Читать интересную книгу Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1 - Сергей Кургинян

Как максимум — это значит вырвать у другого. Как минимум — не упустить.

В любом случае — принять некое игровое решение и сопряженный с ним риск проигрыша.

Когда я включаю это «берет» в сущность под названием «Текст», насколько крамольно подобное включение с точки зрения политической филологии? По мне, так не слишком крамольно. Ну, начну я расшаркиваться и говорить, что для меня «берет» — это не политический жест (семиотика как нечто неорганичное для классической текстологии), а политическая метафора (семантика, то есть нечто, для классической текстологии вполне органичное). Нужно ли это? Ведь я же уже сказал, что Текст мой не вполне классичен. А почему он должен быть классичен в ситуации, когда мои постмодернистские противники орут как оглашенные о смерти текста вообще, а также о смерти авторства и многого другого?

В любом случае, согласитесь, грех мой перед классической политической филологией не так велик. А если и велик, то надеюсь, что ты, читатель, будешь великодушен и вместе со мною его замолишь.

Итак, Путин берет мяч под названием «даешь развитие»… Возможность взять этот мяч у него имеется потому, что он о развитии говорил. С этой точки зрения можно говорить и о «засталбливании темы развития» как еще об одном политическом жесте. Или даже ритуале (ритуал — совокупность символически значимых жестов). Так засталбливали на Клондайке участки, надеясь, что они золотоносные. Так загодя готовят припасы для замысливаемых путешествий. Так делают первые ходы в далеко идущей шахматной партии.

Взяв мяч под названием «даешь развитие», Путин кидает этот мяч… Уже не Медведеву! Если бы он кинул его Медведеву, то мы находились бы все еще в ядре Текста. Но Путин кидает этот мяч «Единой России». Когда я фиксирую предельное изумление на лице игрока под названием «Медведь» (ранняя аббревиатура «Единой России» — Межрегиональное движение «Единство»), который получает зачем-то подобный мяч… то это текстологически корректно? Мне так кажется, что вполне. Но если кому-то так не кажется, то пусть вспомнит, что я изначально говорил о не вполне классической текстологии, реагирующей на вызов постмодернизма, декларирующего невозможность текстологии как таковой.

Ход первый — сформировать «под себя» игрока под названием «правящая партия».

Ход второй — добиться для этой «правящей партии» абсолютного большинства в Думе.

Ход третий — отдать президентство Медведеву.

Ход четвертый — забрать мяч под названием «даешь развитие», поиграв перед этим с Медведевым в переброску этого мяча.

Ход пятый — кинуть мяч сформированной тобою «правящей партии» (недоумевающей по этому поводу в гораздо большей степени, чем цирковой медведь, и почти так же, как медведь дикий, которому в тайге зачем-то засветили по голове этим мячом).

Ход шестой — организовать в берлоге «политического Медведя» какие-то дискуссии о развитии. Скажи, читатель, интеграция в текст урчания из медвежьей берлоги — это компонент текста? По мне, так да. А ты как считаешь?

Ход седьмой — возглавить правящую партию, способную, по Конституции, вынести импичмент президенту.

Ход восьмой — стать председателем правительства.

Ходы с первого по четвертый — это ходы, осуществляемые на предыгровом этапе и потому включаемые в ядро Текста.

Ходы с пятого по восьмой — это ходы, осуществляемые на игровом этапе. Как только Путин, взяв мяч «даешь развитие», (а) кинул этот мяч недоумевающей партии (между прочим, правящей в том смысле, в каком это понимается во всем мире), (б) инициировал дискуссии о развитии в этой самой недоумевающей политической когорте единомышленников, (в) сам возглавил когорту и (г) стал председателем правительства от лица когорты, он от формирования «Текста для себя» перешел к формированию «Текста для других».

Вот этот «Текст для других» я и ввел в первый слой текстуальной периферии! Сейчас, расставляя акценты и объясняясь с требовательным читателем по поводу корректности такого построения первого слоя периферии, я завершаю и формирование этого первого периферийного слоя, и его исследование.

Не слова о развитии я нанизываю на свои исследовательские ниточки! Я соединяю слова с авторством, авторство с игровыми подтекстами, подтексты с контекстом ради решения двуединой задачи. Ради осуществления герменевтики политической игры и ради обнаружения того, что находится по ту сторону игры, — исторического содержания. Частным случаем обнаружения исторического содержания является обнаружение отсутствия оного, то есть обнаружение пустоты.

С игрой, как мне кажется, мы разобрались. Как минимум, в первом приближении. Ну, так мы же договорились, что по ходу дела все время будем нечто уточнять. Разве не этим я сейчас занимаюсь? В дальнейшем мы еще уточним игру. При том, что я категорический противник рассмотрения игры как таковой и исторического содержания как такового. К сожалению, одно перетекает в другое и наоборот. Так было всегда, но никогда это не происходило с такой всесокрушительностью, как в нашем нынешнем XXI, еще совсем незрелом, столетии.

С игрой-то, повторяю, как-то разобрались. А с историей? Для того, чтобы разобраться с нею, нужна некая ритуализация происходящего. Ритуализация — штука, согласен, рискованная. Но, как говорится, кто не рискует… В любом случае — я рискую. И провожу эту самую ритуализацию. Я уже говорил читателю о том, что даже теоретики НЛП (нейролингвистического программирования) называют свой ультрарациональный метод «магией» (смотри, например, классическую книгу Р.Бэндлера и Д.Гриндера о НЛП, которая так и называется — «Структура магии»).

Поэтому, говоря о ритуализации, о заклятии через политический жест, я лишь отдаю дань современности, а не зову читателя в иррациональное прошлое. Но мало оговорить теоретическую допустимость «аналитики ритуализации» в условиях XXI века, сославшись на действия противника, который только и делает, что суррогатно ритуализирует все на свете.

Надо еще и разъяснить читателям, незнакомым с неошаманскими подходами этого противника, о чем собственно идет речь.

Речь идет о том, что, совершая определенную последовательность действий с прагматическими целями, вы можете случайно (или не вполне случайно, а в силу не осознаваемых вами архетипических обстоятельств) воспроизвести в этих действиях некий незнакомый вам ритуал. Если кто-то этот ритуал наблюдает, то этот кто-то никогда не скажет себе, что вы осуществили знакомый ему великий ритуал не сознательно, а в силу совершенно других причин. Например, ухаживая за барышней. Ритуал слишком сложен. Этот кто-то видит, что соблюден весь рисунок ритуала вплоть до деталей. Он отреагирует на вашу совокупность действий именно как на знакомый ему и почитаемый им ритуал. Незнание вами ритуала не избавляет вас от ответственности, вытекающей из факта осуществления вами оного.

При этом наблюдатели могут быть разными. Есть наблюдатели очевидные — крупные глобальные игроки, например.

Есть наблюдатели диффузные — классы, группы, элиты.

А есть… есть наблюдатель трансцендентный. И совершенно необязательно быть религиозным человеком для того, чтобы утверждать это. Назовите таким трансцендентным наблюдателем Историю. Как именно эта самая история «сгущается», так сказать, до сущности, способной стать наблюдателем? А мало ли как? Через коллективное бессознательное, которое достаточно хорошо изучено. Через сверхсознание, которое изучено хуже, но в достаточной степени для того, чтобы констатировать, что оно есть. Что имели в виду великие люди, говорившие о «кроте истории»? Почему Гегель в своих лекциях использовал этот шекспировский образ? И в какой степени сам Шекспир, вводя этот образ, знал о дискуссиях по поводу крота, которую вели, например, Августин и Альберт Великий? В любом случае, кто только об этом кроте не говорил! От Сталина до Блока. И все, по сути, имели в виду некое сгущение ноуменального до степени, при которой оно обладает чертами феноменального.

Назовите все эти мои апелляции апелляциями к метафизическому контексту или аналитикой ритуализации. Но когда Путин, заявив тему развития, затем отдает ее правящей партии, проводит мозговой штурм внутри правящей партии, возглавляет правящую партию и становится ее премьер-министром, утверждая при этом, что, мол, «развитие или смерть», то это очень определенный ритуал. Причем это ритуал именно политический! Называется это на политическом языке «преодоление бессубъектности».

Вы хотите сказать, что Путин случайно повторяет подряд все жесты, включающиеся в эту ритуализацию, вплоть до деталей? Во-первых, неосознанно — это не значит случайно.

Во-вторых, незнание ритуала не избавляет, как я уже сказал, от ответственности за его осуществление.