— Ложись на землю и притворись мёртвым! — заорал Коттин, падая на камни.
— Ещё чего! — проворчал воевода, выставив меч навстречу хищнику.
— Он тебя сомнёт!
Воевода Чудес сделал шаг вперёд, гаркнул на зверя, но тот, голодный после спячки, не остановился, приподнялся, пытаясь ухватить человека в смертельные объятия. Чудес сделал выпад, всадил меч в грудь зверю, но многопудовая масса смяла воеводу, они сцепились, покатились по камням. Из пасти косолапого хлынула кровь, он рычал, пытался укусить врага. Чудес умудрился вытащить меч из груди медведя, наносил короткие удары в брюхо зверя, медленно заваливал его на бок. Тот царапал спину человека страшными когтями, наконец, разорвал прочный кафтан. Воевода вскрикнул от боли — на спине остались четыре глубокие раны.
Схватка продолжалась несколько секунд, но Чудесу показалось, что прошёл целый час. Вдруг туша зверя дёрнулась, он рыкнул, разжал лапы — Коттин ударил своим чудесным мечом под лопатку. Молодые медведицы бросили пожирать рыбу, смотрели, поворотив морды, на битву, молодой медведь-победитель подбирался поближе к ним, проигравший медвежонок перешёл реку по перекату, робко смотрел на самок с другого берега. Вдруг речной берег потряс чудовищный рык.
Коттин, придерживая воеводу за плечо и помогая ему подняться, отметив отсутствие серьёзных ран, дёрнулся, оглянулся:
— Боги Асгарда, — прошептал он побелевшими губами.
— Это ещё кто? — округлил глаза воевода.
На берег, ломая подлесок из тонких сосёнок, выходил непостижимо огромный медведь, чёрный, с лобастой башкой, чудовищной пастью, сверкающей белыми клыками. Он был раза в два выше, чем старый медведь, агонизирующий возле ног Чудеса, воевода был ему лишь по грудь, и то, если бы встал на цыпочки.
— Я думал, наши предки истребили их поголовно.
— Ни-че-го се-бе, — по слогам прошептал воевода.
¬- Бежим, в лодку!
— Сейчас, только отрублю лапу — на жаркое, — повернулся старый воин к павшему медведю. Остановился. Огляделся. Медведь, умиравший от ударов мечами, исчез. — Это он от страха ожил, — догадался Чудес. — Бежим!
Соратники стремительно метнулись к карбасу, за пару секунд столкнули его в воду. На их счастье поток рыбы в реке уже уменьшился, беглецы протолкали лодку на середину, вскочили в неё, наступая на квёлых сёмг, заработали вёслами с частотой крыльев мельницы. Пещерный медведь зарычал вслед уменьшающейся лодке, поймал рыбу, сожрал вкусное сладкое брюшко, направился к молодым медведицам, принявшим позу подчинения — опустившим морды и поджавшим ушки. Древний зверь за всю жизнь не смог найти самку своего вида — приходилось пользоваться этой мелочью, от чего рождались полукровки.
— Никогда такого не встречал, — зубы воеводы откровенно стучали.
— Да, тут меч бесполезен. На них охотились всем племенем, — поймав недоумённый взгляд воеводы, Коттин поспешно добавил. — Мне один странник рассказывал.
— Последний медведь-то, наверное, — поёжился Чудес.
— Что со спиной? — перевёл разговор белобрысый соратник.
Кафтан воеводы был распластан почти напополам, на спине сочились кровью глубокие царапины. Коттин полез в мешок, достал травы, стал прикладывать.
— Здорово он тебя распластал, — наконец выговорил он, сплёвывая на раны зелёную кашицу целебной травы.
— Ага, — ухмыльнулся воевода, стараясь заглянуть за плечо, увидеть собственную спину, — был я как-то в Словенске, там одна ладушка спину так же подрала. Когтями.
Мужики заржали, скрываясь за поворотом успокоившейся реки, положив вёсла на дно карбаса и скинув одёжку для починки.
Коттин пихнул спящего воеводу в бок, прошептал:
— Просыпайся, пора!
Чудес открыл глаза, сел, опёршись руками о борта карбаса. Солнце уже встало, вокруг раздавались трели и писк птиц, огромные стаи скворцов перелетали с дерева на дерево, присматривая места для гнездования.
Воевода встал, потянулся, подняв вверх руки, закричал:
— Слава Хорсу! Солнышко, свети!
— Сейчас всех святых волхвов поднимешь, — усмехнулся Коттин.
— Что? Отшельники дрыхнут по берегам реки? — стал иронизировать воевода, но обернулся, замолчал — из-за поворота выплывало капище, расположенное на высоком берегу Сухоны. Высокие столбы были вкопаны в землю по кругу, на каждом искусно вытесаны лики богов — грозные и улыбающиеся, довольные и оскалившиеся. Посреди капища находился плоский камень, размером с исполинский квадратный стол — жертвенник.
Карбас прошёл ещё немного по течению, и воевода открыл рот — за капищем стояло невиданное сооружение — храм богов, которым поклонялся народ Великой Перми. Сложенный из соснового кругляка, с многочисленными башенками, узкими окнами, вычурными наличниками, огороженный частоколом, храм производил неизгладимое впечатление на лесного человека, коим и являлся воевода. Даже за сотню шагов пахло сосновой смолой — на берегу лежали тонкие стволы, отёсанные под брус, вокруг высились горы щепы, стружки. Волхвы производили ремонт крыши, сложенной из тёсаных досок. Но не это привлекло внимание путников — более актуальной была лодка с лучниками, перекрывающая течение, и десяток волхвов на берегу — кто с топором, а кто и с мечом. Видимо, путников уже ждали.
Чудес поднялся, горделиво приосанился, поправил порванный медведем кафтан, разрешил Коттину подгрести к узкому причалу.
— Я воевода Чудес! Кто у вас тут главный? Где этот, как его? Волхв Тридрев! Позвать сюда! — закричал он, выскочив на берег.
Отшельники переглянулись, затрясли бородами. Кое-кто, из совсем молодых, откровенно засмеялся в голос. Наконец, успокоившись, самый старый, с белой копной волос и узкой бородёнкой, проскрипел:
— Вы не в стольном граде. Тут сено к лошади не ходит!
— Что? Указывать мне? — воевода завращал глазами, потянулся к мечу. Тут же поднялись луки, натянулись тетивы, наконечники стрел уставились в лица странников.
— Говорю же, это не Белозерск. Здесь другая столица, святая. И порядки тут мы устанавливаем. Тем более — ты бывший воевода.
— Дай я поговорю с ними, — горячо зашептал на ухо ошеломлённому воеводе новый соратник. Чудес покряхтел, почесал затылок, отодвинулся.
Коттин вышел вперёд, поклонился в пояс — волхвы удовлетворённо переглянулись, стрелы несколько приспустились.
— Святые отшельники! Мы, скромные путники, пересекли земли и воды, чтобы достигнуть славного города Тотьмы! — Коттин кивнул на избы, ютящиеся вокруг храма.
Толпа закивала, зашепталась, лодка с лучниками коснулась причала, кто-то притянул её за борт, начал привязывать верёвкой.
— Проводите же нас, смиренных странников, к славному волхву Тридреву! Слово молвить надобно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});