Глава 7
В которой Миша ищет себе собеседника, теряет родственника, наблюдает за дуэлью и узнаёт много нового
Догнать этого Фаррела Оррина — не имя, а сплошное рычание — мне так и не удалось. Лошадёнка, на поверку, явно не стоила уплаченных за неё денег. Может, на небольших дистанциях она и могла уверенно добраться из пункта «А» в пункт «Б», но уже к вечеру второго дня пути начала демонстрировать неуважение к всаднику. И, к тому же, дала понять, что никакого аллюра, кроме шага, отныне я от неё не дождусь.
Меня не оставляло ощущение, что какие-то неведомые и, стопроцентно, зловредные силы замкнули дорогу в кольцо и из этой колдовской окружности я уже никогда не выйду. Так и сдохну у очередного куста, как две капли воды похожего на сотню точно таких же, оставшихся за спиной. Дошло до того, что я начал пристально всматриваться в дорожную пыль, почти уверенный, что очень скоро увижу в ней свои собственные следы.
Следы были. Не мои, это я утрирую… хотя кто их разберёт. Время от времени по этому тракту явно кто-то передвигался. Правда, я пока никого не встретил, даже волки перестали беспокоить меня воем. Вообще, если подумать, идиллия — густые кроны деревьев смыкаются над дорогой, время от времени сквозь листву пробиваются солнечные лучи, воздух чистый и прохладный. Только вот однообразие утомляет. Правду говорят, что за хорошей беседой любой путь кажется короче. С лошадью поговорить, что ли?
— Ты не могла бы двигаться быстрее?
И ухом не повела, скотина. Интересно, у неё есть имя? Надо было спросить, но я как-то не подумал об этом. С другой стороны, я не специалист в этом деле, но почему-то всегда считал, что лошадям имена, присваиваемые им людьми, глубоко индифферентны. Собаки — те своё имя помнят… ну, по крайней мере, если позовёшь — прибежит. Кошка — та ещё подумает, в конце концов, каждая кошка искренне убеждена, что хозяйка в доме именно она, а эти двуногие дылды — просто устройства для кормления и чесания. Нет, ну лошадям имя иметь положено. Надо бы что-то придумать. Не в том смысле, что я ей буду орать — «эй, как-там-тебя, дуй сюда», и она сразу же прибежит, весело потряхивая хвостом, а просто раз уж эта волчья сыть для меня сейчас единственный собеседник, то неудобно как-то без имени получается.
Итак, тварь ленивая, ты у меня будешь… Россинант? Слишком много чести, да и с полом накладочка выходит. Изольда? Хм, почему Изольда? Местный колорит сказывается? Фрося, вот — самое оно. Фрося, ленивая, с хронически унылой мордой и выражением глаз типа «ой, как вы все меня достали».
— Фрося, жрать хочешь?
Тоскливый взгляд в ответ, в котором нет ни капли благодарности за только что обретённое имя. Или готовности к диалогу. Жрать она хочет всегда, я подозреваю, это потому, что процесс прореживания придорожной зелени несовместим с погоней за Леночкой и сопровождающим её всадником. Или это она его сопровождает?
Вот, кстати, характерный аспект неспешного путешествия в одиночестве. Лезут в голову всякие мысли, одна лучше другой. Хорошо, догоню я этого Фаррела. А дальше-то что? Попрошу вежливо — «господин хороший, девушку отдайте-ка, я её домой отвезу, к папе с мачехой». Сразу возникает два вопроса. Во-первых, а хочет ли Лена возвращаться в отчий дом, из которого сама же и сбежала? Во-вторых, он сразу меня проткнёт чем-нибудь острым, или сперва поглумится?
В принципе, я верю в человеческую доброту. Я вполне могу допустить, что этот всадник способен бросить медную монету нищему, накормить голодного, защитить слабого. Тот факт, что этот, возможно, добрейшей души человек воспользовался ситуацией и захомутал беспомощную девчонку себе в рабыни, пользуясь законом, о котором она и не слыхивала, ни о чём не говорит. Одно другому не мешает, бал правят традиции. Облагодетельствовать убогого — традиция. Обзавестись персональной рабыней — тоже. Можно ли осуждать дикаря из племени мумбо-юмбо за привычку обедать человечиной? Ведь он искренне верит, что всё делает правильно, в полной гармонии с местной моралью. Так поступали его отцы и деды, так действуют друзья и соседи, а тут вы явились со странными утверждениями, что человеков кушать низзя. С такими претензиями можно и самому на праздничный обед угодить. В качестве главного блюда.
— Фрося, ты хочешь, чтобы тебя съели?
Кажется, она согласна стать шашлыком, лишь бы её не заставляли тащиться в какую-то неведомую даль.
— Дура ты, Фрося. Даром, что философский вид на свою морду напускаешь.
Мораль сей басни такова — всадник Фаррел «в законе», а я тут как раз выступаю в роли того миссионера, что пытается перетянуть людоедов в вегетарианство. Возмутитель спокойствия. А что правильное общество должно сделать с возмутителем спокойствия? Правильно, изолировать его от себя, дабы не мешал жить по заветам отцов и дедов. Вот Фаррел меня и изолирует — и ведь прав будет.
Интересно, сколько стоит рабыня?
— Как думаешь, Фрося, молодая, но очень худая девка стоит больше, чем старая и ленивая лошадь? Если меньше — я тебя на Лену махну не глядя.
Есть такой анекдот. Турист, проживший месяц в пустыне, рассказывает: — «Сначала ты разговариваешь сам с собой, через неделю начинаешь разговаривать с ящерицами, через две понимаешь, что они с тобой говорят. А потом оказывается, что ты их с интересом слушаешь». Не знаю, как тот турист, но неделю я свёл к трём дням и с лошадью уже говорю. Вероятно, скоро она начнёт отвечать.
Ну ладно, а какие у меня варианты? Я сейчас не про Фросю, я про всадника и его рабыню. Вариант первый — дождаться, пока они устроятся на ночлег, после чего выкрасть девчонку. Эдакий Михаил Чингачгукович… неслышно подобрался, разрезал стягивающие юную деву путы, взвалил её на плечо — и бежать, бежать! Ну а Фрося, для полноты картины, тут же оборотится в полудикого мустанга и с удвоенным грузом на спине умчится от взбешенного рабовладельца. Вариант второй — устроить засаду и всадить аборигену стрелу в… ну, короче, куда-нибудь, чтобы стал посговорчивее. Самый, замечу, реалистичный вариант. А промахнусь — сделаю себе харакири. Если успею.
Есть путь честный и прямой. Выкупить у Фаррела