Людмила моментально перестала плакать и, приподнявшись на локте, с несказанным удивлением уставилась на Дениса:
– Что ты сказал? Я этого не хотела?
Теперь настала очередь Дениса удивляться:
– Но не я же сбежал в Красноярск! И это ты не соизволила даже попрощаться.
– Можно подумать, тебе это надо было! – Она отвела взгляд в сторону. – Ты, говорят, жениться надумал, так к чему тогда выяснять отношения? Ни тебе, ни мне от этого ни жарко ни холодно!
Денис как-то по особому протяжно вздохнул, перевернулся на бок и пристально посмотрел на нее:
– Моя женитьба – мое личное дело, и только двух человек я поставил в известность, что тешу себя подобными намерениями. Твою Антонину и Стаса.
И только они знают, что я сделал то, чего зарекался никогда не делать. Я влюбился до такой степени, что каленым железом не могу выжечь эту женщину из своего сердца!
– С чем тебя и поздравляю. – Людмила попыталась произнести это как можно более язвительно, но не справилась с волнением, и голос ее заметно дрогнул. – Только одного я не пойму: если ты так сильно любишь ее, то зачем меня Затащил в постель, да еще с ключами обдурил?
– Ты что, притворяешься или до сих пор ничего не поняла? – спросил он озадаченно.
– Все я прекрасно поняла! – ответила она со злостью. – Надька будет тебе достойной женой, и я очень рада, если сегодняшняя репетиция перед свадьбой окажется полезной для вас обоих!
– Надька! – Денис в шутливом ужасе округлил глаза и вдруг, обхватив Людмилу, принялся покрывать поцелуями ее лицо, шею, все тело. Только через четверть часа, когда они окончательно пришли в себя, едва сдерживаясь от смеха, спросил:
– Это Антонина тебе лапшу на; уши насчет Надьки навешала?
– Антонина, – призналась Людмила. – И я, честно сказать, ужасно расстроилась. – Она уткнулась носом ему в плечо и прошептала:
– Несколько дней я не находила себе места, даже Лайза заметила, что со мной неладно. Вызвала к себе и, когда я ей все рассказала, отругала меня на чем свет стоит. Велела отправляться в Вознесенское. И знаешь, что она сказала мне напоследок? «Я тебя до работы не допущу, пока не разберешься со своим Барсуковым!» – Людмила слегка потерлась носом о его плечо и смущенно продолжала:
– Но не это меня заставило приехать сюда.
Даже после разговора с Лайзой я сомневалась, боялась, тянула с отъездом. А три дня тому назад задержалась на работе, смотрю, на часах восемь вечера.
Знаю, что ты должен быть в своем кабинете, и... набрала номер. – Людмила нервно сглотнула, приподнялась на локте и сверху вниз посмотрела в глаза Денису. – Ты не представляешь, что я почувствовала, когда услышала твой голос. Всего пару слов, каких, не помню… И тут же бросила трубку. Меня трясло так, что ручка вывалилась из рук. И я поняла, что безумно люблю тебя и никогда не прощу себе, если не увижу снова. Пойми, я не хотела вставать между тобой и Надькой, я просто хотела еще раз увидеть тебя.
– Люда, – Денис осторожно отвел прядку волос с ее лба, – я влюбился в тебя моментально, вероятно еще в кабинете у Кубышкина. Но после каждой нашей встречи я чувствовал себя боксерской грушей, которую основательно поколотили. И в прямом, и переносном смысле. Я думал о тебе даже тогда, когда по долгу службы обязан был заниматься другим. Я многое пережил и многое повидал.
И всегда считал, что не стоит отвлекаться на женщин, которые знают себе цену, к которым трудно подступиться. Гораздо больше доступных и нетребовательных баб, с которыми легко утешиться и так же легко о них забыть. Я постоянно пытался оправдать свою нерешительность тем, что чрезмерно занят, работа отнимает у меня все время, кроме сна. Я, конечно, понимал, что веду себя как последняя скотина, но не хотел себе признаваться, что на самом деле боюсь услышать твой отказ. Потом ты уехала, не позвонила, не попрощалась. И тогда мне стало ясно, что я тебе не нужен, да еще с такой обузой – Костей, отцом. Ты молодая, красивая. Тебе надо делать карьеру, получать ученые степени, общаться с интересными людьми, а тут – жалкий, никчемный милиционер, который ничего не может дать, кроме своей любви.
– Денис. – Людмила обняла его за плечи, прижала к себе. – Никогда, слышишь, никогда не смей унижать себя даже перед самим собой. Я ничего не слышала про жалкого и никчемного милиционера, потому что дороже тебя у меня никого нет. – Она быстро поцеловала его в губы и вдруг, рассмеявшись, откинулась головой на подушки. – Признайся, обложили вы меня с Антониной профессионально. Даже Славка и тот на твою сторону встал. Он ведь со мной недели две отказывался по телефону разговаривать, когда я в Красноярск уехала, с тобой не повидавшись. Это ты его тут потихоньку подначивал или все-таки Антонина?
– Он у тебя и сам парень с головой. Учти, в институт пошел не по нашему со Стасом наущению, а по собственному желанию. Я его даже пытался на, пугать всякими сложностями и не слишком приятными подробностями. Но он уперся, ничем его не смог пронять. А потом, думаю, была не была, оправдаюсь как-нибудь перед Людмилой свет Алексеевной. – Он с интересом посмотрел на нее. – Ты знала, что он мне после каждого экзамена звонил, в курс дела, так сказать, вводил? И попутно кое-какие подробности сообщал о твоей личной жизни..
– Ну вы даете! – Людмила села и покачала головой. – Славка тоже, выходит, в вашей команде?
Ну, мошенник! А я думаю, с чего это он после каждого экзамена на главпочтамт бегал. А он, оказывается, отчитывался о проделанной работе. Ох и покажу я ему при случае, как родную сестру закладывать!
– Не сердись – Денис опять привлек ее к себе. – Брат у тебя – мировой парень и, между прочим, сестру оправдывал и защищал, когда я попытался на нее навечно обидеться.
– А что, было и такое?
– Конечно. Никогда мне не было так обидно, как в тот день, когда ты уехала и не попрощалась.
Думаю, так тебе и надо, товарищ Барсуков! Потому что нужен ты на этом свете только для того, чтобы дерьмо разгребать да сволочь всякую к ногтю прижимать! И плевать, что у тебя и сердце есть, и душа, и мозги какие-никакие. Рассердился я тогда на свою проклятую жизнь и уехал к Банзаю…
– Про Банзая Антонина мне уже доложила. – Людмила усмехнулась. – Откуда ж тебе было знать, что более всего на свете я боялась показаться тебе навязчивой и беспринципной? Но что тебе стоило позвонить мне вечером в день нашего возвращения из тайги? Что тебе помешало?
– Если я скажу, что занят был по делу Надымова, то не правда, это я для себя отговорку придумал на всякий случай. А на самом деле свое дурацкое самомнение не сумел перебороть и, получается, сам себя и наказал. Но давай не будем об этом. – Он поцеловал ее в губы и прошептал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});