Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она все же не справилась с нервами. Она стояла передо мной и плакала, закрыв лицо руками. Меня терзало отчаяние. Я сам был готов зарыдать, кричать и ругаться, а еще лучше схватиться бы с кем-нибудь в дикой драке - кулаками и зубами. Еще никогда я так не любил Елену, как любил ее сейчас. И еще никогда между нами не было такого барьера, такой стены непонимания и ошибок. Я готов был биться головой в эту непроницаемую стену отчуждения, но голова не могла пробить ее, требовались слова, только я не находил таких слов. Я был иной, чем всегда думал о себе. Я чувствовал, что если она не перестанет плакать, я сам упаду перед ней на колени и буду губами пить ее слезы, и просить прощения, и обещать все, что она пожелает. И с ужасом понимал, что делать этого нельзя, так бы мог сделать я прежний - тот человек, каким я ныне стал и какого еще не понимал в себе, ни ей, ни себе потом не простит такой слабости.
- Садись, Елена! - приказал я. - Не нужно противостояний. Поговорим спокойно.
- Поговорим спокойно, - покорно повторила она и села. В ней совершилась перемена. Она слишком много сил отдала борьбе с тем невидимым барьером, что останавливал меня. Она тоже чувствовала его и тоже не имела сил преодолеть. А я не знал, о чем говорить. Все, что я мог сказать, было мало в сравнении с тем единственно важным, о чем говорила она.
Я ухватился за подвернувшуюся мысль.
- Ты хотела мне отомстить, да? Памяти моей отомстить, ибо я уже не существовал, ты думала так…
- Ах, это! - сказала она устало. - Да, хотела. Памяти о нашей любви отомстить, вот такое было желание.
- Как же ты намеревалась мстить?
- Ну, как? У женщины есть только один путь. Изменить тебе, предать тебя, как ты изменил и предал…
- Стать подругой Гамова? - спросил я прямо.
Я знал, что она лгать не умеет. Все же какую-то минуту она колебалась, прежде чем ответить так же прямо, как спрашивал я.
- Думала и об этом. Возможно, и стала бы его подругой, если бы он проявил склонность. Но он дал понять, что я ему не нужна. Он не отделял меня от всех остальных женщин - и ко всем был одинаково равнодушен.
- Он старался ввести тебя в правительство, приблизить к себе…
- Как пешку в политической игре. Я это поняла еще до того, как тебя казнили. Ты ревновал, я видела это. Я не разубеждала тебя, мне была приятна твоя ревность.
- Ты могла отомстить с другими мужчинами.
- Андрей! - в ее голосе снова зазвенели слезы. - У тебя есть право бичевать меня за те слова при прощании, хотя виноват в них ты сам, твой обман, твоя игра, такая игра, что и теперь - вспомню - сердце останавливается. Но зачем меня унижать? Все же ты - это ты… Даже вымышленное тобой предательство… Оно было твоего масштаба… Да, с Гамовым я могла бы тебе изменить в те дни исступления. Он не захотел… Но других мужчин я бы сама не захотела - даже ради самой яростной мести. У меня нет дороги от тебя, Андрей. Одной навсегда остаться - да, могу. Сама уйти - нет, никогда!
Мы помолчали. Я старался не смотреть на нее. Я знал, что глаза ее полны слез и она сдерживается, чтобы они не хлынули. Видеть это было свыше моих сил. Я сказал:
- Поговорили, Елена… Чего ты хочешь?
- Хочу, чтобы ты вернулся ко мне, чтобы простил мне оскорбления, брошенные актеру в твоем облике… Вот чего я хочу! - И добавила с горечью: - А ты этого не хочешь.
- Неправда! - Дрожь сводила мне руки. - Я хочу того же, что и ты. Ты сказала: вернуться, стереть недоразумения и ошибки… Давай изменим последовательность. Подари мне время, чтобы стерлись во мне и твои, и мои ошибки. И тогда я вернусь. В наш общий дом вернусь. Повторю твои же слова: у меня нет пути от тебя, Елена!
Она порывисто схватила руками мои плечи, поцеловала меня в щеку и молча вышла.
Я не поднялся из кресла, только смотрел ей вслед. Я был так истерзан, словно меня били палками. Вдруг засветился экран. На экране возник Павел - он хмуро всматривался в меня. Я ничего ему не сказал, он ничего не спросил. Экран погас.
9
Гамов созвал Ядро. Проблем накопилось много, одна требовала немедленного решения. Флория волновалась. Недавно в ней с восторгом встретили армию Вакселя, а наших отступавших солдат кое-где исподтишка импульсировали. Пеано требовал от тыловых властей свободных дорог для войск, в мятежной Флории, крае болотистом и лесистом, обеспечить надежность было непросто.
- Прищепа, докладывайте обстановку у флоров, - предложил я.
Доклад не утешал. Флоры никогда не дружили с латанами, еще меньше приязни они испытывают к патинам. Этот замкнутый народец ревниво дорожит своей особостью, с презрением отвергает все чужое. Хмурые флоры незаурядны - талантливые поэты, художники, архитекторы, в последние годы появились неплохие ученые и инженеры, в воинской храбрости тоже не из последних. Но все достоинства флоров стираются перед их нетерпимостью к другим нациям, несовместимостью с теми, кто волей истории внедрился в поры их общества. Раньше это были патины - и распри доходили до войны. Сейчас это латаны - и вражда перенесена на них. Маруцзян пытался ослабить недовольство флоров большими подачками из государственного бюджета. Доход флоров мизерен, земля скудна и ее не хватает, нет своего угля, нефти, газов, металлических руд, хлопка и прочего. Только трудолюбие флоров поддерживает их существование, но до бюджетных подачек Маруцзяна скудость была типична - деревянные лачуги, cвечи, примитивные орудия труда, примитивные больницы, кустарные мастерские. Сейчас Флория, пожалуй, самый благоустроенный регион страны, но доброты к латанам государственная щедрость не добавила, даже наоборот. Раньше они просто недолюбливали латанов, сейчас исполнены к ним пренебрежения - вот, мол, как мы живем, а как вы живете? Ибо мы не чета вам! Не благодарность, а высокомерие - такие черты порождены у флоров щедротами Маруцзяна. Возможны нападения на дороги, диверсии в городах. Во Флорию нужно ввести охранные войска, чтобы сохранить спокойствие.
- Флоры - самая малочисленная народность в государстве, - сказал Аркадий Гонсалес. -
- Хроники Гонзо - Игорь Буторин - Юмористическая проза
- Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд - Классическая проза
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза