— Я уж не знаю больше, как что уравновесить, — сказал он, и глаза у него заблестели.
— Питер, я…
— Ты иди, а? — перебил он, и голос его был излишне хриплым. — Иди, пожалуйста.
Я чуть не взяла его рукой за плечо, я хотела его утешить. Блин, я хотела вернуть время назад, сгрести его за шиворот и сунуть в самолет, как только он появился в Сент-Луисе. Черт с ним, с унижением, я бы его отправила домой. Все-таки раненое самолюбие лучше, чем вот это… или нет?
Чьи-то руки взяли меня сзади и отвели прочь от койки Питера — Мика и Натэниел увели меня, чтобы он мог поплакать не у меня на глазах. А у меня горло перехватило судорогой, блин! Блин.
Меня успели вывести в коридор, и только тогда первая горяча слеза скатилась по моей щеке.
— Черт бы побрал, — сказала я.
Мика попытался меня обнять, я отодвинулась:
— Не надо, а то заплачу.
— Анита, ну поплачь тогда.
Я мотнула головой:
— Ты не понимаешь. Сперва надо ее убить. Буду плакать, когда Мерсии не станет.
— Ты ее винишь в судьбе Питера, — сказал он.
— Нет, я виню себя и Эдуарда, но себя и его я убить не могу, и потому убью, кого могу убить.
— Уж если ты говоришь, кого будешь убивать, Анита, могла бы не при полисмене.
По коридору шел Зебровски, весело скалясь, как ему свойственно. И выглядел, как ему свойственно: будто спал в этом костюме, хотя я знала, что это не так. В темных кудрях прибавилось седины, но прежняя растрепанность никуда не делась. Недавно он постригся — наверное, Кэти заставила. Он жизнерадостный неряха, Кэти — я таких чистюль вообще больше не знаю. Противоположности притягиваются.
Мне дико хотелось его обнять — такой он нормальный к нам шел. От этой мысли повернулась к Мике и Натэниелу. Уж если мне хочется броситься на шею Зебровски, значит, очень нужно, чтобы кто-нибудь меня обнял. Но все они видали уже, как я плачу, и Зебровски в том числе.
Я одной рукой обняла Мику, другую протянула Натэниелу. Они меня обняли, но я не плакала. Лицо горело, но слезы больше не текли. Я приникла к ним, чувствуя, как они меня поддерживают, потому что мне хотелось расклеиться, разреветься у них в руках, но я не могла себе этого позволить.
— Я вас пока оставлю, — сказал Зебровски.
Я покачала головой и отодвинулась от моих мужчин.
— Нет, мы должны поймать эту гадину.
— Ее никто не видел, Анита. Ни ее, ни того мужика, которого мы считаем ее человеком-слугой.
— Он должен им быть, чтобы иметь ее ментальные возможности, Зебровски. — Я попыталась отодвинуться, но Натэниел удержал меня за плечи, притянул к себе. Я потрепала его по руке: — Все в порядке.
— Врешь, — шепнул он. — А может, это мне нужно было тебя обнять. — Он крепко меня сжал, вторую руку положил на талию. — Хватит тебе чуть не умирать каждый раз. Это для сердца вредно.
Почему-то я так поняла, что он не про инфаркты — есть много других способов разбивать сердце. Я поддалась, когда он снова прижал меня к себе, погладила его по рукам сверху вниз.
Зебровски улыбнулся и покачал головой:
— Знаешь, когда меня, бывает, ранят, Кэти точно то же чувствует. Но она слишком сдержанная, чтобы вот так на публике.
Я глянула на него — не совсем чтобы уж дружелюбным глазом. Он поднял руки:
— Да я же не возражаю. Анита, Натэниел, просто это ну… странно видеть, как люди вот так открыто проявляют, как вы. Это в культуре оборотней?
Я подумала:
— Да, пожалуй.
— Когда нам не надо прикидываться людьми, — сказал Мика. — Тогда мы все время друг друга трогаем. И у нас традиция — эмоции вываливать наружу.
— Ну, Анита, и пришлось же тебе приспосабливаться! — осклабился Зебровски.
— Это ты про что?
— Про то, что ты как многие мои знакомые копы — эмоции загоняешь внутрь. Слушай, а если как-нибудь твоих бойфрендов не окажется рядом с местом преступления, ты, надеюсь, на мне повиснешь?
— Размечтался, — улыбнулась я, потрепала Натэниела по руке и шагнула вперед.
Он чуть отпустил меня, но продолжал держать мою руку. Тут я поняла, что ему надо ощущать мое прикосновение и самому меня касаться, и это не обычная потребность ликантропа. Меня тянуло обнять Питера как ребенка и сказать, что все будет хорошо, но это была бы ложь. И даже если бы он был ребенком, все равно это ложью и осталось бы. Не могла я ничего обещать.
— У тебя чертовски серьезное лицо для женщины, которая только что обнялась с любимым.
— Я думаю о Питере.
— Ага, тебя же подрезали, когда ты пыталась его спасти.
Я кивнула, постаравшись ничего лицом не выразить. Если мы хотели для полиции изложить иную версию, то Эдуард должен был мне сказать. То, что он мне не сказал «официальной» версии, а я не спросила, показывало, насколько мы отвлеклись. А это нехорошо.
— Ты ему жизнь спасла, Анита. Что ты еще могла сделать?
Я кивнула и отошла обняться с Микой — отчасти чтобы скрыть лицо, потому что еще не сообразила пока, как смотреть. Я виновата, потому что Питер был ранен, когда спасал меня. И даже уважения от копов за это не получит. Похоже было на добавление к ране оскорбления.
Мика поцеловал меня в висок и спросил:
— Эдуард тебе не дал официальную версию?
— Нет, — шепнула я в ответ.
Мика сказал, не выпуская меня из объятий:
— Наверное, Анита еще себя обвиняет в том, что была уже на охоте за этими вампирами. Она думает, что они не действовали бы так жестоко, если бы не знали, что она идет по их следу.
Я повернулась, все еще в руках Мики наполовину:
— Если вампир знает, что за ним гонится охотник, который убьет его на месте — какие у него остаются варианты, Зебровски?
— Ты не согласна с ордером на ликвидацию? — спросил он.
— Сейчас как раз согласна, но бывают случаи, когда мне хочется иметь другие варианты, кроме смертного исхода. Хорошо бы кто-то провел исследование и посмотрел, действительно ли вампиры действуют беспощаднее, когда спасают свою жизнь, чем при первоначальном преступлении.
— Тебе случалось такое видеть?
— Кажется, нет. Почти все они убивали бы дальше, если бы мы им не помешали. Но смотри: эта вампирша, за которой мы гоняемся, подставила другую вампиршу из Церкви Вечной Жизни. Если бы я просто пошла по следу, который они для нас проложили, то убила бы двух ни в чем не повинных граждан.
— Это второй у тебя случай, когда плохой вампир пытается подставить хорошего, а тебя использовать как орудие убийства?
— Да, и раз такое было со мной, то могло быть и у других ликвидаторов вампиров. Те просто могли не искать за фасадом очевидного.
— Ты хочешь сказать, что раз вампиры им не сваты и не братья, для них вполне может быть, что хороший вампир — мертвый вампир.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});