Лянчинец, намеренный «перейти на сторону врага» ради женщины – это нечто небывалое.
Элсу придушенно кашляет, уткнув лицо в ладони – и я трачу на него ампулу стимулятора. Он так доверчиво вдыхает, что любо-дорого. Приступ кашля отпускает.
– Ты ведь понимаешь, что не должен умереть, Львёнок Льва? – говорю я. – Если ты хочешь дождаться своей женщины – ты не должен умирать. Выпей ещё и приляг. За тобой пришлют повозку.
Элсу делает ещё пару глотков микстуры, давясь от отвращения, и ложится, кутаясь в полушубок. Его заметно знобит. Я придвигаю к койке жаровню.
Никакой он не бесчувственный гадёныш. Уж не знаю, что там у него за история – но это человеческая история. Не дикарская.
– Это правда – то, что ты сказал? – спрашивает Элсу сиплым шёпотом. – Ведь мне ни к чему врать, да? Зачем врать смертнику?
Нги-унг-лянские ребята в этом возрасте – обычно столько же девочки, сколько мальчики: слишком чувствительны, слишком эмоциональны, хоть и агрессивны, и склонны к риску изрядно – гормональный фон неустойчив – но Элсу, кажется, и вправду определившийся мужчина не по годам. Первый признак – ответственность не только за себя.
Иногда мне кажется, что даже вполне взрослые лянчинцы и за себя-то тяжело отвечают…
– Я не вру, – говорю я. – Клянусь. Я вернусь, а ты поспи.
Элсу кивает и сворачивается на койке клубком, подтягивая босые ноги под полушубок. Я выхожу – и стражник запирает решётку.
И-Ур показывает мне «зверинец». Я начинаю сомневаться в успехе собственного плана.
Логично представить себе, что в тюрьме – отбросы общества, но я, откровенно говоря, не ожидал, что зрелище выйдет настолько жалким. Кши-На – слишком элегантно выглядит; волей-неволей лезет в голову всякий вздор о Робин-Гуде и прочей уголовной романтике.
А вот ничего подобного. В обществе, где все носят оружие с малолетства, а едва научившись его держать, тщательно изучают приёмы боя – независимо от сословия и статуса – насильственные преступления сведены почти к нулю. В обществе, где у купцов и ремесленников высокого пошиба есть Имена Семей, как у дворян, посягательство на чужую собственность – удел законченных ничтожеств. Похоже, встроенный кодекс бойца работает на Нги-Унг-Лян куда чётче, чем на Земле. Называть то, что я наблюдаю, «миром криминала» – слишком громко.
В каменных клетках за решётками – те самые пропойцы, какие до сих пор не встречались мне в прочих местах, какие-то унылые личности без признаков интеллекта на лицах, битые-перебитые, заискивающе хихикающие создания непонятного пола, похожие на ошпаренных дворняжек… Если в живописном разбойнике, показанном мне в Башне, ещё чувствовалось самоуважение и общественный вызов, то в этих – не видать ни того, ни другого. От них несёт хлевом, они сидят и лежат на грязной соломе в каком-то отупелом оцепенении; только один из всей, набитой в «обезьянник» кодлы, вдруг, подскочив к решётке, тянет ко мне руки и клянчит «пару серебрушек несчастненькому» визгливым фальцетом. Стражник лупит его ножнами меча по пальцам с отстранённо-брезгливым видом.
– Красавцы? – насмешливо спрашивает И-Ур, и я смущённо улыбаюсь.
Я оценил его должность и его службу. Суровая до жестокости жизнь в Кши-На держит аборигенов в струнном напряжении – большинству выживших находится место в системе, а сюда, на дно, сбрасывается только ни на что не пригодный балласт. В Кши-На – совсем другая романтика: Робин Гуд бы аборигенам не понравился, чтобы не сказать сильнее.
Мы идём дальше. Мальчишки, которых помиловали до статуса будуших рабынь, содержатся отдельно. И-Ур, провожая меня в другой бастион крепости, замечает:
– Эти – ещё слишком молодые, чтобы совсем оскотиниться. Если кто пожалеет и в дом возьмёт, может, из них и выйдут приличные женщины… женщину создаёт мужчина, глядишь, и выправятся – а порядочными мужчинами им не бывать, это уж точно.
В помещении для мальчишек чище и теплее. В клетке – пятеро, и эти реагируют на окружающее куда живее: при виде нас с И-Уром вскакивают с мест, смотрят с отчаянной надеждой. Прислонившийся спиной к стене шкет в заношенном тряпье, с грязными русыми волосами до плеч, не заплетёнными в косу, свистит и презрительно бросает товарищам по несчастью:
– Напрасно всполошились, девочки! Никто из нас и обломка ножа не стоит – а вы на церемониальный меч пялитесь!
– Заткнись, гадина! – взвизгивает более чистый парнишка с мелкими чертами лица – совсем девчонка. – Ты ничего не стоишь, помоечник! Господа, не слушайте эту тварь!
– Уважаемый Господин! – темноволосый мальчик в рубашке с вышитым воротником цепляется за решётку, прижимается к ней всем телом. – Послушайте, пожалуйста… я же не знал, Небом клянусь, я понятия не имел, что так выйдет… я больше никогда…
Кто-то за его спиной кидается на солому и истерически рыдает. Лохматый шкет издевательски хохочет и показывает пальцем. И-Ур усмехается:
– Звёзды небесные, а не Юноши.
– Уважаемый Господин Смотритель, – говорю я, – мне надо с ними поговорить. Я не уверен, но, возможно, кто-нибудь из них и подойдёт.
И-Ур кивает.
– Извольте, беседуйте, Уважаемый Вассал Эк-т. Если кто приглянется – пошлёте ко мне стражника.
– Я вам подойду, Господин Вдрызг-Неизменный, – тут же подсовывается лохматый. – Только взгляните на меня – я буду красивая и честная девица, чтоб мне лопнуть!
– Не лезь, ворюга! – парнишка, смахивающий на девчонку, замахивается на него кулаком.
– Оэ! Я – ворюга, а ты – Дочь Ночи!
– Уважаемый Господин, – молит темноволосый, – ну послушайте, Неба ради!..
– Эй, фуфлыжник! – окликает его лохматый, засовывает в рот большой палец и прикусывает у первого сустава – чудовищно вульгарным жестом. – Твой хозяин тебя послушает… может быть.
– Да отойди ж ты в сторону, урка! – плотный парень отталкивает лохматого плечом, тот мерзко хихикает:
– Сильная девочка, легко родишь!
– Ну вот что, красавцы, – говорю я. – Или вы сейчас замолчите, или я ухожу.
И наступает тишина. Даже рыдавший перестаёт рыдать, встаёт и подходит к решётке, размазывая слёзы по лицу. На меня смотрят напряжённо и вопросительно.
– Значит, так, – говорю я. – Одного из вас я могу отсюда забрать.
– Меня! – тут же говорит лохматый.
– Послушай сперва, дурак, – хмыкает плотный и спрашивает. – Куда, Уважаемый Господин?
– Уважаемый Господин, – тут же выпаливает темноволосый, – я тут случайно, Небом клянусь, я из хорошей Семьи, я сделаю всё…
– Начнём с того, что мне вы не нужны, – говорю я. – И лёгкой жизни не обещаю. От унижения избавлю. Но – и только.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});