Экипаж корабля — отнюдь не лучшие, а вполне стандартные представители человечества. Только этот стандарт выглядит на фоне нашей фантастики абсолютным и даже пугающим новаторством: команду составляют и возглавляют вполне приличные люди! Не хамы, не циники, не рвачи, не политики, желающие утвердить экспедицией свою дальнейшую карьеру, а просто земляне, вдохновленные — в меру, без пафоса — своей миссией. Нормальные люди, со своими проблемами, даже мелкими дрязгами и обидами, но вполне сознающие, что такое совесть, долг, ответственность.
Подготовленный читатель (а неподготовленные тут же отложат книгу) внезапно для себя обнаружит знакомые интонации и начнет гадать: а нет ли среди героев «Логоса» приятелей Ивана Жилина или Леонида Горбовского? Ведь, несмотря на оскал нынешней минуты, теорию «вертикального прогресса» никто не отменял. Правда, по грустной иронии истории эту сугубо отечественную разработку взяли на вооружение зарубежные исследователи. Именно там сегодня в достатке благородных космонавтов, в поте лица спасающих чужую цивилизацию, именно там экипажи кораблей комплектуются из специалистов-бессребренников, именно там в цене Совесть и Честь. Все это подчас бывает убого, нередко смешно, но зато очень по-нашему, по-человечески…
Повесть Арсения Керзина — запоздавшая попытка восстановить справедливость и «право первородства». Две трети экипажа носят русские имена — и никто из них не является душегубом, подлецом, законспирированным агентом ГРУ или тайным извращенцем. Все они прежде всего работники: свое дело они любят и знают — и верят в его высокое назначение. Их задача — попытаться понять чужую цивилизацию и, если у той возникнет желание, вступить в контакт.
Это «если» — граничное условие всей миссионерской деятельности землян, ибо навязывать контакт строжайше воспрещено.
Экипаж, естественно, согласен с предписанием, поскольку за ним стоит вся философия обновленного человечества. Но представьте себе другое «если»: какова будет реакция людей, коли контакт отрицается изначально!
Земляне предпринимают высадку «дипломатического корпуса» на окраине крупного города. Но странное дело: их никто не замечает. Они высаживают трех членов команды прямо на центральной улице — туземцы спешат мимо, словно не видят ни шлюпки, ни пришельцев. Даже «тактильное воздействие» взбешенного помощника капитана, попытавшегося просто-напросто встряхнуть туземцев, не приводит к результату: те остолбенело смотрят в пустоту и, как только их отпускают, продолжают двигаться в прежнем направлении. К частичному успеху приводит лишь отчаянная попытка загримированных и одетых по последней здешней моде землян найти собеседников в сельской харчевне: их наконец замечают, пытаются объясниться, но как только члены экспедиции принимают свое истинное обличье, теряют к ним всяческий интерес.
Понятно, если бы планета решительно отказалась от любого общения, то в силу вступила бы доктрина: «не навязываться». Но происходит иное — землян просто не замечают, будто их не существует вовсе.
Это нелепо, это не укладывается ни в какие схемы, это, в конце концов, просто оскорбительно! И автор начинает проверять своих героев «на излом» — не в экстремальной ситуации катастрофы или жертвенного подвига, а, казалось бы, в сугубо житейских обстоятельствах. Действительно, ну не замечают тебя, не желают обращать внимания, так что ж за трагедия…
Оказывается — трагедия. Члены команды и даже умудренный опытом командир, подготовленные к любым неожиданностям, не способны справиться со своими человеческими эмоциями — глубинными, почти детскими. Не замечать — значит презирать. Нет ничего хуже невнимания; даже боевые действия мыслятся теперь уже чуть ли не как панацея… Прежде единая команда расколота на группы, каждая выдвигает свою версию происходящего, которая оправдала бы землян в собственных глазах. Возможно, это квазиобщество андроидов, запрограммированное на выполнение определенных действий? Может быть, это «муравейник» с занесенными кем-то техническими «инстинктами»? Или некий «спящий мир», погруженный в полудрему собственным странным метаболизмом?
Земляне бьются в поисках ответа, на глазах теряя понимание собственной миссии. Их уже не интересует то, с чем они вернутся на родную планету, главное — отклик любой ценой. Радикально настроенная группа молодых ученых, возглавляемая помощником капитана, в безумии унижения готова устроить образцово-показательный взрыв на центральной площади столицы, лишь бы добиться ответной реакции. Командиру и его сторонникам удается блокировать группу, но жажда разрушения расползается по кораблю, как чума…
Земляне, пытаясь остаться людьми, удержаться на грани человечности, когда никакие писаные законы и правила уже не действуют, принимают решение покинуть планету. Их поражение очевидно и чудовищно, ибо произошло не в момент космической схватки или «битвы умов», а по причине банального отсутствия хоть какого-либо интереса к представителям развитой, гуманной, «продвинутой» цивилизации.
Здесь бы автору и закончить повествование. Все уже сказано, литературная идея заявлена и решена. Но остается идея фантастическая, и автор не может лишить читателя разгадки. Придерживаясь логики жанра, можно лишь поаплодировать такому решению.
Оказывается, одна из противоборствующих групп на корабле попыталась проанализировать язык туземцев. И выяснилось, что при внешнем подобии земным он начисто лишен такой категории, как полисемия. Любое понятие в чужеземном языке адекватно лишь одному предмету/явлению/действию. Помимо этого, слова обладают минимальной валентностью, то есть способны сочетаться лишь с несколькими речевыми единицами в строго определенной позиции. При такой структуре в языке должно быть невероятно много понятий, но число их относительно невелико.
Поясним на примере. Слово «стол» в человеческом языке может подразумевать и стол на четырех ножках, и на трех, и обеденный, и письменный, и журнальный столик — до тех пор, пока говорящий не ввел дополнительную характеристику, а затем еще одну, и еще. Стол в языке туземцев — только «квадратный, с четырьмя ножками, гладкой темно-зеленой поверхностью, тремя выемками для сосудов с жидкостью». В результате никаких несоответствий и непонимания между говорящими не возникает, но в таком случае разнообразных вариантов слова «стол» должно быть не менее сотни — и того мало. А их — всего десяток.
По сути, как заметил руководитель группы, здешний язык напоминает не очень объемный энциклопедический словарь, где каждое слово равно подробной словарной статье.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});