ни приведен тебя… Ты настоящий раб и игрушка любви». Ссора божественных Зевса и Геры напоминает обычную супружескую «разборку» в рядовой эллинской семье.
Почему же Лукиан столь откровенно «дискредитирует» богов? Он творил в такое время, когда кризисные явления, охватившие все стороны жизни, затронули и мифологическое мировоззрение. Сама жизненная практика вызывала сомнение во всесилии богов, в том, что прежде казалось непогрешимым, чуть ли не святым.
Конечно, кризис мифологического мировоззрения – явление, характерное для разных народов. Пример тому – древние скандинавы. Этот вопрос, например, рассматривается в курсе «Зарубежная литература средних веков и эпохи Возрождения». В песне «Словесная распря Локи», входящей в древнескандинавский мифологический сборник «Эдда», боги предстают в весьма неприглядном виде. Локи, бог огня и раздоров, на пиру обнажает весьма неприглядную подноготную своих «коллег» по скандинавскому Олимпу; он характеризует их как трусов, лицемеров, прелюбодеев. В литературе XX в. мы станем свидетелями того, как в тоталитарных государствах возведенные на пьедестал всеведения и могущества обоществленные вожди и диктаторы после своей смерти или падения меркнут, предстают в негативном, лаже комическом свете; таков, например, Большой Брат в антиутопии Оруэлла «1984».
«РАЗГОВОРЫ ГЕТЕР». Во многих лукиановских сочинениях чувствуется дыхание реальной, повседневной жизни. Сатирик верен принципу: оставаться серьезным и насмешливым одновременно. «Лучше всего писать о том, что сам видел и наблюдал, – формулирует он свое писательское кредо. – Я один из многих, из гущи народа», – добавляет Лукиан. Не случайно его называют «газетчиком», «журналистом», «фельетонистом» античного мира. В этих определениях, однако, нет принижения Лукиана: они лишь подчеркивают достоверность, документальную основательность его свидетельства о нравах и быте своего времени.
Таковы его «Разговоры гетер», облеченные в излюбленную форму диалога: эти полтора десятка живых сцен предлагают емкие и колоритные характеры жриц любви, воспроизводят разные пикантные ситуации. Героини диалогов – не те прекрасные обольстительницы куртизанки, подруги философов и поэтов, воспетые поколениями эллинских стихотворцев от Анакреонта до Овидия и Марциала. Лукиановские гетеры прозаичны: юные и многоопытные, наивные и алчные, интересы которых «зациклены» исключительно на отношениях с любовниками и разных ситуациях, сопряженных с их ремеслом. Новизна Лукиана в том, что мир гетер показан «изнутри», дан через их восприятие.
Гетеры конкурируют между собой. Гликера жалуется своей подружке Фаиде, что некий воин, ахарнянин, ее сожитель, сошелся с ее ближайшей подругой Горгоной, отбившей его у нее. Фаиде остается лишь дать опечаленной гетере совет: распроститься с воином и начать «отбивать» другого. Нередко наставницами гетер выступают их любящие родительницы. Мать Филинны упрекает дочь за то, что на пирушке та вела себя с рискованной развязностью по отношению к приятелю своего любовника Дифила. Филинна объясняет матери, что и Дифил многое себе позволял. Тогда мать напоминает дочери об их бедности: Дифил – источник их существования, а потому рискованно оскорблять клиента, даже памятуя о том, что «любящие отходчивы».
Уроки житейской расчетливости преподает юной Коринне ее мать Кробила. Она надеется, что дочь станет профессиональной гетерой, а это вызывает у Коринны слезы. В ответ мать расписывает успехи некой Дафниды, которая, став на путь гетеры, вела себя расчетливо, внешне скромно, ловко выманивая у клиентов деньги и подарки. Кробила лелеет розовую мечту: другие девушки будут не без зависти говорить друг другу: «Видишь, как Коринна, дочь Кробилы, разбогатела и сделала свою мать счастливой-пресчастливой».
«Науку жизни» преподает дочери-гетере Мусарии другая заботливая мамаша. Она упрекает дочь в том, что Мусария примирилась с поведением своего любовника Херея, который, будучи отпрыском состоятельных родителей, скуп на подарки, ограничиваясь признаниями в любви и обещаниями в перспективе жениться. Похоже, Мусария увлечена красавцем Хереем, верит его клятвам. Дочери не по душе советы матери нарушить верность Херею, а обратить внимание на других, более состоятельных клиентов.
Впрочем, далеко не все гегеры демонстрируют холодное корыстолюбие. Молодые девушки нередко влюбляются в своих «клиентов», сами делают им подарки, мечтают обрести с ними нормальную семейную жизнь. Женская хитрость уживается в них с трогательным простодушием.
В качестве наставниц молодых гетер обычно выступают их более опытные приятельницы. Они дают советы в некоторых возникающих ситуациях, ненавязчиво учат искусству обольщения. Альпелида, гетера с двадцатилетним стажем, убеждает юную Хрисиду, что крайне полезно разжигать в любовниках ревность, даже если это может привести к побоям.
В диалогах воспроизводятся типичные ситуации, в которые попадают гетеры, обычно непостоянные, их поведение зачастую определяется корыстным интересом. Обедневший Дорион тщетно пытается возобновить связь с Мирталой. Он перечисляет подарки, которые когда-то ей дарил. Миртала же похваляется подношениями от нового любовника, хитоном и ожерельем. Ее не смущает, что очередной клиент – стар, лыс, а лицо «цвета морского рака». Однако профессия гетеры сопряжена с риском, с неожиданными неприятностями. Как правило, буйно и нагло ведут себя воины-наемники, возвращающиеся домой с награбленной добычей; при этом выясняется, что их подруги за время отсутствия присмотрели себе новых приятелей.
КРИТИКА ШАРЛАТАНОВ И ЛЖЕФИЛОСОФОВ. Объектами язвительной сатиры Лукиана оказываются представители весьма распространенной категории – обманщики, рядящиеся в одежды «пророков» и «философов». В диалоге «Александр, или Лжепророки» главный «герой» некий Александр – шарлатан; для появления его и ему подобных имелась питательная почва. С ним писателю довелось познакомиться лично. Александр провозгласил себя сыном бога врачевания Эскулапа и без стеснения водил за нос людей, доверчивых и малообразованных, прибегая к примитивным фокусам. Лукиан, человек острого, проницательного ума, вызвал ненависть Александра. Когда писатель отправился в плавание, «пророк» договорился с капитаном корабля, чтобы тот умертвил Лукиана, а труп выбросил в море. Но заговор был раскрыт, Лукиан спасся. Писатель, однако, не смог отомстить Александру, пользовавшемуся покровительством сильных мира сего. «Пророк» же отмерил себе жизнь в 150 лет, но, не прожив и половины, умер жалкой смертью.
Судьба свела Лукиана и с другим чудодеем и аскетом, Перегрином, который уверовал в собственное божественное предназначение. В очерке «О кончине Перегрина» Лукиан рассказал, как во время Олимпийских игр в 164 г. Перегрин, любивший называть себя Протеем, обуреваемый жаждой славы, при огромном стечении народа прыгнул в пламя костра. «Таков был конец Перегрина, – пишет Лукиан, – человека, который, выражаясь кратко, никогда не обращал внимания на истину, но все говорил и делал в погоне за славой и похвалами толпы…». Фигуры, подобные Александру и Перегрину, были «знаковыми» для кризисного времени, весьма влиятельными и популярными, ловко паразитирующими на настроениях растерявшихся, наивных, а то и просто невежественных людей…
ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ. В очерке «Как следует писать историю» Лукиан представил свою эстетическую позицию. Историк должен обладать, по Лукиану, «государственным чутьем и умением излагать», способностью изъясняться лаконично и живо, анализировать факты. Быть искренним и правдолюбивым. Заботиться не