Читать интересную книгу Крестный отец (перевод М.Кан) - Марио Пьюзо

Нери женился на Рите, когда она доучивалась в последнем классе школы, а сам он едва только начал служить в полиции. В ее семье, блюдя итальянские традиции, придерживались строгих правил: темноволосой застенчивой Рите запрещалось гулять после десяти часов вечера. Нери был покорен ею совершенно, ее целомудрием, ее порядочностью не меньше, чем ее чернокудрой красотой.

Первое время и Рита Нери смотрела на мужа влюбленными глазами. Он был невероятно силен, и она видела, что его побаиваются ― не только из-за физической силы, но также из-за несокрушимой приверженности своим понятиям о том, что хорошо, а что плохо. Он редко руководствовался соображениями такта. Если не соглашался с чьим-нибудь мнением, общим или частным, то либо отмалчивался, либо если уж возражал, то грубо и напрямик. Никогда не соглашался с человеком из вежливости. Он обладал к тому же истинно сицилийским темпераментом и в гневе наводил на окружающих ужас. Но никогда не гневался на жену.

За пять лет службы в нью-йоркской полиции он сделался одним из самых грозных стражей порядка в городе. И слыл едва ли не самым честным. Но только следил он за соблюдением порядка на свой, особый манер. Нарушителей он ненавидел, как личных врагов, и, заметив, как компания хулиганов где-нибудь на углу пристает вечером к прохожим, принимал быстрые и решительные меры. Пользуясь своей феноменальной силой, применял к ним методы физического воздействия, не всегда умея соразмерять их с масштабами самого проступка.

Раз вечером, на западной стороне Центрального парка, он выскочил из патрульной машины, чтобы разобраться с шестеркой шалопаев в шелковых черных пиджаках. Его напарник, зная Нери, не захотел ввязываться и остался сидеть за баранкой. Шестеро ребят, все лет под двадцать, останавливали прохожих, выпрашивая у них закурить ― с угрозой в голосе, как свойственно их возрасту, а впрочем, не причиняя никому телесных повреждений. Девушек, проходящих мимо, приветствовали непристойными жестами с намеком на «французский» способ любви.

Нери выстроил шпану вдоль каменной стенки, отделяющей Центральный парк от Восьмой авеню. Смеркалось, но Нери постоянно носил при себе тяжелый карманный фонарь, свое излюбленное оружие. Ему еще не случалось вытаскивать из кобуры пистолет, в этом не возникало необходимости. Лицо его в минуты гнева становилось звероподобным и в сочетании с полицейской формой повергало рядового хулигана в трепет. Сегодняшние не представляли исключения.

К первому в черном шелковом пиджаке Нери обратился с вопросом:

― Как звать?

Юнец пробормотал ирландскую фамилию. Нери бросил ему:

― Вон с улицы! Попадешься еще раз на глаза, изувечу. ― Он взмахнул фонарем, указывая вдаль, и парень торопливо зашагал прочь. Тем же порядком Нери объяснился со вторым и третьим. И отпустил их. Но четвертый назвал итальянскую фамилию, сопроводив свой ответ заискивающей улыбочкой и как бы заявляя права на некую общность с Нери. Итальянское происхождение Нери угадывалось безошибочно. На этом четвертом Нери остановил на миг свой взгляд и спросил, хоть это было и без того очевидно:

― Ты итальянец, что ли?

Мальчишка, почувствовав себя уверенней, продолжал скалить зубы. И тут Нери со страшной силой хватил его фонариком по лбу. Паренек рухнул на колени. Из рассеченного лба хлынула кровь, заливая ему лицо. Рана, впрочем, была лишь поверхностная.

― Щенок паршивый, ― грозно проговорил Нери. ― Ты же всех итальянцев позоришь. Мараешь наше доброе имя. Вставай давай. ― Он пнул юнца в бок, не слишком сильно, но чувствительно. ― Вали домой и кончай ошиваться на улице. И чтоб я больше не видел тебя в этом пиджаке. В больницу загремишь. Ну, пшел домой. Скажи спасибо, что не я твой отец.

Возиться с двумя последними Нери счел излишним. Дал каждому под зад ногой и крикнул вслед, чтобы носу не показывали из дому в этот вечер.

Проделывалось все это при подобных столкновениях с таким проворством и ловкостью, что никто не успевал вмешаться, он никогда не собирал толпы. Молниеносно делал свое дело, захлопывал за собой дверцу патрульной машины ― и его напарник нажимал на газ. Бывало, конечно, что нарушитель попадался норовистый ― пытался оказать сопротивление или даже хватался за нож. Такому можно было лишь посочувствовать. Нери мгновенно, с сосредоточенной жестокостью, избивал его в кровь и швырял в патрульную машину. Его сажали под арест и предъявляли обвинение в нападении на представителя власти. Чаще, правда, приходилось сначала ждать, пока нарушителя порядка выпишут из больницы.

Со временем Нери перевели на участок, где находится здание Организации Объединенных Наций, ― за то главным образом, что он не выказывал должного уважения сержанту своего участка. Сотрудники ООН, пользуясь дипломатической неприкосновенностью, загромождали, в нарушение установленных полицией правил, все близлежащие улицы своими лимузинами. Нери жаловался начальству, но ему велели смотреть на это безобразие сквозь пальцы и не поднимать волну. Однажды вечером из-за поставленных как попало машин целая улица сделалась непроезжей. После полуночи Нери достал из патрульной машины свой увесистый карманный фонарь и, вооружась им, двинулся по улице, круша направо и налево лобовые стекла. На починку лобового стекла, будь ты хоть самый высокопоставленный дипломат, уйдет никак не меньше нескольких дней. В полицейский участок хлынули жалобы и требования защитить владельцев автомашин от подобных актов вандализма. Еще неделю разлетались вдребезги лобовые стекла, пока в участке мало-помалу не докопались до истины. Альберта Нери перевели в Гарлем.

Вскоре после этого, в воскресный день, Нери отправился с женой в гости к своей вдовой сестре, живущей в Бруклине. По отношению к сестре Альберт Нери обнаруживал ту неистовую привязанность и готовность заступиться, какая всегда отличает сицилийца, неукоснительно навещал ее по крайней мере раз в два месяца, чтобы удостовериться, что у нее все в порядке. Она была намного его старше, уже и сыну ее исполнилось двадцать лет. Этот самый сыночек, Томас, без отца отбился от рук, и с ним приходилось трудно. Он уже попадал в незначительные переделки, втягивался понемногу в беспутную жизнь. Нери пришлось однажды пустить в ход свои связи в полиции, чтобы племянника не привлекли за воровство. Он сдержался тогда, не дал воли своему негодованию, только предупредил:

― Томми, если моя сестра будет плакать по твоей милости, я сам возьмусь за твое исправление.

Слова эти, строго говоря, не заключали в себе угрозы ― всего лишь дружелюбно-родственное предостережение. Но Томми, хотя и слыл самым крутым в этом крутом бруклинском районе, все же струхнул, услышав их от своего дяди Аля.

В тот раз, о котором идет речь, Томми накануне, в субботу, заявился домой очень поздно и теперь отсыпался в своей комнате. Мать пошла его будить, говоря, что пора вставать и одеваться, ― к воскресному обеду приехал дядя с женой. Сквозь полуоткрытую дверь донесся раздраженный ответ:

― А мне начхать! Не видишь, я сплю? ― И хозяйка вернулась на кухню с виноватой улыбкой.

Пришлось обедать без него. Нери спросил у сестры, не слишком ли распоясался Томми, но она покачала головой.

Нери с женой собирались уходить, когда Томми наконец соизволил встать с постели. Процедил им сквозь зубы: «Здрасьте», и проследовал на кухню. Оттуда, спустя немного, он гаркнул матери:

― Эй, мам, пожевать мне сварганишь чего-нибудь? ― Но это была не просьба. Это было барское требование балованного дитяти.

Мать тотчас сорвалась на крик:

― Хочешь есть ― вставай, когда обед на столе! Отдельно я для тебя готовить не стану.

Такого рода безобразные стычки могут случиться в каждой семье, дело житейское, но Томми, слегка еще одурелый со сна, допустил промашку.

― Да подавись, карга чертова, схожу поем в закусочной. ― И в тот же миг пожалел о сказанном.

Дядя Аль кинулся на него, точно кот на мышонка. И не только из-за этого конкретного хамства, допущенного в обращении с его сестрой, ― стало ясно, что наедине племянник часто позволяет себе разговаривать с матерью в подобном тоне. В присутствии ее брата он никогда еще не отваживался употреблять такие выражения. Сегодня же ― слегка забылся. На свою беду.

На глазах у испуганных женщин Аль Нери подверг племянника жестокому, профессионально выверенному избиению. Вначале тот еще пробовал защищаться, но быстро оставил эти попытки и запросил пощады. Нери надавал ему таких затрещин, что у парня раздуло губы, разбил ему в кровь скулу. Закинул ему назад голову и хряснул его о стенку. Всадил ему кулак в живот и, повалив ничком, долго вколачивал его лицом в ковер. Потом велел женщинам подождать, вывел Томми на улицу и посадил в свою машину. Там он вогнал Томми в страх божий окончательно.