брадобрей, я найду слесарей, мы приладим тебе погремушку на хвост!
Парикмахер пробудил в нем воинственность. Перепрыгивая через ручей, он обратился к бородатой привратнице, стоявшей с метлой в руках и достойной встретить Фауста на Брокене:
— Сударыня! Вы всегда выезжаете на собственной лошади?
И тут же забрызгал грязью лакированные сапоги какого-то прохожего.
— Шалопай! — крикнул взбешенный прохожий.
Гаврош высунул нос из своей шали.
— На кого изволите жаловаться?
— На тебя, — ответил прохожий.
— Контора закрыта, — выпалил Гаврош. — Я больше не принимаю жалоб.
Идя дальше, он заметил под воротами закоченевшую нищенку лет тринадцати-четырнадцати в такой короткой одежонке, что видны были ее колени. Она выросла из своих нарядов. Рост может сыграть злую шутку. Юбка становится короткой к тому времени, когда нагота становится неприличной.
— Бедняжка! — сказал Гаврош. — У ихней братии и штанов-то нету. Замерзла небось. На, держи!
Размотав на шее теплую шерстяную ткань, он накинул ее на худые, посиневшие плечики нищенки, и шарф снова превратился в шаль.
Девочка изумленно посмотрела на него и приняла шаль молча. На известной ступени нужды бедняк, отупев, не жалуется больше на зло и не благодарит за добро.
— Бр-р-р! — застучал зубами Гаврош, дрожа сильнее, чем святой Мартин, который сохранил по крайней мере половину своего плаща.
При этом «бр-р-р» дождь, словно еще сильней обозлившись, полил как из ведра. Так злые небеса наказуют за добрые деяния.
— Ах так? — воскликнул Гаврош. — Это еще что такое? Опять полил? Господи боже! Если так будет продолжаться, я отказываюсь платить за воду!
И он опять зашагал.
— Ну ничего, — прибавил он, взглянув на нищенку, съежившуюся под шалью, — у нее надежная шкурка. — И, взглянув на тучу, крикнул!
— Вот тебя и провели!
Дети старались поспевать за ним.
Когда они проходили мимо одной из витрин, забранных частой решеткой, — это была булочная, ибо хлеб, подобно золоту, держат за железной решеткой, — Гаврош обернулся:
— Да, вот что, малыши, вы обедали?
— Мы с утра ничего не ели, сударь, — ответил старший.
— Значит, у вас нет ни отца, ни матери? — с величественным видом спросил Гаврош.
— Извините, сударь, у нас есть и папа и мама, только мы не знаем, где они.
— Иной раз это лучше, чем знать, — заметил Гаврош — он был мыслителем.
— Вот уже два часа как мы идем, — продолжал старший, — мы искали чего-нибудь около тумб, но ничего не нашли.
— Знаю, — сказал Гаврош. — Собаки подобрали, они все пожирают.
И, помолчав, прибавил:
— Так, значит, мы потеряли родителей. И мы не знаем, что нам делать. Это никуда не годится, ребята. Заблудиться, когда ты уже в летах! Нужно, однако, пожевать чего-нибудь.
Больше вопросов он им не задавал. Остаться без жилья — что может быть проще?
Старший мальчуган, к которому почти вернулась свойственная детству беззаботность, воскликнул:
— Смешно! Ведь мама-то говорила, что в вербное воскресенье поведет нас за освященной вербой...
— Для порки, — закончил Гаврош.
— Моя мама, — начал снова старший, — настоящая дама, она живет с мамзель Мисс...
— Фу-ты-ну-ты — ножки-гнуты, — подхватил Гаврош.
Тут он остановился и стал рыться и шарить во всех тайниках своих лохмотьев.
Наконец он поднял голову с видом, долженствовавшим выражать лишь удовлетворение, но на самом деле торжествующим.
— Спокойствие, младенцы! Хватит на ужин всем троим.
Не дав малюткам времени изумиться, он втолкнул их обоих в булочную, швырнул свое су на прилавок и крикнул:
— Продавец, на пять сантимов хлеба!
«Продавец», оказавшийся самим хозяином, взялся за нож и хлеб.
— Три куска, продавец! — крикнул Гаврош.
И прибавил с достоинством:
— Нас трое.
Заметив, что булочник, внимательно оглядев трех покупателей, взял пеклеванный хлеб, он глубоко засунул палец в нос и, втянув воздух с таким надменным видом, будто угостился понюшкой из табакерки Фридриха Великого, негодующе крикнул булочнику прямо в лицо:
— Этшкое?
Тех из наших читателей, которые вообразили бы, что это русское или польское слово, или же воинственный клич, каким перебрасываются через пустынные пространства, от реки до реки, иоваи и ботокудосы, мы предупреждаем, что слово это они (наши читатели) употребляют ежедневно и что оно заменяет фразу: «Это что такое?» Булочник это прекрасно понял в ответил:
— Как что? Это хлеб, очень даже хороший, хлеб второго сорта.
— Вы хотите сказать — железняк? — возразил Гаврош спокойно и холодно — негодующе. — Белого хлеба, продавец! Чистяка! Я угощаю.
Булочник не мог не улыбнуться и, нарезая белого хлеба, жалостливо посматривал на них, что оскорбило Гавроша.
— Эй вы, хлебопек! — сказал он. — Что это вы вздумали снимать с нас мерку?
Если бы их всех троих поставить друг на друга, то они вряд ли составили бы сажень.
Когда хлеб был нарезан и булочник бросил в ящик су, Гаврош обратился к детям:
— Лопайте.
Мальчики с недоумением посмотрели на него.
Гаврош рассмеялся:
— А, вот что! Верно, они этого еще не понимают, не выросли. — И, прибавив: — Ешьте, — он протянул каждому из них по куску хлеба.
Решив, что старший более достоин беседовать с ним, а потому заслуживает особого поощрения и должен быть избавлен от всякого беспокойства при удовлетворении своего аппетита, он сказал, сунув ему самый большой кусок:
— Залепи-ка это себе в дуло.
Один кусок был меньше других; он взял его себе.
Бедные дети изголодались, да и Гаврош тоже. Усердно уписывая хлеб, они толклись в лавочке, и булочник, которому было уплачено, теперь уже смотрел на них недружелюбно.
— Выйдем на улицу, — сказал Гаврош.
Они снова пошли по направлению к Бастилии.
Время от времени, если им случалось проходить мимо освещенных лавочных витрин, младший останавливался и смотрел на оловянные часики, висевшие у него на шее на шнурочке.
— Ну не глупыши? — говорил Гаврош.
Потом задумчиво бормотал:
— Будь у меня малыши, я бы за ними получше смотрел.
Когда они доедали хлеб и дошли уже до угла мрачной Балетной улицы, в глубине которой виднеется низенькая, зловещая калитка тюрьмы Форс, кто-то сказал:
— А, это ты, Гаврош?
— А, это ты, Монпарнас? — ответил Гаврош.
К нему подошел какой-то человек, н человек этот был не кто иной, как Монпарнас; хоть он и переоделся и нацепил синие окуляры, тем не менее Гаврош узнал