Читать интересную книгу Роковой самообман - Габриэль Городецкий

После берлинской встречи Сталин разрывался между желанием не допустить немцев к Проливам и боязнью, что любое сотрудничество с англичанами на Балканах может спровоцировать немцев и послужить англичанам средством втянуть СССР в войну. Обращение Сталина к сложным дипломатическим ходам показывало, что он отдает себе отчет в слабости Красной Армии, серьезно покалеченной репрессиями 1937–1938 гг. Поэтому неустанно прилагались усилия, чтобы повысить боеготовность армии и, самое главное, ее роль как рычага, когда придется торговаться на грядущей мирной конференции, которая, как надеялся Сталин, разрушит Версальскую систему и восстановит положение Советского Союза как великой державы. Когда соберется мирная конференция, Советский Союз, считал он, будет достаточно силен, чтобы возместить все прошлые и нынешние обиды.

Острое ощущение угрозы Советскому Союзу со стороны Германии заставляло Сталина идти по проволоке, отчаянно добиваясь и политического урегулирования, и восстановления Красной Армии. Основные директивы Генерального штаба за 1941 г., впервые рассмотренные здесь, показывают, что Сталин, будучи полностью в курсе масштабов развертывания немецких войск, лихорадочно пытался реформировать армию весной 1941 г. Подобные меры детально обсуждались на особом совещании Верховного командования в Кремле в декабре и апробировались в ходе двух комплексных военных учений в начале 1941. Предполагаемым условием и на тех, и на других учениях являлось немецкое вторжение в Советский Союз. Итоги учений нашли отражение в планах мобилизации и развертывания войск, подготовленных генералом Жуковым, вновь назначенным начальником Генерального штаба, весной 1941 г. Была возрождена изощренная военная доктрина, разработанная в середине 1930-х гг. под руководством генерала Тухачевского, позднее репрессированного и расстрелянного. Прилагались огромные усилия, чтобы ускорить укрепление новых границ, установленных в 1939–1940 гг., но это так и не было доведено до конца, когда Германия напала на СССР.

В середине апреля 1941 г. начальник Управления военной разведки генерал Голиков передал Сталину тревожный рапорт о массовом движении войск из Германии к советской границе. Сталин согласился, что, несмотря на большие успехи, Красная Армия еще далеко не готова к бою. Перестановки в Верховном командовании мешали перестройке в армии: за один-единственный предвоенный год сменились три начальника Генерального штаба. Поток рапортов от командиров дивизий обнаруживал серьезные внутренние недостатки. Поэтому единственным решением мог быть временный компромисс с немцами. Заключение соглашения о дружбе с Югославией в начале апреля 1941 г. вовсе не преследовало цель дать отпор Гитлеру, как утверждают до сих пор. На волне народной поддержки, после того как в Белграде в результате переворота пришло к власти независимое правительство, Сталин надеялся удержать Гитлера от перенесения войны дальше на восток и вернуть его к идее мирной конференции. Драматические переговоры между югославами и русскими фактически были подчинены общему желанию предотвратить войну, а не организовать эффективное сопротивление Гитлеру. Если бы все-таки начались военные действия, Сталин собирался вернуться на позицию нейтралитета, поощряя при этом югославов, чтобы они связали вермахт по крайней мере на два месяца, после чего погодные условия вынудили бы немцев отложить кампанию до следующей весны. Большие надежды Наркомата обороны, поддерживаемые Молотовым, оказались беспочвенными, так как Югославия была оккупирована всего за десять дней с момента немецкого вторжения. Перед Сталиным оказались почти не понесшие потерь силы вермахта, развернутые по всей границе раньше, чем он ожидал, прежде, чем начался диалог с Гитлером, которого он добивался.

Следует обратить внимание на два аспекта примиренческой политики Сталина. Один из них — это драматичное решение распустить Коминтерн, который он считал главным камнем преткновения на пути к будущему сотрудничеству с Германией. Второй — пакт о нейтралитете с Японией, подписанный в апреле 1941. Смысл этого пакта не в том, чтобы уменьшить угрозу войны на два фронта, как до сих пор считают. Это был скорее позитивный шаг, сопровождавшийся сходными попытками примириться с Италией и воскресить идею Риббентропа, чтобы Советский Союз присоединился к Оси. Удивительным открытием в российских архивах стал тот факт, что эти напрасные надежды питал и германский посол в Москве, граф Вернер фон Шуленбург, впоследствии один из лидеров неудавшегося заговора против Гитлера в 1944 г. Не сумев убедить Гитлера в безумии войны против Советского Союза, Шуленбург выступил в Москве с несанкционированными инициативами, чтобы предотвратить войну. Во время нескольких тайных встреч за завтраком с представителями советского руководства он побуждал Сталина предпринять шаги, которые, как он думал, приведут к возобновлению переговоров, начатых Молотовым в Берлине прошлой осенью. Шуленбург, так же как Криппс и Майский, отвлекал внимание Сталина от истинной опасности, постоянно подчеркивая необходимость задобрить Германию, пресекая слухи о войне, исходящие из Лондона. Он усугублял глубоко укоренившиеся подозрения Сталина, что после фиаско в Греции и Северной Африке Черчилль стремится втянуть Советский Союз в войну, чтобы ослабить натиск немцев на Англию.

Сталин, не желая считаться с возможными последствиями ошибки, твердо следовал своей примиренческой политике и старался избегать провокаций любой ценой, и это, вероятно, единственный наиважнейший фактор, обусловивший катастрофу, постигшую русских 22 июня. Одним из тяжких его последствий являлось возрастание недоверия Сталина к военным в решающий месяц перед нападением Германии на СССР. Более чем когда-либо Сталин выступал приверженцем дипломатии в своих попытках умиротворить Гитлера и хотя бы отсрочить войну, если не избежать ее. Югославский эпизод обозначил водораздел. Как до него Чемберлен, Сталин был загипнотизирован германской мощью и выбрал дипломатическое решение. Но, обращаясь к опыту английского «примиренчества», он все же не пренебрегал военной силой, и процесс восстановления армии шел, когда разразилась война.

На желание добиться соглашения с Германией любой ценой сильно повлиял и страх, как бы провокации англичан не вовлекли СССР в войну. Вопреки мнению Черчилля, массовое сосредоточение немецких войск на востоке в Лондоне неизменно, вплоть до первой недели июня 1941 г., интерпретировали как средство давления, применяемое немцами, чтобы обеспечить положительные результаты на переговорах, которые, как воображали в Англии, ведутся между СССР и Германией. Сведения, представленные здесь, показывают, что предостережение Черчилля Сталину по поводу развертывания немецких войск, сделанное в апреле, вовсе не стало вехой в образовании Большого Альянса, а фактически принесло обратный результат. Сталин отвернулся от главной подстерегавшей его опасности, подозревая, что Черчилль намеревается втянуть СССР в военные действия. Его ложные выводы только подтверждались несанкционированными дипломатическими инициативами Криппса. Криппс, не разделявший концепцию своего правительства относительно неизбежного советско-германского соглашения, считал, что единственный эффективный способ привлечь русских на сторону Англии — это сыграть на их боязни сепаратного мира. Его предостережения, подкрепленные слухами, исходившими из Форин Оффис, оказались крайне неуместны, так как всколыхнули в душе Сталина давние страхи.

Несмотря на чистки, нанесшие большой ущерб советской разведке, она оставалась весьма эффективной и не страдала от недостатка информации. Однако и она не была свободна от общей проблемы всех разведок: информация, представляемая руководству, предварительно анализировалась и просеивалась, что приводило к тенденциозному прочтению материала. В массе разведывательных сведений, скапливавшихся на столе у Сталина, было достаточно двусмысленности, чтобы убедить его, будто нападение может быть отсрочено или, по крайней мере, начнется в тот момент, который он сам выберет, если правильно разыграет свои, дипломатические карты. Сообщения разведки указывали на возможность раскола между Гитлером и вермахтом: Гитлер надеется добиться своего путем переговоров, а вермахт хочет войны. Это лишь усиливало уверенность Сталина в том, что объявить общую мобилизацию и начать развертывание войск на границе равносильно началу военных действий. Фактически его не вводили в заблуждение ни германская разведка, ни его собственные спецслужбы. Он явно поддался самообману, постоянно находя рациональные на вид оправдания своих ложных представлений.

В свете этого история с полетом Рудольфа Гесса, заместителя Гитлера, с миссией мира в Англию 12 мая 1941 г. представляет собой ключ к пониманию советского отношения к надвигающемуся конфликту. Совсем недавно обнародованные английским правительством документы свидетельствуют о поразительной попытке МИ-6, с подачи Форин Оффис, использовать дело Гесса «как обманку» с помощью тайных разведывательных источников, чтобы помешать русским заключить соглашение с Германией. Эта дезинформация, казалось, подтверждала мнение Сталина о существовании раскола внутри германского руководства и о том, что Гесс добивается мира с Англией, чтобы убедить Гитлера снять все оговорки по поводу кампании против СССР. Как надеялась британская разведка, такая информация внушит Сталину мысль объединиться с Англией, пока не поздно, вместо того чтобы стремиться к соглашению с Германией. Однако в Кремле она произвела обратный эффект, укрепив уверенность, что слухи о войне действительно фабрикуются в Лондоне в попытке вовлечь СССР в ненужный конфликт.