Гномы остановились. Мило осмелился бросить быстрый взгляд в ту сторону, откуда доносились голоса, и увидел силуэты двух гномов. Один из них стоял, опираясь на древко своего оружия. Другой снимал с себя тяжелый нагрудник.
— Это была не война, Томдрин. Это была лишь искра в кузнечном горне. Скоро эльфы оправятся от поражения и вернутся. Они вернутся, чтобы мстить. Король Бодил не оставит этого просто так, тоже пошлет отряды нам на помощь. Если немного повезет, мы сумеем полностью захватить Серое порубежье. Люди всегда готовы ослабить сами себя. Их гражданская война понесет за собой большие потери. Когда они будут повержены, нам нужно будет просто переступить через них, и страна будет наша. Что же до головы Модура — если ее не потребуют лорды, это сделаю я. Я буду новым лордом печати.
— Тогда я надеюсь, что ты не забудешь своих… — Голос вдруг оборвался.
Мило закусил губу. Он готов был ругать себя на чем свет стоит — за то, что не спрятался. Как можно было вести себя настолько по-детски?
— Там кто-то есть. Там, впереди, у деревьев, — произнес один из гномов.
Шаги приближались. Мило заставил себя смотреть на могилу Сенеты.
— Ну-ка, кто у нас тут? Один слишком велик для эльфа, второй слишком мал.
Мило вынужден был признаться себе, что план насчет игнорирования был полнейшей глупостью. И несмотря на это, он решил держаться его. Но и кинжал под одеялом держать тоже.
— Вы кто такие, друзья эльфов? Или это тут что-то вроде священного места?
В жизни Мило редко бывали случаи, когда он терял дар речи. Мейстер Гиндавель добился этого своими постоянными непонятными вопросами. Его отец тоже был мастером в том смысле, что касалось его легендарных речей. Но на этот раз все было иначе. Его парализовало от страха. Он не мог даже заставить себя поднять голову.
— Что такое, вы ненормальные, что ли? Язык проглотили?
— Смотри, Томдрин, у длинного под одеялом меч, — предупредил своего спутника второй гном.
— Значит, кто-то считает себя крепким орешком, да? — Гном подхватил древко своего топора и сдвинул им в сторону соскользнувшее с плеч Дорна одеяло. — Какой хорошенький, — прокомментировал он оружие наемника.
Он пнул рукоять короткого меча и вытащил его из земли. Затем наступил ногой на клинок.
— Дайте я угадаю, под кучей камней вы похоронили своего товарища? Кажется, поездка в лес длинноухих не принесла вам счастья.
Гном просунул древко топора между наваленными над телом Сенеты камнями и раздвинул их в стороны. Два больших валуна с грохотом покатились вниз. Под ними показался кусок синей мантии и краешек волшебного посоха.
— Ну, что у нас тут? — икнул гном и наклонился вперед.
В этот миг рука Дорна скользнула под одеяло Мило, схватила его за руку и вырвала из рук кинжал. Плавным движением наемник вскочил на ноги и вонзил гному нож прямо в сердце через наполовину расстегнутый нагрудник.
Прежде чем Дорн успел вытащить свой кинжал, тяжелый молот второго гнома угодил ему в живот, а сразу после этого его ударили рукоятью по голове. Дорн рухнул на свою жертву и так и остался лежать.
Взгляд Мило упал на короткий меч наемника, лежавший на полу. Не задумываясь, он вскочил на ноги и потянулся к нему. Однако прежде, чем его пальцы успели сомкнуться на рукояти, тяжелый латный сапог гнома угодил ему прямо в лицо.
За миг до того, как Мило окутала тьма, он успел бросить один короткий взгляд на атаковавшего его гнома. Глаза на его лице сверкали ненавистью.
38 Рубиния и Ода
— Не обижайся на них, Рубиния, — произнесла Ода, когда они вместе перелезли через несколько валунов. — Они ничего такого не имели в виду. Просто боятся и не знают, что делать. Они страдают от того, что пришлось бросить дома, многие семьи в трауре. Им не к кому пойти со своим горем, когда у всех остальных то же самое.
Рубиния поглядела на отвесные скалы, пугающие и крутые, возвышавшиеся над ней. Небо над ними было почти такого же серого цвета, с той лишь разницей, что по нему передвигались светлые и темные полосы. Вскоре у нее закружилась голова.
— Там, наверху, все еще бушует буря, — задумчиво произнесла она.
— Ты меня слушала, Рубиния? — поинтересовалась Ода.
— Да, но ты ошибаешься. Я не обижаюсь на их поведение. Они сторонятся меня не потому, что боятся, горюют или впали в отчаяние. Они поступают так исключительно потому, что я ушла из деревенской общины. Дуболистяне справляются со всеми трудностями. Но если ты осмелишься повернуться к ним спиной, они никогда не простят тебя. Худшего промаха и допустить невозможно. Он граничит с предательством.
— Поверь мне, я знаю, о чем ты говоришь, — ответила Ода.
И вдруг Рубиния осознала, как мало знает об этой девушке. У нее два брата, Нельф и Тисло Котлогорд, вместе с которыми их держали в плену у гномов, отчасти за дело. Ей удалось бежать, ее братья остались в плену. Она разбирается в целительстве, хорошо владеет мечом и кинжалом. На вид она была очень хорошенькой, даже после всех тягот, которые довелось пережить в последнее время. Но, в общем-то, это и все.
— Твой клан тоже не простил тебе того, что ты ушла? — спросила Рубиния.
— Можно сказать и так, — рассмеялась Ода. — Меня учили на жрицу в крупном храме Холмомошья. Но я собрала свои вещи и ушла. Я не знала, куда идти и что делать. Братья уговорили меня отправиться с ними на поиски приключений.
— Ты клирик? — удивилась Рубиния. — Почему же ты ушла из храма?
Оглядевшись по сторонам, Ода нашла удобный камень, на который и села.
— Я почти стала жрицей, но покинула храм до того, как прошла заключительную церемонию, орденское крещение. На крещении тебя официально принимают в круг клириков и закрепляют, какими исследованиями ты будешь заниматься на службе. Сколько я себя помню, я хотела стать жрицей Цефеи. Я была еще совсем маленькой девочкой, но каждый день бегала в наш деревенский храм, чтобы послушать, какие истории рассказывает мейстер. Он рассказал мне о великой власти Цефеи. Говорил о далеких континентах, блестящих героях нашего народа, о принцессах полуросликов, настолько прекрасных, что они ни в чем не уступали эльфийским. Он говорил о чудесах. Но причина того, почему я каждый день возвращалась туда, была иной. Он рассказывал, что с ним говорит сама Цефея, говорит с каждым клириком, и что их задача — нести голос богини в мир. С того самого дня моим самым большим желанием было стать жрицей и тоже слышать слова Цефеи. Я представляла себе, как будет звучать ее голос — кристально-чисто, как бриллиант, и нежно, как прикосновение шелка к коже. Как только выдавался свободный час, я читала свитки и впитывала в себя знания, доступные лишь немногим. Став послушницей, я намного опередила других учениц храма. Я легко проходила все испытания и стала самой юной адептом, которую когда-либо возводили в этот ранг. Получив регалии и пройдя посвящение в жрицы, я удалилась в свою комнату и прислушалась к себе. Но Цефея не говорила со мной. Я спросила наших жрецов ордена, с чем может быть связано то, что я не слышу ее голоса. Они объяснили мне, что голос богини — это не звучащее слово, это скорее чувство или убеждение, что ты поступаешь правильно, и что оно зреет в душе жреца. Мне велели упражняться в терпении и прислушиваться к себе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});