со мной и Дубайном.
К моему стыду, я уже давно не думала о Матасе, настолько последние события поглотили меня. Я подивилась тому, как сильно Вонвальт ошибся, определяя причину моего безрадостного настроения – а меня совершенно не радовало то, как начал меняться сам сэр Конрад. Но мне не хватало смелости сказать ему об этом, и у меня действительно не было другого выбора, кроме как отправиться с ним.
– Я останусь с вами, – сказала я. Затем помедлила. Я чувствовала себя ужасно и не хотела расплакаться, поэтому мне понадобилось полминуты, чтобы взять себя в руки. Вонвальт не смотрел на меня. – Еще столь многое осталось сделать, столько зла исправить. А добиться этого я смогу, только если поеду с вами в Сову.
– Ты желаешь отправиться со мной ради мести или же ты едешь, чтобы выучиться и стать Правосудием? – спросил Вонвальт.
Я сделала глубокий вдох. Врать ему было бессмысленно.
– Я не знаю, – сказала я. – Первое. Может быть, и второе тоже. Я не могу с уверенностью сказать, что хочу стать Правосудием.
– Возможно, это и к лучшему, – сказал Вонвальт, удивив меня. – Судя по всему, сейчас стало опасно водиться с Орденом.
Я посмотрела на свои руки.
– Я предана вам, а не Ордену, – негромко сказала я.
– Дорогая моя Хелена, – сказал Вонвальт. Я подняла глаза. Он улыбался, хотя и печально. – Ты ничем мне не обязана.
– Я обязана вам всем, – сказала я.
– Я… дурно с тобой обошелся. Подверг тебя опасности. Просил делать то, чего делать не следовало.
– Я взрослая. Я могла отказаться.
– Если бы не я, Матас все еще был бы жив.
– Его убил Вогт, – просто ответила я.
– Своими действиями я создал обстоятельства…
– Я не хочу это обсуждать, – сказала я.
– Хорошо, – сказал Вонвальт. – Да, это справедливо.
Какое-то время мы сидели молча.
– Прежде чем мы уедем, я хочу поговорить с сэром Радомиром, – сказал Вонвальт. – Кажется, он считает, что ему больше нет здесь места. Он хороший человек с острым чувством справедливости. И боец он удалой. Возможно, у меня получится убедить его присоединиться к нам. Видят боги, нам пригодится еще одна крепкая рука с мечом. – Его глаза расширились, когда он понял, что только что сказал. – Ты меня поняла, – прибавил он.
– Да, – сказала я.
– Тогда иди. Собери свои вещи и приготовь наших лошадей и осла. Затем скажи Дубайну, что сегодня мы отправимся в путь, и спроси, сможет ли он присоединиться к нам.
* * *
– Вы хотите, чтобы я поехал с вами? – спросил сэр Радомир позднее тем же утром.
Мы стояли в кабинете шерифа, где впервые не горел очаг – погода была не по сезону теплая. Сэр Радомир выглядел исхудавшим, а его родимое пятно, похожее на винную кляксу, казалось краснее обычного, словно оно воспалилось. Он предложил нам выпить, и мы отказались, сославшись на то, что скоро уезжаем.
Шериф был пьян, но мыслил ясно. После нападения на Долину он стал пить больше и чаще.
– При всем уважении, сэр Конрад, это больше похоже на понижение в должности. Я – шериф целого города. Согласно его постановлениям, я имею право нанять сотню бойцов.
– Сотню? – спросил Вонвальт.
– Да, – сказал сэр Радомир.
– И у скольких вы сами в подчинении?
– Я подчиняюсь мэру.
– И некоторым другим лордам?
– Косвенно.
– А кому подчиняется мэр?
Сэр Радомир пожал плечами.
– Он будет подчиняться лорду Хангмару, – сказал Вонвальт. – Когда-нибудь.
– Лорду Хаунерсхайма?
– Барону Остерленскому, – поправил Вонвальт. – А кому подчиняется барон Хангмар?
– Не представляю.
– Майеру, графу Ольденбургскому и лорду Южной Марки. Который, в свою очередь, подчиняется кому?
– Очередному лорду повыше, я полагаю, – мрачно сказал сэр Радомир.
– Герцогу Гофманну, верховному владыке Хаунерсхайма. А герцог Гофманн подчиняется его высочеству Гордану Кжосичу, князю Гулича, который подчиняется своему отцу, его императорскому величеству.
– Я вас понял, – проворчал сэр Радомир.
– А кому подчиняюсь я? – не унимался Вонвальт.
– Самой Неме?
– Самому Императору. Напрямую. И это не пустая честь, а одна из составляющих уклада Империи, столь же фундаментальная для нее, как эта балка для целостности вашего здания стражи. Я предлагаю вам исключительную честь, сэр Радомир, – сказал Вонвальт. – Присягнув мне, вы будете отвечать только мне. А я только что сказал, кому отвечаю я.
– Да уж, – сказал сэр Радомир. – Сказали.
– И ваша сотня бойцов превратится в сотню миллионов. По всей Империи.
– Боги, – пробормотал сэр Радомир. – Никто не должен обладать такой властью.
– Я могу назвать нескольких человек, кто бы с вами согласился, – заметил Вонвальт.
Сэр Радомир был мрачен.
– И какие у меня будут обязанности?
– Вы будете расследовать. Арестовывать. Защищать. Делать все для достижения моей конечной цели: правосудия.
– А мщение входит в этот список? – прорычал сэр Радомир и чуть подался вперед.
Повисла напряженная тишина. Я посмотрела на Вонвальта, ожидая – надеясь, – что он с мягким упреком покачает головой, как родитель, журящий ребенка. Но, к моему величайшему сожалению, Вонвальт кивнул.
– Да, – сказал он. – Она тоже попадает под понятие правосудия.
– Что нужно будет сделать? Если я соглашусь? – спросил сэр Радомир.
– Только поставить подпись на одной бумаге, и то лишь для того, чтобы вам платили жалованье.
Повисла тишина. Шериф размышлял.
– Мне понадобится время, чтобы подготовиться. Привести дела в порядок. Семьи у меня здесь нет, но есть… знакомые, если вы меня понимаете. Мне бы не хотелось уходить, не попрощавшись.
– У вас есть время до конца утра. Мы выезжаем в полдень. Встретьтесь с нами у Вельделинских ворот до двенадцатого удара колокола, не позже.
– Куда мы направимся?
– В Сову, сэр Радомир. К престолу Империи и бьющемуся сердцу цивилизованного мира.
Эпилог
Правосудие Императора
«Правосудие – это не месть, а месть – это не правосудие. Но зачастую они пересекаются. Государство способно на месть точно так же, как и любой человек, ведь что такое государство, если не люди, которые его составляют?»
Сэр Рэндалл Кормондолт
Неделю спустя мы тащились по грязному тракту через открытую полосу холмистых пашен Гулича. Теплый дождь барабанил по моему капюшону, и я ощущала, как мой вощеный плащ постепенно сдается под натиском влаги.
Все это время мы быстро двигались на юг, по возможности избегая Хаунерской дороги, и останавливались лишь для того, чтобы Вонвальт или сэр Радомир зашли в попадавшиеся на пути станции и трактиры и навели справки. Брессинджер лежал в повозке Герцога Брондского, укрытый вощеными плащами, пил и спал. Несмотря на то что он успешно шел на поправку, он еще долго не возвращался к непринужденной болтовне и развязному поведению,