Читать интересную книгу Эволюция - Стивен Бакстер

Но жалкие останки Негодника оставили свой след в этом мире: тех капель влаги, которые уловила эта зарытая в землю чуть выпуклая крыша черепа, оказалось достаточно, чтобы помочь расти ямсу.

Без малейших признаков любопытства Камешек сжал кулак. Небольшой череп рассыпался в тонкие осколки, и он позволил им упасть обратно в яму. Он взялся за своё орудие для рытья; там ещё оставалась часть корня, которую нужно было выкопать.

И в этот момент его взгляд остановился на незнакомцах.

Он присел за обрывом, сдерживая дыхание.

Это были охотники; он сразу видел это. Они следовали по старому следу слонов. Слоны шли к воде, а где была вода, будет много животных, включая существ среднего размера вроде оленей, на которых предпочитали охотиться люди.

Их было четверо, трое мужчин и женщина, все взрослые. Когда они шли, ноги охотников двигались размеренно и мощно, а туловища были наклонены немного вперёд. Это была походка сильного существа, а не изящного или быстрого: в охотниках совершенно не было быстроты Дальней. Густые бороды покрывали тёмные мужские лица, а женщина повязала свои длинные волосы сзади кусочком кожи. В отличие от Камешка, эта группа носила одежду: всего лишь куски шкуры, не сшитые и повязанные вокруг тела при помощи полос кожи или плетёной коры. Камешек разглядел на одежде следы от укусов. Кожу обрабатывали, жуя и растягивая её зубами, и основной функцией этого большого костяного гребня над бровями Камешка было обеспечить прикрепление мускулатуры для челюстей, которые должны выполнять такую серьёзную работу.

И они несли оружие: тонкие деревянные метательные копья и короткие толстые колющие копья — большие сучья из твёрдого дерева с кусками камня, прикреплёнными к их концам каплями смолы и кожаными завязками. Это было оружие великанов, которое человек вряд ли смог бы поднять, не говоря уже о том, чтобы воспользоваться им в гневе.

Это были люди мощного телосложения, как вид самого Камешка. Но Камешек разглядел отметины охрой, нанесённые на кожу их лиц и рук. Собственное украшение Камешка состояло из вертикальных линий — штрихов, тонких линий и полосок, которые все указывали на небо — а эти люди носили нечто вроде поперечных полос, неуклюже нанесённых толстыми пальцами.

Это были чужаки. Об этом можно было судить по отметинам. А чужаки означали неприятности. Это было закон, который работал так же неизменно, как восход солнца, как прибывание луны.

Камешек ждал, пока пришельцы не скроются из поля зрения за редкими зарослями акации. Потом, так тихо, как позволяло его массивное тело, он побежал домой. Клубни ямса, которые он выкопал, были брошены на земле — вместе с его палкой-копалкой.

Камешек жил в своего рода деревне с четырьмя большими хижинами, выстроившимися вокруг расчищенного места. И всё же это была не деревня, поскольку его люди жили совсем не так, как будут жить любые из современных людей.

Тяжело дыша, Камешек стоял на центральной площади. Вокруг никого не было. Вблизи двери одной из хижин тлел огонь. Утоптанная земля была усеяна костями, растительными остатками, инструментами, подстилками из листьев и травы, подносами из коры, колышками, клиньями, сломанными копьями, выброшенными обрывками кожи. Повсюду царил беспорядок.

Хижины были грубыми и уродливыми, но пригодными для использования. Они были построены из толстых стволов молодых деревьев, воткнутых примерно кругом в отверстия в земле. Промежутки между деревьями были заполнены плетением из лозы и перекрывающими друг друга листьями, связками тростника, корой. Молодые деревья были пригнуты друг к другу, а их концы просунули поверх и понизу друг друга. Этот способ плетения легко узнал бы Капо, потому что за пять миллионов лет до этого он делал свои гнёзда на верхушках деревьев почти таким же способом: каждое необходимое новшество основывалось на том, что было до этого.

Хижины были старыми. Люди жили здесь много поколений. Грязь под ногами Камешка была полна костей его предков. Здесь люди чувствовали себя в безопасности. Это был их дом, их земля.

Но Камешек знал — теперь всё могло измениться.

Он поднял голову к выцветшему небу. «У-лу-лу-лу-лу! У-лу-лу-лу-лу!…» Это был крик опасности, боли, первый крик, который узнавал любой ребёнок после вопля, означавшего «покорми меня».

Вскоре сбежались люди — из хижин, с земель в округе, где они занимались собирательством и охотились. Они в беспокойстве окружили Камешка. Их было двенадцать: трое мужчин, четыре женщины, трое старших детей — включая самого Камешка — и двое младенцев, которых испуганно схватили матери.

Он пробовал рассказать им, что видел. Он указал туда, где видел незнакомцев, и пробежал несколько шагов взад и вперёд. «Другие! Другие, другие, охотники!» Он начал сложное представление с жестикуляцией и позированием, пытаясь ходить так же, как те сильные охотники, даже пробуя изобразить мимикой, как они будут бить людям по головам своими могучими кулаками.

Его аудитория была нетерпеливой. Они отворачивались, словно стремясь вернуться к сбору пищи, еде или сну. Но один человек наблюдал за представлением Камешка более внимательно. Это был приземистый человек, сложенный ещё мощнее, чем многие из остальных, а его лицо было изуродовано из-за несчастного случая в детстве, когда он разбил себе хрящ в большом мясистом носу. Этот человек, Плосконосый, был отцом Камешка.

Язык Камешка был скудным. Это была лишь цепочка конкретных слов без грамматики и без синтаксиса. И через миллион лет после Дальней разговор по-прежнему оставался главным образом социальным навыком, который фактически использовали главным образом для болтовни. Чтобы передавать подробности или сложную информацию, нужно было повторяться, использовать бесконечное многословие — и ещё пантомиму, жест, представление. Кроме того, Камешек должен был убедить свою аудиторию. Взрослым было трудно принять то, что должен был сказать Камешек. Они не могли представить себе чужаков. Он мог бы лгать или преувеличивать: в конце концов, он был лишь немногим больше, чем ребёнок. Для них единственным способом измерить его искренность были страсть и энергия, которые он вкладывал в своё исполнение.

Так всегда и было. Чтобы заставить кого-то слушать, нужно было кричать.

Наконец, Камешек сдался и присел в грязи, тяжело дыша. Он старался.

Плосконосый опустился на колени рядом с ним. Плосконосый верил своему сыну: в его исполнение было вложено слишком много, чтобы это было неправдой. Он положил руку на голову сына.

Уверенный в своём отце, Камешек коснулся его руки. На ней он нащупал ряд длинных и прямых шрамов, направленных по линии предплечья. Эти шрамы не были отметинами ни от какого животного. Плосконосый сам нанёс их себе острым лезвием каменного ножа. Камешек знал, что, когда он подрастёт сам, он тоже будет участвовать в такой же игре, в таком же самоистязании — молча и с усмешкой: это было частью того, чем был его отец, частью его силы, и Камешек ещё раз вспомнил об этом, поглаживая эти шрамы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});