новую жизнь. И свободу. Я ведь долго умирала. Очень долго.
– Лили, добрый господин. Лили я. – Женщина невысока и кряжиста, на ней простое платье и красный фартук. – Вы сказали, что кухарка надобна…
– Эмили…
– Сивилла…
Они выходили одна за другой. Вставали напротив Алистера Сент-Ортона и говорили, говорили… Их было очень много, и Чарльз даже испугался, что они никогда не закончатся.
– Хватит! – Сент-Ортон не выдержал первым. – Я понял! Вы собрали всех обиженных потаскух, кого только нашли. Да ни один суд в здравом уме не поверит им. Никому!
Он выдохнул.
Вдохнул.
А потом всей своей силой обрушился на невидимую стену. И тьма заполонила круг. Она ползла, завиваясь, карабкаясь выше и выше. И воздух вспыхивал по ее краям. Огонь расползался, рождая руны, а те цеплялись друг за друга.
Показалось, что Чарльз слышит треск.
И огненная ловушка вот-вот лопнет.
– Отдай мою Силу! – сказала девушка с рыжими волосами и лицом, густо покрытым оспинами. Она протянула руку и, преодолев огонь, коснулась тьмы, чтобы вытащить из ловушки клок ее.
– Отдай… – протянула руку Эмили.
– Отдай, отдай, отдай…
– Знаешь, – Милисента отвернулась, – на некоторые вещи лучше не смотреть.
Вопль Алистера Сент-Ортона сотряс небеса. И Чарльз поспешно последовал примеру жены. Но… слишком поздно. Он увидел. И теперь вряд ли когда сумеет забыть.
Полупрозрачные руки, наполненные огнем, раздирающие тьму на клочки.
Уши бы заткнуть, но…
Тишина воцарилась вдруг. Она была вязкой и тяжелой, как кисель. И в ней Чарльз слышал, как ухает его сердце. А еще не только его. Он обнял жену, которая даже здесь ощущалась реальной. И коснулся губами ее волос.
Так и стояли.
– Он… еще жив? – Дрожащий голос Эваноры Орвуд заставил обернуться.
– Вполне. Душу крайне сложно уничтожить, даже такую гнилую, как эта. – Дракон подошел к самой границе круга, в котором, сжавшись в клубок, сидел старик. Он был страшен и уродлив.
Седовлас.
Одноглаз.
И криворот. Но ненависти, что горела в единственном его глазу, хватило бы, чтобы уничтожить мир.
– Думаете… – Старик с трудом поднялся. – Думаете… вы победили? Нет… вы все сдохнете… Ты, Диксон… мое проклятье ведь осталось. А я могу его снять.
– Он врет. – Бертрам Орвуд поглядел на Чарльза и отвернулся. – Извини. Мы пытались по-всякому, но это конечное проклятье. Оно и создавалось таким, чтобы снять никто не мог. Даже создатель.
Что ж, чего-то подобного Чарльз и ожидал.
Пускай.
Умирать – не страшно. Теперь не страшно. Жаль только, что многого не успел… и шубу не купил, и в целом. Мама еще расстроится.
– Это они не могут! А я могу, могу! Чистоплюи. Некроманты-чистоплюи. – Старик мерзенько захихикал. – Дело в цене. Я готов заплатить. А они нет. Но могу… хочешь, докажу?
– Нет.
– Я бы мог тебя вознести… сделать избранным… первым среди равных. Диксоны ведь древний род, а твоя женушка и вовсе императорских кровей. Удачное стечение обстоятельств. Или вот ты, сыночек. Ты же сдохнешь. В тот момент, когда остановится мое сердце.
– Оно может биться довольно долго, – произнес Эдди. – Что? Он будет тут, тело там. Пусть себе живет. Главное – уход обеспечить.
Ругаться Сент-Ортон умел. И выражался от души. Впрочем, недолго. Он с нехарактерной скоростью метнулся к другой части круга.
– А ты? Орвуд-младший! Твой папаша не был таким чистоплюем! Знал бы ты, что он творил! – Сент-Ортон прищелкнул языком. – Я вот знаю!
– Тот сумасшедший, в пещерах, это кто-то из старого братства?
– А? Да, сумасшедший… одержимый. Мой отец когда-то помог ему спастись. Весьма несправедливо. Идеи общие, а потом кто-то трусит. Ты сын труса!
– Совсем свихнулся, – заметила Милисента.
– Он всех предал! Он! А несчастный Баки лишь чудом уцелел. И двинулся головой… – Смех был тявкающим, нервным. – Но он умел производить впечатление. И да, идеи… Чудесные идеи – убрать всех, в чьих жилах течет дурная кровь, освободив мир для тех, кто по-настоящему заслуживает жизни. И ведь казалось, что мы близко, да… Близко к тому самому открытию. И мы ждали, долгие годы ждали, что вот еще чуть-чуть, и он найдет способ отделить ягнят от козлищ. Но он просто ненормальный. Сколько же вокруг ненормальных…
Вот и Чарльз к такому же выводу пришел.
– Но я могу открыть тебе тайны! Великие тайны! Путь истинной тьмы!
– Спасибо, я уже как-то…
– Да, да, повезло… родился некромантом.
– У меня другие представления о везении, – сухо ответил Орвуд. Но безумец лишь отмахнулся. Он застыл в центре круга, прикрыв глаза. И чуть раскачивался, влево и вправо.
– Кто я? Человек высший, избранный! Тот, в ком нет страха! Не скованный путами, что набрасывает на нас общество. Воистину свободный! Великий…
– Величественней некуда. – Тори поежилась. – Нам надо бы назад. А то как-то тут неуютно.
– …Способный видеть будущее! Создать новую расу! Высших людей…
– Надо бы, – согласился Эдди. – Живым тут не место.
– Погодите. – Чарльз тоже не отказался бы уйти: чем дальше, тем сильнее он чувствовал холод. Иной, потусторонний, проникающий внутрь. – А с ним что?
– Тут останется. – Дракон снова стал змеем и осторожно улегся рядом. Хвост его протянулся вдоль нарисованной сиу границы. – У меня давно не было игрушек. А тут как-то тоскливо…
И улыбнулся во всю пасть.
Ну да. В конце концов, каждый получил, что хотел. Алистер своего дракона. Дракон – Алистера…
– Нужны имена. Членов клуба. – Бертрам Орвуд сохранил способность мыслить здраво. – И подробности заговора. Да и в целом допросить его не мешало бы.
Сказал и замолчал.
Оно и понятно, допрашивать сумасшедших – еще то удовольствие.
– Пусть тот твой… из канцелярии и допрашивает, – проворчала Милисента. – Он все затеял, ему и расхлебывать. Главное, чтобы этот не сбежал.
– Не сбежит. – Дракон устроил голову на лапах. – Мальчик постарался. Редко у кого получается вплести кровь в ткань мироздания. Теперь, пока мир существует, будет и это место. А души так и вовсе вечно живут. Но вы и вправду идите. А мы тут побеседуем… о высших созданиях, совести и прочих жизненных пустяках.
Он повернулся и дунул.
И жар дракона окатил Чарльза с ног до головы.
Глава 50,
где вновь появляется дракон
Эванора почему-то плакала.
Она не хотела.
Да и к чему слезы? Ведь все получилось. Наверное, получилось… а она вот сидит и плачет. Причем только левым глазом. И от этого тоже обидно, потому как к тому, что слезы постоянно наворачиваются, она привыкла, но теперь красным и заплаканным будет только левый.
От этой мысли плакать хотелось еще сильнее.
И еще руки дрожали.
– Сил много ушло. – Ее обняли за эти дрожащие руки. И Эдди подул ей на ладони, согревая окоченевшие пальцы. –