— Добрый вечер, молодые люди, добрый вечер, Петр! Прекрасная компания собралась, вот и отлично, сейчас чай пить будем.
Лейтенант буркнул: «Привет, Адам» — и отложил в сторону альбом,
Щур-Толмач захлопнул брошюрку и сделал шаг вперед. По лицу Толмача было видно, что «полтора человека» принял какое-то решение.
Франц его опередил:
— Доктор, можно вопрос?
— Давай, сынок, что у тебя там?
Франц ткнул пальцем в картину Босха:
— Доктор, разве бывают цветные фотографии? Ведь это фотография?
— Нет, Франц, это не фотография. Это работа художника. Это… м-м… нарисовано.
— Как нарисовано?! Разве можно так нарисовать?
Знакомство Франца с изобразительным искусством ограничивалось рисунками, сделанными мелом на каменных стенах.
— Видишь ли, Франц, сейчас такое, конечно, никто не сможет сделать. Но до Красной Черты были люди, которых обучали этому искусству. У них были особые краски, свои приемы… вот так…
— А мутанты? Как они оказались в картине? Вы же сами говорили нам, что они появились уже позже Красной Черты?
Лейтенант коротко рассмеялся. Доктор растерянно смотрел на Франца. Наконец он собрался с мыслями.
— Видишь ли, Франц, этот человек жил задолго до Красной Черты. Он ее и не видел. Он… ну, фантазировал, что ли… Понимаешь?
Франц ничего не понял, но на всякий случай кивнул.
Доктор явно не хотел продолжения разговора.
— Ну что же мы, право? Давайте, наконец, чай пить… Чай, чай…
Щур-Толмач разинул рот, намереваясь, что-то сказать, но передумал.
Доктор засуетился, выставляя на стол разнокалиберные чашки, кувшинчик с вареньем из ягод верасники, холодные, уже слегка черствые лепешки. Когда все расселись вокруг стопа, он отвинтил колпачок термоса, извлек пробку (из горлышка пошел парок) и разлил ароматный напиток по чашкам.
Чай пили в молчании, не спеша, вдумчиво, макая лепешки в кувшинчик с вареньем. В мире Франца к еде люди относились серьезно.
Франц никак не мог взять в толк, почему эту жидкость Доктор называет чаем. Откуда он взял это слово? Ведь это был просто отвар шиповника и еще нескольких растений, ни одно из которых чаем не называлось. Он каждый раз задумывался над этим и каждый раз забывал спросить. Не успел и в этот раз. Доктор отставил термос и в упор посмотрел на Щура-Толмача:
— Чувствую, молодые люди, вы что-то хотите рассказать.
Щур-Толмач спокойно выдержал взгляд Доктора и голосом Щура просто ответил:
— Да.
И начал рассказывать про дневную экспедицию на верхушку телевышки. Франц окаменел от такого предательства. После одного несчастного случая подобные вылазки были строжайше запрещены. И вот теперь Щур… Франц принялся корчить страшные рожи, пытаясь заставить Щура замолчать, но тот его игнорировал. Лейтенант смотрел на рассказчика с недоумением. Доктор, покусывая губу, хмурился, но пока не перебивал. Франц понял, что Щура не остановить, и смирился. Но когда Щур стал рассказывать, как он, Франц, свалился за пределы площадки, Франц не выдержал:
— Да что ты врешь! Не было этого!
Щур-Толмач бросил на него быстрый взгляд:
— Было! Просто ты не помнишь. Об этом я еще скажу. А что было, так ты Толмача спроси, он тоже видел.
Толмач тут же перешел на свой собственный голос:
— Точно было! Я видел…
Он запнулся и замолчал. Надо полагать, Толмач хотел еще что-то сказать, а Щур считал, что уже достаточно, и между ними завязалась обычная их борьба за право голоса. Борьба, которая почти всегда заканчивалась победой Щура.
Паузой воспользовался Доктор. Голос его был ледяным:
— Это и есть то самое самообразование, которым ты хотел заняться, Франц? Между прочим, молодые люди, законы, которые мы у себя вводим, вызваны к жизни вескими причинами. И созданы они для того, чтобы их выполняли. А я-то считал вас вполне взрослыми, разумными людьми…
— Доктор, — ответил Толмач голосом Щура, — запреты существуют еще и для того, чтобы их временами нарушать. Иначе не будет никакого прогресса. Мы сегодня, конечно, нарушили запрет, но зато сделали открытие, последствия которого трудно предсказать.
— У вас какой-то абстрактный спор, — вмешался Лейтенант, — оставьте высокие материи, держитесь фактов. Я так и не понял — свалился Франц с вышки или нет. Если свалился, то как жив остался?
— Свалился, свалился, — ответил Щур-Толмач, — а вот как он жив остался, мы и сами не поняли, пока на нас коршун не напал.
— Еще и коршун… — Доктор схватился за голову. — Вижу, скучно вам там не было. Ну давай, давай, все рассказывай, без утайки. Разбивай сердце старого человека.
Щур-Толмач рассказал о коршуне.
— Это-то ты хоть помнишь? — спросил он Франца.
— Это помню.
— Все в деталях? Как ты от него увертывался?
— Я не увертывался. Я стоял себе неподвижно, это он все время промахивался.
— Да? И с чего это он вдруг столько раз промахивался?
— Не знаю… Я думал, это ты его психополем с толку сбиваешь.
Голова Толмача повернулась к Доктору.
— Шестнадцать лет назад, когда мне было десять, а Францу два года, он впервые попал в нашу клинику, и вы дали нам, телепатам, задание выявить у него способности к телепортации. Там еще был какой-то случай со стеной. Вы помните?
— Да, конечно.
— И как вы знаете, никаких способностей к телепортации мы у него не нашли. А вот сейчас…
— Я понял. Значит, способности такие у него все-таки были. Только так глубоко запрятанные, что проявляются лишь в минуты смертельной опасности. Как на этот раз или в том случае со стеной. Я тебя верно понял?
— Насчет опасности верно, а насчет телепортации — нет. Тут все гораздо интереснее.
— Еще интереснее! Куда уж дальше?!
— Ну, сначала-то я тоже подумал — телепортация. Свалился человек вниз смертельная опасность — включились скрытые потенции и т. д. Но одна деталь из этой картины выпадала.
— Какая же?
— Ограждение. Я же сам видел, как прут сломался. А когда Франц вновь оказался на площадке, то перила снова стали целехонькие. Что ж, думаю, он по пути обратно еще и перила починить успел? Что-то тут не так. И самое главное, по Францу видно было, что он ни черта не помнит. Как будто ничего и не было. Мы бы, наверно, и до сих пор голову ломали, да тут, к счастью, коршун подвернулся. Когда началась эта коррида…
— Ишь ты, — встрял Лейтенант, — слова-то какие знает — коррида!
— Лейтенант, — укоризненно произнес Щур-Толмач, — вы же сами давали нам «Фиесту» читать.
— А-а, действительно… Я забыл.
— Не перебивай, Петр, — сказал Доктор Лейтенанту и, обернувшись к Щуру-Толмачу, потребовал: — Продолжайте, молодые люди.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});