— Пока в этом мире не существует лекарей, которых обучают лечить серафимов, — ответил Демонтин, внимательно всмотревшись в глаза юноши, желая удостовериться в том, что верно истолковал его натуру.
Но глаза не поддавались. Они были слишком черны, эта чернота мешала увидеть душу.
— Я особенный лекарь, — тем же спокойным и уверенным тоном заявил инквизитор. — Просто позвольте мне взглянуть на вашего брата. Хуже ведь все равно не станет.
Демонтин несколько минут размышлял о том, стоит ли давать этому странному юнцу пробовать.
Ясно было, что он слишком молод, еще гонора в штанах не убавилось, что такой щенок может уметь?
Но все же он был инквизитором, причем с очень большим кругом специализаций, судя по количеству медальонов на его груди. При таком возрасте это говорило об огромных способностях и несомненном таланте. К тому же, никому неизвестно, чем учат белых сов… возможно, даже сам Истэка может не знать и не уметь того, что может знать и уметь этот малец.
— Пойдем, — в итоге согласился серафим.
Инквизитор так, как будто и не ожидал другого ответа, пошел за ученым.
В комнате на втором этаже, куда привели Арланда, на кровати лежал больной. Рядом сидела ланк и, держа серафима за руку, тихо о чем-то говорила с ним.
Увидев Арланда, женщина удивленно посмотрела на Демонтина. Гости в этом доме были сродни леннайям в горах слевитов: диковинкой, которую ну никак не ожидаешь увидеть в этом месте.
— Выйди, — велел ученый ланку. Она вопрошающе посмотрела на больного, который сейчас был в сознании, и вышла.
— Это кто такой?… — прохрипел серафим, лежащий на кровати. Он был укутан в одеяла почти по самый нос, но он лежал на большой подушке и потому все равно отлично видел всю комнату.
— Меня зовут Арланд, — вежливо представил инквизитор и снова неумело улыбнулся.
— Истэка, ты не мог найти кого-нибудь менее страшного для шоковой терапии?… Почему именно инквизитор? Ты же знаешь, я их с детства боюсь!…
— Хватит поясничать, он говорит, что может помочь, — нахмурился Демонтин.
— Можно убрать одеяло? — спросил юноша, подойдя к больному.
— Пожалуйста, — ответил тот и дрожащими от слабости крыльями скинул с себя целый ворох одеял.
Инквизитору открылось жуткое зрелище: вся рука и часть груди серафима были покрыты целой сетью страшных черных ран. Кожа была изрезана глубокими трещинами, как сухая земля.
Но лекарь даже не поморщился при таком зрелище, как будто и не такое видел на своем коротком веку. Сев на стул, где до этого находилась ланк, он закрыл глаза и принялся водить руками в белых перчатках над ранами.
Когда инквизитор открыл глаза, стало понятно, что он смотрит на мир с другого уровня зрения и определенно видит что-то, что понимает и готов объяснить.
— Странно, — проговорил он. Демонтин после одного этого слова уже приготовился выгнать не оправдавшего ожиданий юнца из своего дома, но то, что инквизитор сказал дальше, удивило серафима и он помедлил с окончательным решением насчет способностей самоуверенного юноши. — Изучив вашу историю, я думал, что Рэмол почти чистый серафим, а Демонтин — чистый демон. Но тут… как будто тело демона и душа серафима. Что это значит?
— Это долгая история, но если кратко, то Истэка сидит в моей земной оболочке, а я в его развитом демоническом теле, — объяснил Рэмол, подрагивая от холода. Его знобило.
Чтобы больному не было неуютно, инквизитор поспешил нагреть воздух вокруг него силами, похожими на магию, но все же ей не являющимися.
— Как появилась рана? — спросил он.
— Меня порезали оружием, в которое я заключил свою душу, — ответил Рэмол, улыбнувшись приятному теплу, окутавшему его тело.
— Значит, это реакция тела демона на физическое соприкосновение с душой серафима, как внешним воздействием, а не как с частью себя?
— Да, — кивнул больной, усмехнувшись. — И что посоветуете, доктор? Чай с вареньем или, может, горчичники?
— Терпение и немного чернил, — улыбнулся инквизитор, теперь куда более естественно, и стал копаться в своей сумке, перекинутой через плечо. — Рана исчезнет через несколько дней…
— Что ты собираешься делать? — вмешался Демонтин, который ни на секунду не поверил в такое смелое заявление.
— Я уменьшу влияние демонической сущности на тело, — принялся спокойно объяснять инквизитор, расставив на столике рядом с кроватью несколько баночек с чернилами. — Как только давление темных сил уменьшится, светлая сущность души возьмут верх: на нее силы, положившие ране начало и развивающие ее, не будут действовать так, как на демоническую. К тому же, усиленная мной сущность серафима залечит рану за несколько дней. После можно будет вернуть все в состояние равновесие: когда темные и светлые силы будут равны, но раны не будет.
— Как все легко и просто, — с некоторым презрением фыркнул Демонтин. — Чтобы уменьшить влияние демонической силы на тело, нужно сдерживать некоторые потоки ауры серафима нескольку суток, а это даже мне не под силами!
— Для этого не обязательно быть серафимом с безграничным могуществом. Достаточно быть экзорцистом, обученным в ордене Белых сов, — заметил инквизитор. Достав из сумки серебряную кисточку с белыми волосками, он заговорил с больным. — Я покрою твою руку знаками, которые используют для изгнания демонов. Это значительно уменьшит воздействие на тело демонических сил и позволит светлым сделать свою работу, — сказал он, садясь на кровать возле серафима и начиная протирать его руку марлей, смоченной в специальном растворе.
— Ты собираешься изгонять демона из демона? Это глупость! К тому же, это навредит Рэмолу, — возразил Демонтин, подходя к постели с явным намерением остановить экзорциста.
— Это не навредит, лишь причинит боль. Но Рэмол будет крепко спать и ничего не почувствует, — возразил юноша, внимательно посмотрев на Истэку. — Знаете, мне будет спокойнее, если вы выйдете из комнаты и прекратите мне мешать.
— Нет уж, пусть брат наблюдает за тем, что ты со мной делаешь, подлый убийца, — фыркнул больной.
— Я пытаюсь помочь тебе, — нахмурился инквизитор. Его начинало злить такое обращение. Что он им сделал, чем вызвал такую неприязнь? Он всего лишь хочет помочь, а взамен попросил только ответить на некоторые вопросы!
Инквизитора злило даже не столько такое обращение, сколько то, что эти двое, его последняя надежда, ведут себя, как самые обыкновенные трусливые идиоты.
— Я знаю, что ты пытаешься помочь, — поспешил успокоить юношу больной. — Но так же я знаю, что мой брат в жизни не поверит в твои благие намерения. Такой уж у него больной характер. Пусть уж этот старый ворчливый старик-маразматик побудет здесь и убедится, что я буду в порядке после твоих опытов. Не прогоняй его.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});