— Что ж…
— Нам необходим еще один полностью укомплектованный хииш, Кэтрин! И я вовсе не предлагаю рабства. Рукаса не поглотят. Он будет отдавать, но будет и получать… Он научится чему-то, что принесет в свою общину. Возможно, это будет призыв к дружбе, предложение установить постоянные связи… и дары, когда мы отпустим его здесь же — на обратном пути к Ревущему Камню.
Она молчала до тех пор, пока у нее не вырвалось:
— Хитроумен, но честен. В этом вы весь, Доминик! Вы гораздо больше заслуживаете рыцарского титула, чем все, кого я знаю, ставящие словечко «сэр» перед своим именем.
— О, Кэтрин!
И вдруг Флэндри обнаружил, что обнимает ее, что целует, что она отвечает на его поцелуи, что небо горит фейерверками, и трубы победно поют, и карусели кружатся, и на всем лежит благодать.
— Я люблю тебя, Кэтрин! О Боже, как я люблю тебя! Она вырвалась из его рук и отскочила назад.
— Нет! — А когда он снова протянул к ней руки, Кэтрин оттолкнула его. — Нет, пожалуйста… Не надо! Остановись. Я не знаю, что на меня нашло…
— Но я же люблю тебя! — вскричал Флэндри.
— Доминик, нет, мы слишком долго были рядом в этом безумном походе! Я отношусь к вам куда серьезнее, чем думала… Но я принадлежу Хью.
Он опустил руки. Возбуждение уходило от него, пока он молча смотрел на нее.
— Кэтрин, — сказал он, — ради тебя я мог бы перейти на вашу сторону.
— Ради меня? — Она снова придвинулась ближе, положила руки ему на плечи и полуплача, полусмеясь прошептала: — Ты и представить себе не можешь, как я счастлива.
Он стоял, вдыхая ее аромат и сжимая кулаки. Потом ответил:
— Нет, не ради тебя. За тебя.
— Как ты сказал? — прошептала она и отпустила Флэндри.
— Ты назвала меня рыцарем. Ошиблась. Я никогда не смогу играть роль друга дома, отвергнутого поклонника. Не мой это стиль. Я хочу быть твоим мужчиной во всех смыслах, которые подобают мужчине.
Выл ветер, грохотала река.
— Ладно, — мрачно сказал Флэндри, обращаясь к тени Кэтрин. — Пусть так будет до тех пор, пока мы не достигнем Порт-Фредериксена. Пусть не дольше. Он ни о чем не узнает. Я буду служить его делу и жить воспоминаниями.
Она села на землю и разрыдалась. Когда он попытался успокоить ее, Кэтрин снова оттолкнула его — не сильно, но и не шутливо. Он отошел на несколько метров и одну за другой выкурил три сигареты.
Наконец она произнесла:
— Я понимаю, о чем ты думаешь, Доминик. Если Снелунду можно, то почему же нельзя тебе. Но разве ты не видишь разницы? Начать хотя бы с того, что ты мне очень нравишься.
Он ответил, с трудом приводя в порядок голосовые связки:
— Я вижу, ты верна идеалу, который выбрала для себя в условиях, больше не существующих.
Она снова заплакала. Это был плач без слез; их она уже, видимо, успела выплакать.
— Прости меня, — сказал Флэндри. — Я не хотел причинить тебе боль. Скорее откусил бы себе язык. Не будем больше говорить об этом, разве что ты сама захочешь. Если ты передумаешь, завтра или через сто лет, если я все еще буду жив, то буду ждать.
«И это святая истина, — усмехнулась какая-то часть его эго. — Хотя и признаю, что речь была состряпана неплохо, я до сих пор питаю надежду, что мое благородство перевесит ее тягу к этому пустоголовому массовому убийце — Хью Мак-Кормаку».
Он вытащил бластер и сунул его в холодную безвольную руку Кэтрин.
— Можете оставаться тут, — сказал он. — А это держите. Вернете мне, когда придете в лагерь. Спокойной ночи.
Он повернулся и ушел. А в голове звучало: «Отлично! Если у меня нет причин отрекаться от его величества Джосипа II, то мне предстоит выполнить план, который я разработал, чтобы доставить некоторым из его мерзких подданных побольше неудобств».
Глава 13
Весь следующий день и ночь отряд провел, отсыпаясь. Затем Флэндри объявил, что есть необходимость идти быстрее и дольше, чем раньше. Оставшийся дидонец (дидонцы?) последовательно образовал несколько неполных хиишей, согласно обычаю, соблюдавшемуся в тех случаях, когда надо было принимать важные решения. Он согласился с Флэндри. Для них в горах было слишком холодно и тут им грозил голод. А впереди лежали самые тяжелые переходы, особенно если принять во внимание раны и потери. Лучше уж как можно скорее пройти через горы и побыстрее спуститься на приморскую равнину.
Это был потрясающий подвиг. Люди проводили большую часть времени, собирая по пути пищу для ногасов. Когда усталость заставляла их останавливаться на ночевку, они были способны только на одно — завалиться спать. Хотя Кэтрин была очень спортивна, но и ей — тридцатилетней женщине — было трудно угнаться в ходьбе и работе за парнями, недавно вступившими во второй или третий десяток. У нее не было никаких шансов поговорить ни с Флэндри, ни с кем бы то ни было еще — ни в пути, ни на привале.
Наверное, только Флэндри был способен на такое. Его отряд балансировал на грани мятежа, когда он вдруг объявил, что должен быть освобожден от большей части черной работы, чтобы установить контакт с новым единством. Однако Хэвлоку удалось успокоить возмущенных и даже, рассмешив, вывести их из мрачного состояния.
— Слушайте, вы же видели Старика в деле. Вы можете его недолюбливать, но он не истерик и не дурак. Кто-то же должен наладить контакт с этим инопланетянином. Если сами ничего придумать не можете, то подумайте хотя бы о том, как нам нужен проводник через эту дерьмовую страну… Почему не Кэтрин? Ну хотя бы потому, что она жена того парня, который отправил нас на ту свалку, где мы сейчас и находимся. Нас, знаете ли, не погладят по головке, если мы будем полностью полагаться на нее в столь важном деле… Так что советую подумать о своих головках… я имею в виду тех, кто намерен вернуться домой.
Флэндри провел с ним предварительное собеседование насчет ситуации.
Сначала разговор между человеком и дидонцем оказался невозможным. Личность хииша раздиралась противоречиями, пленный рукас изливал ненависть и страх всего своего племени в кровь ногаса и крылоса, которым это самое племя было просто отвратительно. И языки, и привычки, и вкусы, и образ мышления, и весь Weltanschauungen[8] были странными и с обеих сторон взаимно противоречащими. Соединенное почти что насильно «единство» еле передвигало ноги, иногда приходило в неистовство, иногда удивлялось и всегда было готово взорваться по первому попавшемуся дурацкому поводу. Дважды Флэндри приходилось вмешиваться; однажды рог ногаса прошел всего лишь в паре сантиметров от его кожи. Но Флэндри был дьявольски настойчив. Такими же были и двое животных, входивших когда-то в состав Открывателя Пещер. К тому же у ногаса был опыт обращения с партнерами из чужой общины, парочка которых ежегодно соединялась с ним, чтоб составить Плотогона. Флэндри пытался представить себе, как выглядит вся ситуация с их точки зрения, но не смог. Шизофрения? Острый конфликт противоположных стремлений, сходный с тем, который он сам испытывает, когда думает о Кэтрин Мак-Кормак и Терранской Империи? Сомнительно. Существо, с которым он имел дело, было слишком чуждым ему.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});