Но нет. Литургия и стук продолжались.
Наконец ему удалось вытащить палку. Он прислонил ее к стене, чтобы не смазать отпечатки пальцев.
Он понимал, что носовой платок – плохая гарантия сохранности отпечатков, поэтому, вместо того чтобы обхватить ладонью само колесо, он двумя пальцами взялся за внутреннюю ось и повернул.
Механизм сработал. Он облизал губы. В горле пересохло. Он повернул второе колесо до упора, и дверь приоткрылась.
Теперь он расслышал слова. Это была песенка. Тонкий надломленный голос выводил:
Триста восемь слоников
На паутинке то-нень-
(Бум!)
кой!
Если нравится игра,
Значит, друга звать пора,
Триста девять слоников
На паутинке то-нень-
(Бум!)
кой!
Если нравится игра...
Стаффан выставил вперед дубинку, толкнув ей дверь.
И увидел.
В бесформенном месиве, над которым на коленях стоял Томми, было сложно узнать человека, если бы не торчащая рука, наполовину отделенная от тела. Грудь, живот, лицо превратились в гору мяса, кишок и раздробленных костей.
Томми обеими руками сжимал четырехугольный камень, методично обрушивая его на изуродованные останки на одной и той же фразе. Орудие входило в плоть, будто нож в масло, с глухим стуком ударяясь об пол, и снова поднималось с появлением очередного слоника.
Стаффан не мог с уверенностью утверждать, что это был Томми. Человек, заносивший камень над головой, был с ног до головы покрыт кровью и ошметками мяса, так что узнать его... Стаффана чуть не вырвало. Он сглотнул все нараставшую кислую волну, отвел глаза от этого чудовищного зрелище, и взгляд его упал на оловянного солдатика, лежавшего у порога. Нет. Это был стрелок. Он его узнал. Стрелок лежал, направив пистолет в потолок.
А где же пьедестал?
И тут он понял.
Голова закружилась, и, не думая больше об отпечатках пальцев и сохранности улик, он оперся рукой о дверной косяк, чтобы не упасть.
Песня все продолжалась.
Триста десять слоников
На паутинке то-нень-...
Со Стаффаном явно творилось что-то не то, с ним приключилась галлюцинация. Ему показалось... да, четко и явно, что тело на полу в промежутках между ударами... шевелилось.
Пыталось встать.
*
Морган всегда любил делать глубокие затяжки, так что, к тому времени как он отшвырнул окурок в кусты у входа в больницу, Ларри докурил свою сигарету лишь до половины. Морган сунул руки в карманы и принялся слоняться по стоянке. Наступив в лужу дырявым сапогом и промочив носок, он чертыхнулся.
– Ларри, у тебя бабки есть?
– Ты же знаешь, у меня инвалидность...
– Знаю, знаю. Так есть у тебя бабки или нет?
– А что? Если хочешь занять, в долг я не даю.
– Да нет, я просто подумал – Лакке. Может, порадуем его? Ну, ты понимаешь, о чем я.
Ларри закашлялся, укоризненно взглянув на свою сигарету.
– И что, думаешь, ему от этого полегчает?
– Да.
– Сомневаюсь.
– Это почему? Потому, что у тебя нет бабла или потому, что жлобишься его отслюнявить?
Ларри вздохнул, сделал еще одну затяжку, закашлялся, поморщился и придавил бычок подошвой. Потом поднял его, положил в горшок с песком, служивший пепельницей, и посмотрел на часы.
– Морган... сейчас полдевятого утра.
– Ну и что? Через пару часов. Когда магазин откроется.
– Ладно, там видно будет.
– Значит, бабки у тебя есть.
– Так мы идем или как?
Они прошли сквозь крутящиеся двери. Морган провел пятерней по шевелюре и подошел к женщине за стойкой регистрации, чтобы узнать, где лежит Виржиния. Ларри встал напротив аквариума, изучая рыбок, сонно передвигавшихся в большом булькающем стеклянном цилиндре.
Через минуту подошел Морган, зачем-то отряхнул кожаный жилет и сказал:
– Сова облезлая! Не говорит.
– Да она небось в реанимации.
– И что, туда не пускают?
– Иногда пускают.
– А ты, я смотрю, все порядки знаешь.
– Знаю.
Они двинулись в сторону реанимации – Ларри знал, как туда пройти.
Многие из знакомых Ларри рано или поздно оказывались в больнице. Только сейчас двое лежали здесь, не считая Виржинии. Морган подозревал, что случайные знакомые Ларри превращались в приятелей и друзей ровно в тот момент, как оказывались на больничной койке. Тут-то он с ними и снюхивался, ходил навещал.
Почему он это делал – другой вопрос, и Морган уже собрался его задать, толкнув дверь в реанимацию, как вдруг увидел в коридоре Лакке. Он сидел на стуле в одних трусах, вцепившись в подлокотники, и смотрел в палату напротив, где бегали и суетились какие-то люди.
Морган втянул носом воздух.
– Черт, они что, теперь прямо тут кремируют? – он хохотнул. – Чертовы политики. Экономия, понимаешь. Пускай, мол, больницы сами заботятся...
Подойдя к Лакке, он умолк – пепельно-серое лицо, красные невидящие глаза. Почуяв неладное, Морган уступил слово Ларри, сам он в таких ситуациях терялся.
Ларри подошел к Лакке, положил руку ему на плечо:
– Здорово, Лакке, как ты?
В ближайшей палате по-прежнему царил бардак. Те окна, что были видны из дверей, стояли нараспашку, и тем не менее коридор наполнял едкий запах пепла. В палате плавали клубы дыма, посреди них стояли какие-то люди, громко переговариваясь и бурно жестикулируя. Морган уловил слова «ответственность больницы» и «нужно попытаться...»
Дальше он не расслышал, потому что в этот момент Лакке повернулся, взглянул на них, как на чужих, и сказал:
– Я должен был понять.
Ларри склонился над ним:
– Что ты должен был понять?
– Что это случится.
– Да что стряслось-то?
Глаза Лакке прояснились, он посмотрел в сторону окутанной пеленой и оттого кажущейся нереальной палаты и просто ответил:
– Она сгорела.
– Виржиния?
– Да. Она сгорела.
Морган сделал пару шагов по направлению к палате, заглянул. К нему тут же направился какой-то пожилой человек внушительного вида.
– Извините, но здесь вам не цирк.
– Нет-нет, я только...
Морган хотел было сострить, ответив, что разыскивает своего удава, но сдержался. По крайней мере он успел кое-что разглядеть. Две кровати. Одна – со смятыми простынями и откинутым одеялом, будто кто-то второпях выскочил из постели. Вторая по всей длине была покрыта толстым темно-серым покрывалом. Деревянное изголовье, черное от сажи. Под покрывалом проступали очертания на редкость худого тела – отчетливо выделялись лишь голова, грудь и таз, остальное с тем же успехом можно было принять за складки покрывала
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});