясо ската отвратительно на вкус.
Несчастный Консель столкнулся с самой опасной разновидностью электрических скатов. Находясь в воде — хорошем проводнике тока, этот скат убивает рыб на расстоянии в несколько метров: настолько силен его электрический заряд.
Назавтра, 12 апреля, «Наутилус» приблизился днем к берегу голландской колонии около устья реки Марони.
Тут мы увидели несколько семей ламантинов. Это были манаты, которые, как и дюгони, принадлежат к отряду сирен. Эти крупные животные, длиной в шесть-семь метров, весят около четырех тысяч килограммов.
Я рассказал Конселю, какую полезную роль дала предусмотрительная природа этим млекопитающим: вместе с тюленями они пасутся в подводных прериях, уничтожая заросли, засоряющие устья тропических рек.
— И знаете ли вы, — добавил я, — что произошло с тех пор, как человек совершенно истребил этих животных на южноамериканском побережье? Гниющие в устьях рек водоросли отравили воду и воздух, а в отравленном воздухе пышно расцвела желтая лихорадка, бич этих прекрасных стран. Ядовитые растения наводнили все побережье тропических морей, и эта болезнь распространилась от Рио-де-ла-Плата до самой Флориды.
Если верить Туснелю, это еще пустяки по сравнению с теми бедами, которые грозят нашим потомкам, когда будут истреблены последние тюлени и киты. Тогда моря, кишащие свободно размножающимися медузами и кальмарами, станут огромными очагами всяческих инфекций, ибо не будет больше «этих объемистых желудков, которым природа дала задание очищать моря».
Экипаж «Наутилуса», очевидно, мало верил в эти теории и потому не постеснялся убить с полдюжины манатов, мясо которых значительно вкуснее говядины.
Охота на этих животных не представляла никакого интереса — манаты позволяли убивать себя, не защищаясь и не пытаясь спастись бегством. Таким образом, кладовые «Наутилуса» пополнились несколькими тысячами килограммов мяса, которое, будучи засушенным, надолго обеспечило нас вкусной пищей.
В тот же день еще одна оригинальная охота в этих богатых водах увеличила пищевые запасы «Наутилуса». В петлях вытащенных на палубу сетей оказалось некоторое количество рыб, головы которых оканчивались овальными пластинками с мясистыми загнутыми краями. Это были прилипалы из семейства макрелевых рыб. Их овальная пластинка состоит из поперечных подвижных хрящиков, между которыми эта рыба может создавать пустоту, что дает ей возможность присасываться к любой поверхности.
Всех найденных в сетях прилипал наши матросы тотчас же откладывали в специально приготовленное ведро с водой.
Когда рыбная ловля была окончена, «Наутилус» приблизился к берегу, где на поверхности вод дремало изрядное количество крупных морских черепах.
Завладеть этими ценными морскими пресмыкающимися было нелегко, так как они просыпаются от малейшего шума, а прочный панцырь защищает их от гарпуна. Но при помощи прилипалы поимка черепахи чрезвычайно проста. Эта рыба — живой крючок, который осчастливил бы любого рыболова.
Матросы надели на хвосты прилипал по кольцу, достаточно широкому, чтобы не стеснять их движений, и к этому кольцу привязали длинную веревку, второй конец которой укрепили на перилах палубы.
Прилипалы, спущенные в воду, тотчас же подплывали к черепахам и прилипали к их панцырям. Они так крепко уцепились за них, что их легче было разорвать, чем отодрать от панцыря. Теперь оставалось только потянуть за веревку, чтобы вытащить на палубу черепах, к которым они прилипли.
Этой охотой закончилась наша стоянка у устья Амазонки, и с наступлением ночи «Наутилус» снова ушел в открытое море.
Глава восемнадцатая
СПРУТЫ
В течение нескольких дней «Наутилус» держался вдалеке от американского берега. Капитан Немо не хотел, очевидно, заплывать ни в Мексиканский залив, ни в воды, омывающие Антильские острова. Причиной этого не могло служить мелководье, ибо средняя глубина этих морей равна тысяче восьмистам метров. Скорее всего, эти воды с бессчетным количеством островов, часто посещаемые пароходами, просто не нравились капитану Немо.
Шестнадцатого апреля на расстоянии почти тридцати миль мы увидели остров Мартинику. Я различил вдалеке высокие гребни его гор.
Канадец, надеявшийся привести здесь в исполнение свои планы — добраться до земли или до одного из многочисленных судов, совершающих плавание между островами, — был очень разочарован. Бегство было бы вполне возможным, если бы Неду Ленду удалось захватить шлюпку без ведома капитана. Но в открытом море нечего было и думать об этом.
Мы с Недом Лендом и Конселем всесторонне обсудили создавшееся положение. Целых шесть месяцев мы были пленниками на борту «Наутилуса». Мы проплыли семнадцать тысяч лье — шестьдесят восемь тысяч километров, и, как говорил Нед Ленд, не было никаких оснований предполагать, что плавание наше когда-нибудь придет к концу. Поэтому канадец предложил мне попытаться заставить капитана Немо ответить без обиняков, собирается ли он всю жизнь держать нас на своем борту.